Щекочу нервы. Дорого (сборник) - Андрей Дышев

– Где ты был вчера днем? – спросил Воронцов Миколу.

– Днем? – писклявым голосом переспросил Микола: напряженные из-за тяжелых размышлений голосовые связки неожиданно дали петуха.

– Да, днем. Перечисляй по часам – где был, что делал.

Спокойный, даже доброжелательный тон следователя немного успокоил Миколу. Беспрестанно поглядывая на участкового – свой как-никак, упрягинский! – он проговорил:

– В одиннадцать я в городе был, в больнице. Потом на рынок заехал, а оттуда уже домой.

– Что ты делал в больнице? – спросил Воронцов.

– Жену навещал. Она у меня на сохранении лежит. Я ей лекарства отвез.

– А на рынке?

– Затоварился.

– Продал что-нибудь?

– Да что я продать могу? У меня на продажу нет ничего, – более твердым голосом ответил Микола и даже усмехнулся, словно иронизируя по поводу своей бедности.

– Что ж ты, до города порожняком ехал? Даже мешка картошки или яблок не прихватил?

– Порожняком, – кивнул Микола. – Картошки у меня самого мало. А яблоки… Какие в этом году яблоки?

Воронцов остановился посреди комнаты, рассматривая свисающую с люстры липкую ленту, покрытую неподвижными мухами.

– Значит, ты затоварился и поехал в Упрягино? – уточнил он.

Микола начал ерзать, раскачиваться из стороны в сторону, словно у него вдруг нестерпимо заболел живот. Лицо его выражало муки продвижения к правде. Воронцов догадался, что Микола созрел и готов «расколоться». Помогая ему в этих тяжких родах, Воронцов повернулся к нему лицом, широко расставил ноги и сунул руки в карманы брюк. Его фигура выражала волю и справедливость.

– Так что ты хочешь сказать?

– Товарищ следователь! – наконец прорвало у Миколы. – Я вам скажу правду! Ну, сколько я этого товара набрал? Коробку шпротов, сто плавленых сырков, двадцать пять бутылок водки да десяток пачек порошковых супов. Все остальное подорожало, я даже брать не стал. Ну, возьмут у меня все, что привез. Сколько мне того навара останется? Копейки! Я и так самую малость в цены добавляю. Чтоб только на бензин хватило да на лекарства. На прошлой неделе жене двенадцать рецептов выписали! Где мне такие деньги взять? Вот что у меня есть… Вот вся наличка, мамой клянусь!

С этими словами он вскочил на ноги, сунул руки в тесные карманы и стал вытаскивать мятые мелкие купюры. Зажав их в кулаке, он протянул руку Воронцову.

– Забирайте! Забирайте! – громко крикнул он, начиная терять самообладание и скатываться в истерику. – Продукты можете забрать! Все забирайте…

Его голос задрожал, глаза заблестели. Воронцов вдруг быстро шагнул к Миколе, крепко сжал его руку с купюрами и влепил ему пощечину. От толчка Микола сел в кресло, растерянно хлопая полными слез глазами.

– Эти поганые деньги, – произнес Воронцов, склонившись почти к самому лицу Миколы, – ты будешь предлагать уркам в камере, чтобы они пореже окунали твою харю в парашу. Понял?

Реакция Воронцова была столь неожиданно грубой и жесткой, что не только Микола, но даже участковый и Довбня притихли и потупили очи, будто тоже были в чем-то виноваты.

– Ты что думаешь? – продолжал объясняться Воронцов. – Следователь из областной прокуратуры приехал в эту загаженную деревню ради твоего вшивого бизнеса? Ради твоих шпротов и супов?

Было видно, что Микола утратил способность что-либо понимать. Это было видно участковому и медику, но только не Воронцову.

– Труп где? – разделив слова долгой паузой, спросил Воронцов.

– Ка… какой труп? – заикаясь, переспросил Микола.

Воронцов выпрямился, шумно, через нос, вздохнул и снова принялся расхаживать по комнате.

– Что с женой? – неожиданно поменял он тему.

– На сохранении она, – пролепетал Микола. – Несовместимость крови… Лекарств в больнице нет, сказали, чтоб сам доставал. Вот я и зарабатываю как могу. Каждый день туда мотаюсь. То прогестерон привожу, то туринал…

– И ты хочешь меня убедить, – тихо процедил Воронцов, и лицо его вдруг расслабилось, – что, продавая порошковые супы нищим бабкам, ты зарабатываешь деньги на дорогие лекарства?

– Не только супы… – начал было объяснять Микола, но Воронцов его тотчас оборвал.

– Руки! – потребовал он и полез в задний карман брюк. – Руки покажи!

Микола, еще не успев понять, что сейчас произойдет, протянул следователю руки, но довольно неуверенно, ибо опасался вторично оскорбить его этим движением. Но Воронцов ничуть не оскорбился и натренированно защелкнул на его запястьях никелированные наручники.

– Теперь слушай меня, – быстро заговорил он, тяжело опираясь о плечо Миколы, будто у него вдруг потемнело в глазах или закружилась голова. – Наш дальнейший разговор должен быть очень коротким. Я предлагаю тебе два варианта. Первый: ты сейчас рассказываешь под протокол о том, как убил дальнобойщика и похитил из фургона телевизоры, которые затем отвез в город и продал оптовикам. Затем даешь мне подписку о невыезде, я снимаю с тебя наручники, и ты продолжаешь спокойно торговать до вызова в прокуратуру.

Казалось, глаза Миколы сейчас вылезут из орбит. Он даже начал привставать от изумления, но Воронцов надавил ему на плечо, возвращая в кресло.

– И второй вариант: ты продолжаешь упираться и не признаешься в убийстве. В этом случае я предъявляю тебе обвинение в незаконном предпринимательстве, совершенном организованной группой, гарантирую тебе пять лет тюрьмы и немедленно отправляю в следственный изолятор.

– Товарищ следователь… Товарищ следователь, – забормотал Микола, до боли сжимая руки, закованные в металл, – это какое-то недоразумение. Я никого не убивал, клянусь вам! Какие телевизоры? Я даже не понимаю, о чем речь!

– Не понимаешь? – усмехнулся Воронцов и покачал головой, словно был строгим учителем и отчитывал нерадивого школьника за мелкую ложь. – Не надо, золотце! Не надо лгать! Никто, кроме тебя, не мог вывезти по раскисшей дороге, где застревают даже грузовики, двести телевизоров!

– Какие телевизоры?! – взвыл от бессилия Микола и, уронив голову на колени, навзрыд заплакал. – Я не понимаю… не понимаю, что вы от меня хотите! Я никого не убивал! Ну почему я должен признаваться в этом?

– Мне очень жаль твою жену, – сочувствующе произнес Воронцов. – Не думаю, что ей кто-нибудь сможет помочь лекарствами… Участковый! – крикнул он, не оглядываясь. – Ищите тракториста и отправляйте подозреваемого в следственный изолятор! Я пишу постановление об аресте.

– Товарищ следователь! Товарищ следователь!.. – заголосил Микола.

– Разговор окончен! – оборвал его Воронцов и, сев за стол, вынул из кармана авторучку.

– Юрий Васильевич! – негромко позвал его участковый. Он зачем-то надвинул козырек фуражки на самые глаза. На его лице лежала тень. – Можно вас на два слова?

Участковый и Довбня стояли на крыльце. Медик часто затягивался сигаретой.

– Ну? – спросил Воронцов.

– Юрий Васильевич! – начал милиционер, избегая смотреть следователю в глаза. – Сердцем чую – не убивал Микола. Зря вы на него. Если б он на своем тракторе на луг ездил, то обязательно бы колея осталась.

– Что ж ты к своему сердцу только сейчас прислушался? – спросил Воронцов и перевел вопросительный взгляд на Довбню. – Кто всю эту кашу заварил? А?

– Знаешь, – произнес Довбня, покусывая губы и вращая глазами во все стороны, – навряд ли это он труп спер.

– А ты утверждал, что он.

– Сказать-то сказал. Да вот теперь думаю: покойничек килограмм на девяносто тянул. Как же этот худозадый бизнесмен смог один закинуть его в такой высокий кузов?

– Кто же в таком случае уволок труп? Или он сам на кладбище уполз?

Медик пожал плечами.

– Вот тебе урок: нельзя зря языком трепать, – менторским тоном сказал Воронцов, но развивать тему не стал. Вынул из кармана маленький ключ и кинул его на ладонь участкового. – Наручники с Хамарина можешь снять. И немедленно проводи дознание по факту незаконного предпринимательства. По полной программе и в соответствии с законом. Задача ясна?

Участковый хмурился и смотрел на ключ, лежащий у него на ладони, как на нож, предназначенный для совершения харакири.

– Юрий Васильевич, – взмолился он. – Да черт с ним, с этим Хамариным! Ничего особенного он же не натворил! Какое это предпринимательство? Считай, мелкая спекуляция. С него даже штрафа не возьмешь. К тому же больная жена…

Воронцов стиснул зубы так, что напряглись челюстные мышцы.

– Поручения следователя для дознавателя являются обязательными, – процедил он. – Еще раз повторяю: ты обязан провести дознание по факту незаконного предпринимательства, совершенного организованной группой. Если ты забыл, что это такое, то напоминаю: сначала допросишь Хамарина, потом свидетелей, затем произведешь обыск и выемку, возьмешь подписку о невыезде…

– Я все знаю, – перебил участковый.

Воронцов неожиданно улыбнулся, словно предлагал завершить этот неприятный разговор в официальном тоне. Он протянул руку и поправил перекосившуюся звездочку на погоне участкового.