Отверженный. Тёмная сторона частицы (СИ) - Дорин Михаил

Первая часть моего плана сработала – мои показания приняли и теперь будут их проверять. Осталось дождаться окончания проверки и надеяться, что меня раньше не прикончат.

Время после команды «отбой» прошло незаметно. Я и не обратил внимание, что в камере выключался свет на время сна. Пожалуй, никогда так крепко не спал, как сегодня.

- Подойти к двери, - возвестил механический диктор по окончании моей утренней трапезы.

Охранники не проронили ни слова, выводя меня из камеры. После вчерашнего заседания в допросной, я запомнил путь до своего блока. Сейчас мы точно шли иным маршрутом.

«Раздвижная дверь. Пост. Вторая дверь. Поворот вправо», - повторял про себя, запоминая дорогу.

За следующей дверью оказался Номер Три, чей голос узнал сразу. Он дал указание двум охранникам удалится, а сам повёл меня дальше. Несмотря на тёмный мешок на голове, я ощущал приближающийся запах хлорки и пота, а гул многочисленных голосов нарастал с каждым шагом.

- Вчерашний разговор с дознавателями пошёл мне на пользу, Номер Три? – сказал я, слегка повысив голос, чтобы меня можно было услышать сквозь мешок.

- Факт вашего перевода говорит сам за себя, - ответил он. Раздался металлический скрежет открытия решёток, и мы проследовали дальше. Мешок сняли с первых же шагов по бетонному полу. Первое впечатление от увиденного в своей прошлой камере не идёт ни в какое сравнение с этим местом.

Четыре яруса с пролетом посредине, сходящиеся под прямым углом к центральному узлу. Маленькие камеры, отгороженные от коридора решётками, напоминают загоны для животных. Каждый такой чулан, а по-другому эти небольшие комнатушки и не назовёшь, вмещал в себя по несколько человек. Мне казалось, что камера должна быть рассчитана на двоих. По факту в каждой до пяти-шести сидельцев.

Со всех сторон раздаются крики, свисты и аплодисменты. Количество советов как себя вести и пожеланий скорейшей смерти из уст арестантов примерно равное.

Кругом железо, замки, решетки и везде ограниченное пространство. Ничего не только лишнего, но и вообще ничего. Только полные клетки зверей в курнайском обличии. Пытаешься заглянуть им в глаза, чтобы понять, что там внутри, но это трудно. Лишь случайно натыкаешься на внимательный, острый взгляд.

- И как они тут все поместились? – спросил я.

- Слишком много развелось революционеров в последнее время, мистер Абсалон. Всех сажают вперемешку с простыми заключёнными, но вам повезло. У вас отдельная резиденция.

«Это не совсем, то на что рассчитывал, но главное было попасть на более мягкий режим», - подумал я. Правда, местной публике, одетой в чёрно-сине-серых тонах, особое отношение ко мне придётся не по душе.

Обстановка в новой камере несколько приятнее, чем в предыдущей. Пускай со стен и сыпалась обшивка, зато есть небольшое окно под потолком. Присутствует кран с умывальником, кровать, сбитая из деревянных листов, с матрасом и подушкой, пусть и дырявыми. Вторая кровать отсутствует, но для неё достаточно места. Одно неизменно – квадратное отверстие в полу осталось по центру.

Следующее утро началось с «приветственного» слова шепелявого А́филя.

- Никчёмные осы, подъём! Вы ещё не сдохли?! - выкрикнул он, выходя на центральный проход.

На подготовку к завтраку даётся не более двух-трёх минут, насколько я смог подслушать из соседней камеры. В этот момент кто-то не понравился А́филю или его коллегам. День этот ос начал в роли боксёрской груши, которую вытащили из камеры и принялись пинать по бетонному полу до конца прохода. После такой утренней встряски мало кому удастся продолжить свой день, стоя на ногах.

- Похоже, мы сегодня пойдём последними, - услышал я за стеной расстроенный голос одного из заключённых.

Как я успел заметить, вывод из камер здесь осуществляется весьма специфически. Открывается одна секция, состоящая из пары десятков мест содержания, арестантов выводят, приказывают занять упор-присед и сопровождают эту колонну тюремных «утят» на приём пищи. Как только они заканчивают есть, что длится не более десяти-пятнадцати минут, их возвращают обратно и выводят следующих. Секций в блоке одиннадцать и каждый день порядок приёма пищи меняется.

Когда очередь дошла до нашей секции, я понял причину расстройства своих соседей. Арестантам, которые попадают на приём пищи в последнюю очередь, она не достаётся. Они занимаются вымыванием посуды и чисткой столовой.

В тон интерьера камер, она представляла собой обшарпанный зал с несколькими раковинами. Свободное пространство заставлено прибитыми на огромные штыри к полу, столами и скамьями. Судя по тому, что многие из них расшатаны, кое-кто пытался их отодрать.

Если мне ещё хватало сил стерпеть чувство голода, то большинство заключённых буквально собирали объедки со столов и крошки хлеба с пола. За это им незамедлительно наносили мощные удары дубинками.

- Блатной ос, как тебе на новом месте? – спросил меня один из охранников, когда нас сопровождали обратно в камеру.

- Думаешь, ты теперь под защитой министерских? – прошепелявил А́филь.

- А что? Моё присутствие в допросной, помешало тебе вылизать им причиндалы? – огрызнулся я, за что выхватил удар по спине. Однако, другим охранникам моя дерзость пришлась по вкусу.

- О, какой ос нам попался!

- А́филь, давно мы по вечерам не прогуливались по центральной авеню Хапишана. Стоит заглянуть к нему сегодня, - произнёс охранник крупного телосложения, тыча мне в лицо дубинкой.

Визита ночью не произошло, как и следующие несколько дней. В перерывах между прогулками вприсядку, приёмами пищи и постоянными нагнетаниями обстановки со стороны надзирателей, мне удалось пообщаться со своими соседями. В основном – это жители аклана Охо и нескольких мега-кварталов.

- Попали под горячую руку правосудия, - сказал почтенного возраста курнаец. – Я работал на мусорном флайтере, вышел в мега-квартале 3-13 чтобы «загрузиться» отходами. Тут и попал под зачистку. Отбили все рёбра, дали какие-то бумажки подписать и сюда.

- Это ты дед зря. На тебя так и резню в аклане Охо повесить можно. Думать надо головой, - присоединился к нашей беседе молодой курнаец из другой камеры.

- А ты как попал сюда? – спросил я.

- Любишь ты вопросы задавать! Если бы не твои вечные перепалки с охраной, подумал, что ты из «красных» осов, - сказал молодой, намекая на то, что я мог бы быть стукачом местных надзирателей. – Мы с дружком разукрасили здание в центральном районе в цвета революционного флага. Во, видал?

Он задрал рукав и показал неоновую светящуюся татуировку. Это изображение местной птицы – картала. Я никогда не видел их в живую, но именно так себе и представлял этого величественного представителя местной фауны – четыре лапы, два больших крыла и раздвоенный тонкий хвост.

Сама татуировка выполнена в бело-синих цветах с красной звездой по середине. Именно такие флаги олицетворяли партию Уило Бриза и всего революционного движения на Эбису.

Мне тоже задавали вопросы. В основном пытались понять, почему посадили в более тепличные условия, чем всех остальных, но ответа не дождались. В мою легенду о том, что я мятежный военный с базы Атрас, скорее не поверили.

Однажды вечером дверь соседней камеры открылась и на центральный проход выволокли того самого молодого курнайца с татуировкой. Застегнув кандалы, ему приказали следовать к выходу, при этом оборачиваться запретили. Меня насторожило, что во всём тюремном блоке воцарилась тишина, нарушавшаяся лишь всхлипыванием молодого оса и его шарканьем по бетонному полу. Даже у меня в душе всё напряглось, будто внутри медленно сжималась пружина, готовая разжаться в любой момент.

Выстрел разнёсся по корпусу гулким эхом, слегка ударив по барабанным перепонкам. Та самая пружина внутри разжалась, уступив место слабому облегчению, что столь нервозная обстановка наконец разрядилась. Медленно, встав с кровати, я подошёл к решётке и увидел лежащее в нескольких метрах на центральном проходе тело молодого оса в луже бордового цвета. Спустя несколько секунд разговоры в блоке возобновились. К моей камере подошёл А́филь с ехидным выражением лица.