Апокалипсис (СИ) - Котов Сергей

Я все еще не осознал до конца масштаб потери. Старался не углубляться, не думать об этом — впереди тяжелая дорога и сложная работа; это я знал точно.

Но что-то внутри меня в тот момент, когда Гайя перестала отвечать, необратимо изменилось. Возможно, мы становимся по-настоящему взрослыми только тогда, когда теряем кого-то из близких.

Мы шли целый день, звериными тропами, ориентируясь по компасу. Все навигационные спутники всех систем были уничтожены еще в самом начале глобального конфликта, так что о навигаторах можно было надолго забыть, как и о других многочисленных благах цивилизации, вроде интернета, сотовой связи и прочего.

Ближе к вечеру мы вышли к просёлочной дороге, которой явно пользовались. Дорога вела в нужном направлении, так что идти стало намного легче, и мы ускорились. Но до темноты успели пройти всего пару километров.

Лагерь разбили возле дороги, прямо в лесу, за густым кустарником. Дозорные до темноты успели найти ручей метрах в пятидесяти, который питали холодные ключи, и нам удалось пополнить запасы воды.

Кипятили воду мы на газовых грелках, которые входили в походное снаряжение. На них же разогревали консервы из рационов. Экономить горючее и палить костры не было никакого смысла, особенно сейчас, когда мы толком не знаем, где находимся, какие населённые пункты вокруг и что за опасность может прятаться за ближайшим поворотом дороги.

Ужин прошёл в полном молчании. Те из нас, кто имел боевой опыт, сохранили хороший аппетит, но моим родителям пришлось куда хуже. Я видел, как мама и папа с трудом проглатывают каждый кусок. Даже хотел подойти к ним, поговорить — но вовремя понял, что этим сделаю только хуже.

Спать ложились в спальниках; индивидуальные палатки ставить смысла не имело — по ночам тут температура не падала ниже плюс десяти, да и дождя не ожидалось. Но перед тем, как лечь, я попросил всех тщательно обработать спальные места и одежду комбинированными репеллентами, которые помогали и от комаров, и от клещей. Первые под конец тёплого сезона были особенно злыми, и хоть вероятность встретить вторых была достаточно низкой в это время года — всё же мерами предосторожности пренебрегать не стоило. Учитывая масштабы неприятностей, которые они могли принести.

Мы с Каем стояли первую вахту. А утром, не сговариваясь, начали день с физических упражнений.

Ощущение почти забытых натруженных мышц неожиданно подняло настроение. Будущее перестало рисоваться в исключительно мрачных тонах, а все проблемы вдруг стали разрешимы.

В таком настроении я и двинулся в путь вместе с нашим отрядом, после завтра, который был довольно скудным: мы начали экономить припасы.

И почти сразу, буквально в километре от нашего ночного лагеря, мы наткнулись на очень приятный сюрприз. Брошенный армейский «Урал». Машину явно покидали в спешке — дверцы в кабине были распахнуты, а борт кунга откинут. Двигатель, видимо, тоже не заглушили — горючее было на нуле. И аккумулятор, конечно же, тоже оказался разряженным.

Я было приуныл, но спецы с армейским прошлом развернули вокруг машины бурную деятельность. Оказывается, аккумуляторы парапланов были снабжены многодиапазонными преобразователями. Специально для того, чтобы их можно было использовать как источники питания в самых разных случаях. И оставшегося запаса заряда в одном из них хватило для того, чтобы всего за пару часов реанимировать аккумулятор грузовика.

Горючее нашлось в кунге, в виде нескольких запечатанных бочек с соляркой. По оценке наших спецов, его запаса должно было хватить на пару тысяч километров, не меньше. А ещё в том же кунге нашёлся запас армейских сухпайков. Не так много, как хотелось бы — но теперь наше путешествие на Кавказ уже не выглядело фантазией группки безнадёжных оптимистов.

Всего через час мы загрузились в грузовик. В кабине поехали родители (я настоял, хотя отец долго отказывался) и Кай — по моей просьбе, как самый доверенный охранник, после того как от комфортного места отказалась Катя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Просёлок закончился через десяток километров. Началось старое, с колдобинами, но всё-таки асфальтированное шоссе. Стали попадаться указатели населённых пунктов, и мы остановились возле первого, чтобы сориентироваться по бумажным картам, которые тоже были в походных наборах.

3

Самым неприятным в дороге было населённые пункты, которые попадались на пути. Заражение было повальным; а бывшее человеческое жильё, похоже, манило существ, в которых превратились люди. Возможно, потому, что там легко было добыть пищу — мы неоднократно убедились, что они охотно жрали друг друга. Поймать лесных зверей было куда тяжелее.

В этот раз я ехал в кабине. Благодаря режиму я с успехом заменял профессионального штурмана — достаточно было периодически входить в него на несколько секунд, чтобы корректировать путь, ориентируясь на детали местности.

Когда, ближе к вечеру, мы проехали очередную заброшенную и, возможно, разграбленную деревушку под названием Кандры, краем глаза я уловил какое-то движение на обочине. Оно привлекло моё внимание, что было не таким, как уже ставшее привычным угловатое и бессмысленное мельтешение мёртвых людей.

Это было как тень, которая испуганно метнулась куда-то за кусты, когда мы приблизились.

— Притормози! — попросил я водителя, парня лет двадцати, бывшего спецназовца.

Тот послушно замедлил ход.

— Что там? — тревожно спросил он.

— Хочу посмотреть, — ответил я, — останови, пожалуйста.

— Точно? — переспросил водитель. Но нажал на тормоза. Грузовик встал на обочине.

Я не ответил. Открыл дверцу и спрыгнул на пыльный, утрамбованный грунт. Потом двинулся вдоль борта грузовика, доставая ПМ, который заменил мне привычный тюрвинг перемещения.

За кустами был поваленный забор, а в глубине зарослей, в которых угадывался бывший огород, темнел покосившийся сруб. Там, за полу отвалившейся дверью, в темноте, что-то двигалось. И это нечто точно не было ходячим трупом — те вели себя совсем по-другому.

Я осторожно приблизился ко входу. Тут пахло свежим костром и, кажется, чем-то печёным. От мёртвых так точно не пахло.

Доставая фонарик, я зашёл внутрь. Посветил перед собой.

У завешенного плотными гардинами окна, на полуразвалившемся диване сидел мальчишка, лет десяти на вид. Он смотрел на меня огромными глазами, в которых было больше усталости, чем любопытства, удерживая на руках худого кота окраса табби. Кот тоже глядел на меня, недовольно топорща вибриссы.

— Привет, — сказал я, опуская луч, чтобы не слепить ребёнка.

— П-привет, — ответил мальчишка, — так вы наши, — улыбнулся он, — я так и думал! Вы военные, да? Или спасатели?

— Наши, конечно, — я улыбнулся в ответ и сделал два шага вперёд по скрипучим половицам; мальчишка подтянул ноги, ещё сильнее вжавшись в диван, — кто же ещё?

— Ну эти, натовцы, которые бомбы бросали. Мама говорила, они нас оккупировать хотят и буду ещё наземные бои.

Я тяжело вздохнул. Потом попытался снова улыбнуться.

— Мы не военные, — ответил я, — надеюсь, что военных вообще больше не осталось!

— Правда? — у мальчишки даже глаза загорелись, — спасатели, значит! Здорово!

Он встал с дивана и, не выпуская из рук кота, подошёл ко мне.

— Нам остальных вытащить надо будет. Танька испугалась вообще сильно! Поэтому ты со мной не ходи, ладно? А то она не выйдет. Она странная немного… ну, после того как… а Колька маленький ещё. И Димка с ими, и Светка, но…

— Подожди секунду, — перебил я, собираясь спросить, где взрослые, но осёкся, вовремя сообразив что к чему, — подожди. Тебя-то как зовут?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Я Пашка, — ответил пацан, — а это Борька, — он приподнял кота, который возмущённо мявкнул, — Борька полезный, он крыс ловит. И белок. Белок мы жарить научились. Жалко, конечно, но жрать-то хочется. И Колька голодный был тогда…

— Ясно, ясно! — я поднял руку с ладонью, как бы успокаивая ребёнка, — ничего. Давай найдём остальных.