След Полония - Никита Александрович Филатов

в достаточном количестве, а главное — огромный научный потенциал, самые передовые технологии, прекрасно организованное промышленное производство. Недоставало только собственного ядерного реактора для получения оружейного урана — на атомную бомбу его потребовалось бы в обшей сложности около пятидесяти килограммов; вот в городке Бад-Сааров уже под самый конец войны и заработали три небольшие экспериментальные установки.

— Какова была их производительность? — поинтересовался итальянец.

— Ну, счет полученных изотопов урана, разумеется, шел на граммы! Однако это в любом случае означает, что в распоряжении Гитлера вполне могло быть некоторое количество высокообогащенного урана. Его не хватило бы для создания полноценной атомной бомбы, однако ученые-атомщики нацистской Германии пошли по пути сочетания расщепления ядра с ядер-ным синтезом, а также использования так называемых рефлекторов, заметно снижающих порог критической массы. По нашим данным, в мае сорок пятого им оставалось всего несколько месяцев до создания «гибридной» бомбы небольшой мощности, то есть тактического ядерного оружия…

Для того чтобы найти старика, много времени не понадобилось — списки офицеров спецслужб ГДР, а также негласных сотрудников органов госбезопасности после объединения Германии были опубликованы в немецких средствах массовой информации и до сих пор имелись в свободном доступе.

Значительно сложнее оказалось уговорить его встретиться.

И почти невозможно — вызвать на откровенность.

— Вряд ли это могло бы переломить ход войны — даже сами нацисты считали бессмысленным использование подобного оружия на Восточном фронте, против наступления советской армии. Скорее, «гибридную» бомбу, радиус действия которой не превышал тогда пятисот метров, планировалось применить для террористических актов в столицах стран антигитлеровской коалиции и на крупных промышленных предприятиях вроде британских военно-морских верфей или танковых заводов на Урале.

— Но ведь это могло бы стать достаточно эффективным средством давления на переговорах с союзниками, не так ли?

— Да, пожалуй…

Вот уже второй час отставной генерал-майор восточногерманской разведки Эгон Шмидт говорил с посетителем либо о том, что интересовало его самого, либо о том, что легко можно было прочитать на страницах газет и журналов, очень ловко и профессионально уходя от ответов на те вопросы, которые почему-то расценивались им как потенциально опасные.

Юный Эгон, студент математического факультета, был призван на военную службу в конце сорок первого и почти сразу же, вместе со своей артиллерийской батареей, оказался на подступах к советской столице. Долго мерзнуть в окопах ему не пришлось — русские танки начали неожиданно мощное контрнаступление, и рядовой Шмидт попал в плен.

В лагере, благодаря усилиям сотрудников НКВД и специально обученных военнопленных-коммунистов, он, как тогда говорили, прозрел и вполне осознанно встал на путь борьбы с германским нацизмом. После того как Эгон Шмидт прошел курса диверсионной подготовки в горьковской разведшколе, его несколько раз забрасывали в глубокий немецкий тыл, и за успешное выполнение заданий Центра он даже был удостоен двух орденов Красной Звезды.

После того как союзники общими усилиями раздавили фашистскую гадину в ее собственном логове, товарищ Шмидт некоторое время проработал с оккупационными властями, занимаясь розыском скрывшихся от правосудия военных преступников и активных функционеров НСДАП. А затем, когда возникла политическая необходимость, он был направлен на укрепление органов безопасности первого в мире демократического немецкого государства…

К моменту развала советского блока и воссоединения двух Германий Эгон Шмидт был уже, разумеется, персональным пенсионером. Одинокий вдовец, переживший не только жену, но и взрослого сына, он умело и предусмотрительно распорядился своими сбережениями, продал квартиру в Берлине и получил взамен полное право до конца своих дней наслаждаться покоем, заботой прекрасно обученного персонала и качественным медицинским обслуживанием в доме престарепых…

— Что же, по-вашему, остановило Гитлера?

Старик помолчал чуть дольше обычного.

— Может быть, прошлый трагический опыт? В годы Первой мировой войны использование немцами Wunderwaffe того времени — боевых отравляющих газов — не принесло желаемого перелома. Оно привело лишь к тому, что противник применил его против нас самих с еще большим ожесточением и в еще больших масштабах. — Профессор Лукарелли сделал очередную пометку в блокноте. — Русские располагали сведениями о результатах немецких исследований?

— Советской разведке было известно по меньшей мере о двух испытаниях атомных бомб, проведенных в Германии — в горах Тюрингии, под городком Ордруф и на острове Рюген, в результате которых погибли несколько сотен военнопленных и узников концлагерей. Вообще же в Москве были достаточно хорошо осведомлены об основных этапах работы в этом направлении. На основании полученной информации русские сделали вывод о малой эффективности немецкой атомной бомбы. Впоследствии, после окончательного разгрома нацистов, такой вывод получил подтверждение, однако советские ученые также сделали все возможное, чтобы собрать исчерпывающую информацию о том, насколько нацисты продвинулись в создании и испытании нового оружия — и насколько эти наработки могут оказаться полезными для советской атомной программы.

— Значит, русские использовали их после войны?

— Я не специалист, к сожалению. И мне об этом ничего не известно.

За время общения со стариком Лукарелли успел убедиться, что заставить его отвечать против воли практически невозможно. Тем не менее он попробовал уточнить еще раз:

— Может быть, вы все-таки что-то когда-нибудь слышали о планах использования русскими идеи «грязной» бомбы, которую разработали немцы?

— Нет, — покачал головой Эгон Шмидт и попросил итальянца: — Передайте, пожалуйста, — это мои таблетки, их нужно принимать по расписанию.

— Да, прошу вас! — Профессор взял со стола круглую металлическую коробочку и положил ее на ладонь старику. — Но ведь после войны отношения между бывшими союзниками по антигитлеровской коалиции складывались таким образом, что…

— Извините, но я себя не очень хорошо чувствую. Кажется, придется вызывать сиделку…

Спускаясь по лестнице, отделанной искусственным мрамором и покрытой ковровой дорожкой, господин Луиджи Лукарелли достал из внутреннего кармана пиджака мобильный телефон и перевел его в обычный режим — перед началом серьезного разговора, чтобы не отвлекаться и не отвлекать собеседника, он, как правило, отключал звук.

Три непринятых звонка — и, судя по коду, все три раза звонили из Лондона.

Профессор поморщился: опять этот назойливый русский…

Ведь две недели назад, когда они встречались неподалеку от площади Пиккадилли, в суши-баре, где подают приготовленную по-японски сырую рыбу, Лукарелли его достаточно четко предупредил: сначала — деньги, потом — остальная информация.

И так уже сказано слишком много… Нельзя же быть таким недоверчивым!

Прямо напротив ворот, отделявших альтерсхайм от остального мира, торговал с лотка вареными нр-мецкими сосисками меланхоличный толстый азиат. Оказавшись на тротуаре, Луиджи Лукарелли помедлил — скорее по привычке, чем руководствуясь чувством опасности.

Сделал вид, что пытается прикурить…

Нет, все в порядке.

Разве что за то время, которое он провел в доме престарелых, заметно