Кассандра - Сергей Пономаренко

Леонид вздохнул — это надолго, и завтрак придется готовить самому, потому что, когда жена закончит разговор, вспомнит, что нужно спешить на работу.

18

Несмотря на жару, Леонид приехал на похороны Стаса в черном костюме и в такого же цвета галстуке на фоне белоснежной рубашки. Пока он находился в салоне автомобиля, при работающем на полную мощность кондиционере, чувствовал себя прекрасно, а когда вышел на тридцатиградусную жару, то сразу «растаял». Бегство в траурный зал чуть помогло, но не очень. Он чувствовал себя ужасно в прилипшей к телу рубашке, насквозь мокром пиджаке, а больше всего его нервировал собственный запах пота. Забиться на весь период ожидания в автомобиль, под кондиционер, было неловко. Снять пиджак тоже было нельзя — пропитавшуюся потом рубашку лучше было не демонстрировать. Помучившись пять минут, Леонид все же вернулся в автомобиль, снял пиджак, а с прохладой пришло блаженство. Теперь он мог более внимательно осмотреться.

На площадке, в тени деревьев, вокруг Норы стал собираться народ, прибывший на похороны Стаса. С каждой минутой людей становилось все больше. Большинство присутствующих Леонид знал: это были художники, коллекционеры, просто приятели-собутыльники, некоторые даже прихватили с собой жен, любовниц. Было немало женщин, которые не вступали в общий разговор, а с тоской во взгляде смотрели на дорогу, по которой должен был подъехать автомобиль с телом Стаса. Устав от ожидания, они, отвлекаясь, критически, оценивающе рассматривали наряды соседок. Среди пришедших проводить Стаса в последний путь женщины преобладали, радуя глаз разнообразием возрастов, цветов волос, конституций.

Леонид вспомнил слова Стаса: «Олигархи — несчастные люди. Женщины любят их деньги, но не их самих. У меня нет денег, приличной квартиры, даже автомобиля нет, я бодро перешагнул сороковник, но вниманием женщин не обижен. Если у меня ничего нет, то им остается любить только меня. Хоть в этом олигархам со мной не тягаться».

«Бедный наивный Стас, так до своего «полтинника» и не дотянул. В целом был неплохим человеком: доверчивым и импульсивным, не всегда обязательным, но честным, любил веселые компании, женщин и застолье. У него будет возможность на небесах узнать, за что его любили женщины. Я не слишком доверял его рассказам о том, какой он Казанова, но, судя по количеству присутствующих на похоронах дам, доля истины в его словах была».

Подъехал автобус с телом Стаса, и провожающие направились в траурный зал, спеша быстрым шагом перейти солнцепек. Проклиная собственную дурость, заставившую напялить костюм в столь жаркий день, Леонид вновь надел пиджак и из приятной прохлады автомобиля нырнул в августовский полуденный зной. Два десятка шагов, которые он преодолел до входа, показались ему вечностью. В голове стучала лишь одна мысль: «Только бы процедура прощания не затянулась». Но когда вошел в зал и увидел гроб с телом Стаса, стоящий на черном постаменте, ощущение дискомфорта отошло на задний план.

Стаса одели в новый костюм, который он ненавидел при жизни, подстригли ему бороду, что он делал всегда сам, не доверяя парикмахерам. Его крупное тело поместили в длинный узкий гроб, казалось, еще мгновение — и он пожалуется, что тесно в плечах. У изголовья гроба стоял священник и надевал покойному на лоб бумажную ленту. Леонид не знал, был ли Стас крещеным, вспомнил только, что тот посещал церковь лишь для того, чтобы вблизи рассмотреть древние иконы и фрески на стенах. Он подошел к гробу и положил на ноги покойному букет красных роз. Издалека лицо Стаса было как живое, однако исключительно спокойное, а вблизи было видно, что от жары потек грим, проявляя участки серой кожи.

На время панихиды Леонид отключился от всего происходящего, наблюдая лишь за лицом Стаса, с которого все больше стекал грим, открывая маску смерти. «Стаса больше нет, есть только это тело, которое через несколько минут сгорит в огне, и останется от него лишь кучка пепла. Как происходит переход от жизни к смерти? Неужели рядом с нами находится его душа, которая незримо летает от одного к другому, заглядывает в мысли находящимся здесь? Это предположение гораздо лучше, чем знание, что после смерти ничего нет. — И неожиданно для себя он перекрестился. — Стас, дружбан, приятель старый! Сделай что-нибудь такое, чтобы я знал, что твое эфирное тело парит рядом. Ведь ты всегда был такой выдумщик! Стас, подай знак!»

— Отпустите мою руку — мне больно! — прошептала стоящая рядом молодая женщина лет тридцати, одетая во все темное, но полупрозрачное, позволяющее обозреть ее идеальную фигуру, какая бывает лишь у профессионально занимающихся танцами или спортом. Лицо было довольно миловидное: округлое, с маленьким носиком изящной формы, блестящими пухлыми губками и большими, темными, печальными глазами. Ее волосы скрывала плотно повязанная черная косынка.

Леонид пришел в себя: он в самом деле крепко сжимал руку женщины, но тут же ее отпустил. Женщина, изобразив на лице гримасу боли, повернулась к нему спиной и подошла к гробу. Наклонившись к лицу покойника, она слегка коснулась губами бумажной ленты на лбу, оставив след помады, положила свою руку на руку Стаса, сжимающую крестик, внезапно расплакалась и отошла в сторону, освобождая место следующему. Леонид попрощался со Стасом, ничего не чувствуя при этом, — уже привык к тому, что безмолвный приятель находился в неудобном гробу. А скорее всего, в его сознании веселый, громкоголосый Стас не ассоциировался с манекеном, лежащим в гробу. Он поискал взглядом молодую женщину, руку которой только что сжимал, до сих пор чувствуя ее тепло и легкую дрожь. Вовремя заметил — она как раз выходила из траурного зала, не желая видеть завершающий акт.

Гроб закрыли, заиграла музыка, и он стал медленно опускаться вниз, где, как Леонид помнил, его поджидала странная парочка Харонов, помешанных на индийских верованиях, готовая тут же транспортировать тело к огненному ложу.

— Леня, ты помнишь — поминки у меня дома? — Рядом с ним оказалась расстроенная Нора, на ее щеках виднелись следы слез.

Плачущую Нору Леониду было странно видеть, это было то же самое, как если бы летом пошел снег. Но Нора, похоже, искренне оплакивала Стаса — видно, вспомнила, что в их прошлой совместной жизни было немало хорошего, а не только негатив, о котором она обычно упоминала при встречах с бывшим мужем и его приятелями.

— Ты, как обычно, за рулем? Что хочешь делай, но три рюмки за упокой души Стаса обязан выпить, остальные — на твое усмотрение!

— Переоденусь и приеду на такси, — пообещал Леонид и поспешил к выходу.