Казино «Фортуна» - Анастасия Валеева

Милославская положила телефон поближе к кровати, потом задернула шторы, и в комнате стало почти совсем темно. Эта обстановка так и манила упасть в постель. Но гадалка еще немного задержалась: она затворила форточку, чтобы посторонние звуки не мешали ее отдыху. В доме было довольно прохладно, поэтому закрытое окно не сделало атмосферу в спальне менее комфортной.

Шелковая простыня, мягкая высокая подушка… Наконец-то! Яна легла на живот, распластала руки, одну ногу поджала почти к самой груди. Эта поза у Милославской была самой излюбленной. Закрыв глаза, гадалка с наслаждением вздохнула, и блаженная улыбка застыла у нее на устах.

Однако шли минуты, а сон все не приходил. Яна невольно прокручивала в голове минувшие события, невольно радовалась им, и предвкушение скорой победы ее возбуждало. Нервы прыгали в веселом танце, раззадоривая Милославскую.

Несколько раз она отгоняла от себя «дурные» мысли, пытаясь начать думать о чем-нибудь другом, но сознание невольно возвращало ее к прежним соображениям. Так, пытаясь представить себе планы на завтра, Яна представила и завтрашнюю встречу с Людмилой. Она стала складывать в связный текст все, что должна была рассказать клиентке, и опять вернулась к начальному этапу.

Рассердившись, Милославкая во всем обвинила сытный ужин, сменила позу и занялась аутотренингом, к которому она нередко в таких ситуациях прибегала. Это помогало ей справиться с собой и привести организм или настроение в норму за довольно короткий отрезок времени. Помогло и на это раз. И даже сумбурные сны отступили, уступив место безобидным и бессмысленным картинкам.

Руденко тем временем не дремал и все свои (и не только) силы вкладывал в раскручивание начатого дела. В первую очередь он устроил арестованному так называемый допрос с пристрастием, после которого редко кто не заговаривал. Заговорил и этот.

Дальше Три Семерки осуществил еще ряд необходимых и довольно разумных мер, позволивших ему поставить в этом этапе расследования точку. Посмотрев на часы, он решил, что позвонит Милославской позже. Семен Семеныч просто пожалел ее, понимая, что она не менее получаса перед отдыхом потратила на дамские «туалеты» и выспаться еще навряд ли успела.

Он отправился в буфет, где купил любимый портвейн «Три Семерки», и выпил залпом стограммовую рюмку. Следом – еще одну. Он закусил их жирным сплющенным беляшом, который долго разжевывал, одновременно подыскивая оправдания своему поступку. Оправдания, как всегда, нашлись, а потому Руденко, погоготав еще в соседнем кабинете у коллег над рассказанными свеженькими анекдотами, в свою «берлогу» вернулся с чистой совестью и в приподнятом настроении.

Как только он затворил за собой дверь и плюхнулся в старое потертое вертящееся кресло, на столе зазвонил телефон.

– Алло, – протяжно и лениво проговорил Семен Семеныч, вытаскивая языком из зубов остатки «деликатесного» беляша..

На том конце провода говорил его шеф. Три Семерки сразу весь подтянулся. Голос его приобрел твердость, а взгляд ясность.

– Да, Сергей Петрович. Да. Но… ведь почти конец рабочего дня, Сергей Петрович… Понимаю, что ненормированный, Сергей Петрович. Да… но я сейчас очень погружен в другое… Понимаю, Сергей Петрович, что работы много. Да. Да. Слушаюсь, Сергей Петрович.

В финале разговора голос Руденко звучал уже не так оптимистически. Он обозвал шефа собакой и отшвырнул от себя телефон.

– У людей и так работы море, – возмущенно воскликнул он, размахивая руками, – а тут еще каких-то проходимцев подсовывают! Как будто я… Как будто я… Как будто я последний человек в отделе! – Три Семерки хлопнул обеими руками по краю стола. – Как будто молокососов для такой работы не хватает!… Нашел крайнего! Чуть что, Руденко! Семен Семеныч туда, Семен Семеныч сюда, – коверкая голос, протянул он разгневанно. – Привыкли, блин. Да это… да это оскорбительно, в конце концов! Мне, с моими капитанскими погонами таким заниматься! Чтоб ты провалился, собака! – крикнул Три Семерки в заключении и встал со своего места.

Дверь в кабинет в этот момент открылась, и вошел один из сотрудников, чином чуть младше Руденко.

– Чего шумишь? – по-дружески спросил он, улыбаясь.

– Да беспредел один творится! – утирая потный лоб, ответил Семен Семеныч. – Проходимцы какие-то в обч-чественном месте, видите ли, подрались, – карикатурно проговорил Три Семерки. – Разбирайся теперь с ними. Вот скажи, Вася, почему я, а? – Руденко поднял на товарища полный искреннего недоумения взгляд.

– Потому что ты пьяный! – тихонько протянул тот и загоготал.

– Чи-и-иво?

– Того, того, – кивая, ответил Семену Семенычу коллега.

– И вовсе не пьяный я. Ну, подумаешь, рюмашку опрокинул… Не имею права, что ли, в конце рабочего дня! И вообще причем тут это?

– Шеф пьяных не любит…

– Он чего, через трубку что ли нюхает?!

– Может, и так, – Вася снова загоготал.

Он был очень высокий и худой и очень смахивал со своей длинной шеей на гусака.

– Нет, мне обидно, – перебил его Три Семерки. – Ладно бы какое дело крупное… А то… – Руденко махнул рукой.

Вася подумал, что не один Семен Семеныч крупных дел достоин, и не одному ему, Васе, дерьмом заниматься, но вслух ничего не сказал, предложив только старшему по чину свою помощь, втайне рассчитывая получить от Руденко потом какую-нибудь поблажку.

– Ладно, останься, – махнув рукой, сказал ему Три Семерки и сам себе проговорил: – Надо Янке позвонить, пусть приедет, раз хотела, а то возня с этими идиотами не знаю на сколько затянется, потом уж поздно будет.

Он снял трубку и набрал знакомый номер. Милославская все еще нежилась в постели. Услышав звонок, она протянула руку и, не открывая сонных глаз, сняла трубку.

– Яна, это Семен, – грустно сказал ей Руденко. – Если хочешь, приезжай сейчас. Правда, мне тебя нечем обрадовать…

– В чем дело? – испуганно спросила гадалка, сразу отрезвев ото сна.

– Это не телефонный разговор, – ответил Семен Семеныч, покосившись на Васю.

– Хорошо, приеду, – сказала Милославская.

Слова приятеля всерьез встревожили ее. Она пыталась понять, что они могли значить, но ничего путного не приходило в голову. Яна поднялась с постели, ополоснула лицо холодной водой и поспешила собраться на встречу с Руденко.

Она была готова уже через пятнадцать минут, и, не задерживаясь, покинула свое жилище.

Спускаясь по тропинке, гадалка услышала позади себя автомобильный сигнал. Оглянувшись, она увидела одного из соседей, который ехал куда-то на своем стареньком «Москвиче», и улыбался ей, выглядывая в окошко. Сосед жил на самом верху улицы, домов через семь от Яны. Он был уже совсем старик, но тип интеллигентный, к тому же интересный собеседник, и Яна, прогуливая Джемму, никогда не отказывалась поболтать с ним.

Вероятно, ожидая и на этот раз найти в лице Милославской слушательницу каких-нибудь забавных историй, он спросил:

– Куда спешишь?

– По важному делу, – серьезно ответила гадалка.

– О-о-о, – протянул сосед, – туда всегда успеешь, давай погутарим лучше. Я вот к сыну еду, у меня внук очередной родился.

– Поздравляю, – ответила Яна.

Она все так же продолжала идти, а старик все так же, медленно, ехал за ней.

– Только мне сейчас некогда разговаривать, – продолжила Милославская, – извините, я очень, очень спешу.

– В какую сторону?

Гадалка рукой указала направление и назвала улицу.

– О! – воскликнул сосед. – Так я подвезу!

Он притормозил и пригласил Яну в салон. Она расплылась в радостной улыбке, потому что такое счастливое совпадение значительно сокращало время на дорогу. Правда, старик, весь путь балагурил, рассказал, как назовут внука, на кого он похож, сколько весит и какого роста, какого цвета у него волосы и какие глаза, и что уже для него куплено, а потом перешел на другие темы, ловко связывая одну с другой.

Поэтому попереживать гадалке о причине руденковской грусти не удалось. Она то и дело хохотала над соседскими байками, отвлекаясь от своих проблем.

– Тут добежишь, – наконец сказал он, – а мне сейчас направо.

До отдела Семена Семеныча оставалось не менее квартала, но Милославская и этому была рада. Она от души поблагодарила старика, пообещав в скором времени пригласить его на чай, и заспешила в заданном направлении.

Оставшийся отрезок пути Яна преодолела быстро, потому что шла очень торопливо, едва ли не бегом. Вид у нее был тревожный, и некоторые прохожие невольно рисовали в воображении причины беспокойства этой незнакомки. Женщины преимущественно думали о семейных дрязгах, мужчины – о неполадках в работе.

Наконец показалось знакомое крыльцо. Вот Яна уже поднялась по его ступенькам, вот открыла дверь, вот уже семенит по коридорам, пройдя через дежурного, которому велено было ее пропустить. И вот перед ней Три Семерки, раскрасневшийся и ужасно сердитый.