Последняя глава (Книга 2) - Джон Голсуорси

- Подъезжаем к Ройстону, хозяин, куда прикажете вас доставить?

- Остановитесь у гостиницы.

Машина пошла дальше. Утреннее солнце светило ярче. Все теперь стало рельефным, все, вплоть до круглых, высоко раскинувшихся куп берез. На поросшем травой склоне справа он увидел вереницу покрытых попонами скаковых лошадей, возвращавшихся с утренней проездки. Такси въехало на длинную деревенскую улицу и в конце ее остановилось возле гостиницы. Уилфрид вышел.

- Поставьте машину в гараж. Вам надо будет отвезти меня назад.

- Понятно.

Уилфрид вышел и попросил подать ему завтрак. Ровно девять часов! Он спросил официанта, в какой стороне "Вереск".

- Это длинный узкий дом справа, сэр, но если вам нужен мистер Маскем, выйдите на улицу напротив наших ворот. Он проедет на своем пони ровно в пять минут одиннадцатого; по нему можно часы проверять. Когда нет скачек, каждый день ездит мимо нас на свой конный завод.

- Спасибо, это сильно упростит дело.

Без пяти десять он закурил сигарету и вышел к воротам гостиницы. Он стоял неподвижно, в пальто, как всегда, туго перетянутый поясом, язвительно улыбался и мысленно представлял себе драку между Томом Сойером и хорошо одетым мальчиком, - сначала они покружили друг возле друга, соблюдая ритуал взаимных оскорблений, а потом кинулись в атаку. Сегодня ритуал соблюдаться не будет!

"Если мне удастся сразу сбить его с ног, - думал он, - я так и сделаю!"

Руки его, засунутые в карманы пальто, сжимались в кулаки; но внешне он был недвижим, как столб подворотни, к которому прислонился; лицо обволакивал тонкий дымок сигареты. Уилфрид заметил, что его шофер болтает возле гостиницы с другим шофером; еще какой-то человек протирал окна в доме напротив, а рядом стояла тележка мясника. Это хорошо. Маскем не сможет сказать, что встреча их не была "публичной". А если они оба и не тренировались со школьных лет, тем лучше. Значит, это будет обыкновенная драка, и можно как следует намять бока друг другу! Солнце осветило верхушки деревьев и ударило ему в лицо. Он подвинулся, чтобы погреться в его лучах. Солнце, - все прекрасное в жизни дает нам солнце! И вдруг он подумал о Динни. Солнце для нее совсем не то, что для него. Может, все это сон, существует ли она на самом деле? Или, наоборот, может, и она, и Англия, и вся эта передряга только грубое пробуждение ото сна? Бог его знает! Он встрепенулся и взглянул на часы. Три минуты одиннадцатого, и вот, как сказал официант, по улице приближается всадник - спокойный, солидный, уверенно сидящий на небольшой породистой лошадке. Он подъезжает все ближе и ближе, по-прежнему ничего не подозревая! Потом взгляд всадника упал на Уилфрида, и голова его дернулась. Он придержал рукой шляпу, осадил пони, круто повернул его и поскакал назад.

"Гм... - подумал Уилфрид. - Поехал за хлыстом!" И от окурка сигареты прикурил новую. Голос за его спиной произнес:

- Ну, что я вам говорил, сэр? Вот и мистер Маскем.

- Он, по-видимому, что-то забыл.

- Ну, он человек аккуратный, - сказал официант. - На заводе у него, говорят, все ходят по струнке. Вот он едет назад, быстро обернулся, правда?

Маскем ехал рысью. Не доехав шагов тридцати, он натянул поводья и спешился. Уилфрид слышал, как он сказал лошади:

- Бетти! Стой!

Сердце Уилфрида застучало, руки в карманах судорожно сжались, но он все еще стоял, прислонившись к воротам. Официант отошел, но краешком глаза Уилфрид видел, что тот остановился у дверей гостиницы, словно хотел поглазеть на встречу людей, которых он свел. Шофер все еще был занят беседой: у водителей машин всегда есть о чем поговорить; и приказчик все еще протирал витрину; мальчик мясника подошел к своей тележке. Маскем медленно приближался с хлыстом в руках.

"Ну вот!" - подумал Уилфрид.

Маскем остановился в трех шагах от него.

- Вы готовы? - спросил он.

Уилфрид вынул из карманов руки, выронил зажатую в зубах сигарету и кивнул. Подняв хлыст, Маскем сделал прыжок. Удар, и Уилфрид схватился с противником. Он схватился с ним так крепко, что Маскем выронил хлыст. Сцепившись, оба качнулись назад, к воротам, потом разом, словно по уговору, разошлись и замахнулись кулаками. И тут же выяснилось, что оба разучились драться. Они накидывались друг на друга неумело, но с яростью; у одного было преимущество в росте и весе, зато другой был моложе и подвижней. Они с азартом беспорядочно осыпали друг друга ударами, но Уилфрид все же заметил, что вокруг начала собираться толпа, - ну да, чем это не уличное зрелище? Схватка была такой стремительной, яростной и молчаливой, что и в толпе слышался только глухой гул. У обоих противников скоро потекла кровь из разбитых губ, оба задыхались и с трудом стояли на ногах. Уже совсем задохнувшись, они снова сцепились и, качаясь, пытались схватить друг друга за горло. Кто-то крикнул:

- А ну-ка, дайте ему, мистер Маскем!

И, словно это его подбодрило, Уилфрид вырвался и прыгнул; Маскем ударил его кулаком в грудь, но Уилфрид успел схватить врага двумя руками за горло. Оба потеряли равновесие, и, не удержавшись, рухнули на землю. И опять, словно сговорившись, выпустили друг друга и кое-как поднялись на ноги. Секунду они постояли, тяжело дыша, глядя друг на друга с ненавистью и выжидая удобного момента, чтобы возобновить драку. Потом оба оглянулись, и Уилфрид вдруг увидел, что окровавленное лицо Маскема застыло, руки его опустились, он их сунул в карманы, круто повернулся и быстро пошел прочь. И тут Уилфрид понял причину. В открытой машине, на другой стороне улицы, стояла Динни; одной рукой она прикрывала дрожащие губы, другой - заслоняла глаза от солнца.

Уилфрид тоже резко повернулся и вошел в гостиницу.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Пока Динни одевалась и бежала по еще безлюдным улицам, она лихорадочно обдумывала, что ей делать. Письмо, присланное вечером с нарочным, несомненно, означало, что причиной раннего ухода Уилфрида был Маскем. А так как Уилфрид бесследно исчез, то вернее начинать поиски с другого конца. Зачем ждать, пока дядя повидается с Маскемом? Она может встретиться с ним сама, наедине, и это, пожалуй, будет даже лучше. Когда она добежала до Корк-стрит, было уже восемь часов.

- Стак, у мистера Дезерта есть револьвер? - было первое, что она спросила.

- Да, мисс.

- Он его взял с собой?

- Нет.

- Я спрашиваю потому, что вчера у него произошла ссора.

Стак провел рукой по небритому подбородку.

- Не знаю, куда вы едете, мисс, но, может, и мне поехать с вами?

- Нет, лучше проверьте, не сядет ли он на утренний поезд до Дувра!

- Хорошо, мисс. Я возьму собаку и схожу на вокзал.

- Машина внизу ждет меня?

- Да, мисс. Может, опустить верх?

- Пожалуйста, будет побольше воздуха.

Слуга кивнул, Динни показалось, что его глаза и нос стали еще больше и выразительнее, чем всегда.

- Если я нападу на след мистера Дезерта, куда мне дать вам знать, мисс?

- Я зайду на почту в Ройстоне справиться, нет ли мне телеграммы. Мне нужно повидать там некоего мистера Маскема. Это с ним произошла ссора.

- А вы успели перекусить, мисс? Разрешите, я подам вам чаю?

- Я уже выпила чаю, спасибо... - Эта маленькая ложь сберегала ей время.

Поездка по незнакомой дороге показалась Динни нескончаемой, в мозгу беспрерывно звучали слова дяди: "Не будь Джек так старомоден, я бы не беспокоился... Правда, он - живой анахронизм". А вдруг сейчас, в каком-нибудь укромном уголке Ричмонд-парка, Кен-Вуда или еще где-нибудь, они затеяли старомодную игру в "поборников чести"? Динни представила себе эту картину: вон стоит Джек Маскем - высокий, с размеренными движениями, и против него Уилфрид в пальто, туго перетянутый поясом; он вызывающе вскинул голову, а кругом деревья и воркуют лесные голуби; противники медленно поднимают правую руку... Да, но кто подаст знак стрелять? А пистолеты? В наши дни не разгуливают с дуэльными пистолетами. Если бы речь шла о дуэли, Уилфрид взял бы с собой револьвер. А что она скажет, если застанет Маскема дома? "Не обижайтесь, пожалуйста, что вас назвали подлецом и трусом! Вам хотели сказать приятное!.." Уилфрид не должен знать, что она вмешалась в это дело, а не то его гордость будет еще больше уязвлена. Уязвленная гордость! Самая древняя и непреодолимая причина всяческих бед; и в то же время что может быть естественнее и понятнее? А у него еще и сознание, что он изменил себе. Но ею владеет чувство, которое не поддается ни рассудку, ни законам, она любит Уилфрида ничуть не меньше оттого, что он изменил себе, - хотя это и не мешает ей видеть его слабости. Когда отец спросил: "Неужели такие люди могут быть оплеваны всяким, кому пригрозят пистолетом?" - слова запали ей в душу, и она поняла, что любовь в ней борется с врожденным представлением о том, каким должен быть настоящий англичанин.

Шофер остановился, чтобы проверить заднюю шину. От живой изгороди на нее так пахнуло цветущей бузиной, что она даже закрыла глаза. Ах, эти душистые белые цветы! Шофер сел, и машина рванулась вперед. Неужели жизнь всегда будет вот так отрывать ее от всего, что ей дорого? Неужели ей так и не суждено узнать, что такое покой и счастье?