А в остальном, прекрасная маркиза… (сборник) - Наталья Нестерова

– Я помолодел, – крякнул Тимур, – лет на двадцать.

Залпом выпившая Галя посмотрела на него удивленно.

– С пацанами в подъезде, средняя школа. Пили что-то подобное, рвались в мужскую жизнь.

У Гали ноги разбухли горячечно, а голова, казалось, юлой крутилось на шее. Пьяна! В самый ответственный жизненный момент!

И она опять вслух проговорила то, что думала. Какой страшный недостаток – выпаливать что думаешь, когда сильно переживаешь.

– Спокойно! – велел Тимур. – Садись. Ты не безобразно пьяна. Но момент действительно важный. Закусывай.

– Ты тоже, – плохо владея речевым аппаратом, но гостеприимно предложила Галя. – Бери что хочешь.

Скукоженный картофель фри и засохшие лужицы кетчупа смотрелись неаппетитно. Про надкусанные бутерброды Галя пояснила:

– Мои девочки не доели.

– Какие девочки? У тебя есть дети?

– Есть. Така и Вака, Таисия и Варвара, три года, двойняшки… Охламонки, тиранки, временами – заразы, временами убила бы…

– Погоди! – остановил ее жестом Тимур. – Это твои родные дети?

– Да, то есть нет. Крестницы. Настя – их мама, моя любимая подруга. А папашу ты видел. Я с ним на новогоднюю вечеринку заявилась. Он хороший, хоть и смазливый, и Настю любит, а над Такой и Вакой вообще дрожит как придурочный. Но, зараза, не помнит, какие велели продукты купить по дороге с работы…

– Стоп! Стоп! Стоп! Тот Вадим…

– Муж моей Насти, мне как брат. Настя его вырядила во фрак из филармонии, чтобы меня оттенял и соответствовал. Комедия положений. И ты, Тимур, в этой комедии главный виновник.

– Обо мне во втором действии. А дальше?

– Что «дальше»? Ты все видел. И не ешь, не угощаешься. Да и нечем. Вообще я прилично готовлю, люблю на кухне покудесничать. Штрудель венский, сырная закуска в листьях китайского салата с оливками… Знаешь, начальничек! Мне иногда кажется, что все наши заморочки на фирме не стоят доброго вечера, когда ты с толком и расстановкой детей интеллект развивала, а потом готовила ужин для усталого и любящего мужа. Ты не понимаешь! Биологически не можешь понять, что ублажать любимого – трудно, сложно, интересно и, главное, почетно. Вам нужно, чтобы мы – в горящие избы, коня на скаку, нейролингвистическое программирование, хрен собачий… Ой, если бы ты знал, какие мне Вадик во время танца анекдоты рассказывал для счастливого смеха! Это просто ментальная дефлорация. Почему я должна тебя завоевывать? Ответь мне! Почему не наоборот?

– Потому что я не хрен собачий, как ты выразилась. И меня молотило по полной программе. И я карабкался, кожу сдирал, улыбался подобострастно тем, кто по мозгам не стоит моего мизинца, научился морду лица держать. Самое противное! Знаешь, самое противное – пресмыкаться перед ничтожеством.

– Это гордыня. – Галю речи Тимура отрезвили. – Называть кого-то, главенствующего, ничтожеством – плебейская гордыня, провинциальное честолюбие, сама им страдаю. Тимур, но ведь есть и другая, личная жизнь, – не удержалась Галя от вопросов, которые более всего ее волновали. – У тебя жена на загляденье красавица…

– Звенья одной цепи. Честолюбие коротышки. Схватить, заполучить самую красивую и эффектную. По большому счету – купить, какие бы высокие слова во время сделки не произносились. Жена как деталь интерьера или экстерьера.

– Ты жалуешься?

– Отнюдь. У меня все в ажуре.

– Почему тогда приехал?

– Га – ль-я, – каждую букву ее имени он прокатал в языке, – ты мне очень нравишься. Нет, не точно. Я тебя люблю. Думал, просто нравишься, на вечеринке понял – люблю безумно. Даже сейчас, когда ясность внесена, умом понимаю, что Вадима просто использовали, но убить его, отца двоих детей, все равно подмывает. Я же видел, как он щекотал тебя во время танца, как ты смеялась! Если не хочешь, не готова, не отвечай мне сейчас, подумай. Только помни – я думаю о тебе каждую минуту. Мечтаю, чтобы все у меня с тобой было по-серьезному, семья, дети, штрудели и сыр в листьях…

– Тимур! Я сначала опьянела от дедушкиного портвейна, потом протрезвела, а сейчас снова будто под градусом. Мне и думать нечего. Я давно тебя люблю, и чувство мое как… как, – не могла подобрать Галя слова, – как зараза.

Така и Вака, босые, во фланелевых пижамах с веселеньким рисунком, стояли утром перед диваном, на котором у стеночки спала тетя Галя, а с краю – незнакомый дяденька.

– Эй! – принялись они трясти его за плечи.

Тимур открыл глаза и уставился на маленьких лохматых девочек.

– Ты Дед Мороз? – спросила одна.

– В общем, целом… – плохо соображал Тимур.

– Давай подарки! – потребовала вторая и начала стаскивать с него одеяло.

– Стойте! Подождите! Не тяните! – испуганно закричал Тимур.

Проснулась Галя:

– Така, Вака? Встали? Ну-ка быстро умываться, чистить зубы!

– А подарки? – в один голос капризно возразили близняшки.

– Будут подарки, – заверила Галя. – Но только чистым, умытым, переодетым девочкам. Шагом марш в ванную!

Близняшки подчинились и только вышли из комнаты, Галя и Тимур вскочили, с реактивной скоростью принялись одеваться.

Когда они завтракали, позвонили родители из дома отдыха. Трубку захватила Така и радостно сообщила:

– А нам Дед Мороз подарил красивых кукол!

Вака наклонилась к микрофону и добавила:

– И он голый с тетей Галей спал!

Тихий ангел

Дарья была не первой, у кого разошлись родители. Когда учились в пятом классе, отец Мишки Купцова сделал семье ручкой. Через два года мама Наташи Суворовой влюбилась в хирурга, который удалил ей бородавку, и ушла жить к бородавочнику. Мишка и Наташка очень переживали. У Мишки появился тик, дергался глаз и прозвище Моргало приклеилось. Наташа закурила, яростно и много смолила – назло врачам и всему минздраву, который предупреждает.

Они сидели на бульваре. Наташа, задрав голову, практиковалась в пускании колечек дыма. Мишка чертил прутиком на дорожке. У него эта привычка с детства. Даша помнила, как он рисовал кораблики и танки, а теперь его абстрактные художества сильно смахивали на женский торс.

– Мои предки разбежались, – сказала Даша максимально спокойным голосом. – Развод оформили.

– Добро пожаловать в клуб! – усмехнулся Мишка.

И насупился. Дарья знала: старается сдержать тик.

– Кто? – спросила Наташа. – Фазер или мазер соскочил?

– Фазер. Папочка полюбил другую женщину. А мамочка от благородства чуть не лопается: ты должна понять чувства своего отца! – передразнила Даша. – Гады!

– Подонки! – согласился Мишка.

– Особенно врачи, – подтвердила Наташа.

– Как так можно? – Дарья шмыгнула носом, маскируя предательские слезы. – Как можно любить их безумно и одновременно ненавидеть?