Молчаливое море - Александр Николаевич Плотников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Высоко берете, бабушка Перфильевна! — ответил я любопытствующей старухе. — Мне до адмирала — что кутенку до борзого кобеля. Лейтенант всего мое звание.
— Литинан? — недоверчиво переспросила она. — Весной нонесь Петюшка Сурков на побывку приезжал. Тоже литинан, баяли. А сюртук у него совсем другой был. И ножище сбоку не болтался.
— Все правильно, бабушка, — терпеливо объяснял я. — Петька — зенитчик, то есть сухопутный лейтенант. А я лейтенант корабельного состава военно-морского флота. Вот потому у меня нашивки на рукавах, а у Петьки Суркова их нет. И кортика тоже.
— То-то оно и есть! — невесть с чего вдруг осерчала Перфильевна. — Все вы ноне неуемные стали. Чуда вам заморские подавай! А на селе скоро и погост прихорошить будет некому! Нос дерете от родных мест, будто баре. Девки вам наши, костровские, негожи стали. Тилигентских вам подавай! А что в них баского, в тилигентских-то? Петюшка — дык такую чучелу привозил, смотреть тошно. На голове колтун, глазищи, как у нечистой, сажей размалеваны, платьишко едва срам прикрывает. А мужику свому небось горшка щей сварить не умеет...
— В городах, бабушка, столовые на каждом углу, — пряча улыбку, сказал я. — Еда там на всякие вкусы. А женщины раскрепощаются от кухни. Эмансипацией это называется.
— Тьфу на вас! — вконец обозлилась старуха, будто услышала от меня матерное слово. — Испокон веку бабы за мужьями ходили, а ноне все перевернулось. И сами вы, мужики, виноваты, что жены вами помыкают!
Глава 9
«Сегодня размышлял о соотношении техники и человека на современном флоте. Слов нет, техника стала настолько совершенна, что диву даешься. Она, как говорится, уже на грани фантастики. Только без движущей силы человеческого разума она по-прежнему ничто. Пусть когда-то корабли станут полностью автоматическими, все равно программу им будут задавать люди. Техника и люди взаимно влияют друг на друга. Новая техника формирует человеческую психику. Ныне на смену матросу-работяге пришел матрос-интеллектуал, и командовать им гораздо труднее...»
Костров намеревался прорваться к заданному району с юга. Соблазняли подходящие глубины, сулившие свободу маневра и безопасность от донных мин. Но «тридцатке» не удается даже подвсплыть для доразведки обстановки.
— Слышу работу гидролокатора! — неожиданно докладывают из акустической рубки. — Тон эха слабый!
«Этого нам только не хватало! — мысленно восклицает Костров. — Опередил-таки хитрюга Вялков! Не зря, видать, его в академии учили».
Прикинув на планшете курс уклонения, Костров командует рулевому отворот. Потом собирает в центральном посту «военный совет»: командир, старпом, штурман и замполит.
Все четверо склоняются над разведкартой, на которую Кириллов уже нанес координаты обнаруженной поисковой группы.
— По предварительным данным, в этом районе кораблей «синих» не должно быть,— говорит командир,— Вопрос ко всем: откуда они взялись? Лично мне кажется, что Вялков перебросил сюда один из своих подвижных дозоров. Если так, то который? Ваше мнение, старший помощник?
Левченко покусывает губу и не спешит с ответом.
— По-моему, снят вот этот дозор, — наконец тычет он в карту длинным ногтем безымянного пальца. — Расчет прост: северо-западный участок района в радиусе действия противолодочной авиации. Это во-первых. А во- вторых, пока мы будем грести туда в подводном положении, МПК успеют пролопатить здешнюю южную кромку и вернуться назад.
«Умница», — мысленно восхищается его интуицией Костров.
— А ведь в самом деле логично! — цокает языком Столяров.
— Ваше слово, штурман, — говорит Костров.
Кириллов молча гоняет по карте голенастый измеритель.
—- Не успеваем к северо-западу, товарищ командир, — закончив подсчет, отвечает старший лейтенант. — Экономическим ходом больше полсуток.
— Значит, так, — подытоживает командир. — Мнения резко разделились. Старпом и заместитель предлагают переместиться к северо-западу, штурман за прорыв охранения отсюда, с юга. Давайте прикинем наши шансы на успех в обоих случаях. Здесь нас, возможно, уже обнаружили. Временная потеря контакта не в счет. Вызовут еще корабли, а то и дальнюю авиацию. Нашвыряют акустических буев и загонят нас, как селедку в сети. Устраивает вас такой вариант, штурман?
— Бабушка надвое сказала, — с вызовом глядит на старших Кириллов. — Может, загонят, а может, и нет. Да и мы не селедки, чтобы прямо в ловушку лезть. Риск, конечно, есть, но идешь по дождю — не бойся замочиться!
— Или, как говорили раньше, грудь в крестах, либо голова в кустах? — улыбается Костров. — Только, штурман, риск не должен быть зряшным, в этом самое главное. Теперь проанализируем первое предложение, — снова склоняется он над картой. — Коли нас обнаружили здесь, то меньше всего теперь ожидают там. Верно? Но в одном штурман прав: подводным ходом мы не успеем к назначенному времени удара. Вот тут-то и следует рискнуть: всплыть и на полном ходу форсировать добрую половину пути. Этот риск я с удовольствием утверждаю! — заканчивает он, сворачивая карту в рулон. — Всплывать будем, как только стемнеет. А пока на румб двести семьдесят градусов!
«Тридцатка» вздрагивает и медленно валится на борт в обратную сторону поворота.
— Я буду в каюте, — говорит Костров старпому. — Если засну, разбудите меня через пару часов.
Минутой позже он с наслаждением вытягивает ноги на кургузом диванчике. Слегка побаливает затуманенная бессонницей голова, но неистребима многолетняя привычка читать перед сном.
Он берет с подвесной полочки томик и, еще не раскрыв его, улыбается каким-то своим мыслям. Книгу он взял в городской библиотеке, а когда возвращался оттуда домой, навстречу попалась колонна малышей из детского сада. С лопатками и ведерочками в руках они шли чинно, по двое, держа друг друга за ручонку. Две воспитательницы — одна возглавляла, другая замыкала строй. И вдруг из середины его вырвался мальчик в замшевой курточке и полотняном картузике.
— Дядя Саша! Дядя Саша! — радостно завопил он, подбегая к Кострову.
— Здравствуй, Олежек! Ты чего это порядок нарушаешь?
— Я не нарушаю. Это я вас увидел.
К ним уже спешила одна из воспитательниц.
— Вы
