Небо моей молодости - Борис Смирнов

А в полночь над Сантандером появился самолет. Что за гость? Если вражеский бомбардировщик, то почему один? Разведчик? Но что можно увидеть в кромешной тьме?

Мы высыпаем из палаток. На самолете горят бортовые огни. Каким-то чудом ориентируясь в пространстве, он идет в направлении нашего аэродрома.

- Транспортный самолет, - заметил кто-то.

Да, судя по гудению моторов, по бортовым огням, самолет транспортный. Медленно снижаясь, он делает круг над городом и идет на второй заход.

- Да что же мы стоим! Ведь он к нам прилетел!

Быстро разжигаем костры, расстилаем возле них посадочное "Т", большего сделать не можем. Транспортник, приглушая мотор, идет на посадку.

Через несколько минут грузная машина приземлилась. Бежим на звук невыключенных моторов. Самой машины не видно. И вот слова, обращенные ко мне:

- Командование приказало сообщить вам устное распоряжение, - четко, по-военному докладывает летчик. - Вам надлежит передать эскадрилью своему заместителю Клавдию и сегодня же ночью на нашем самолете прибыть в Валенсию.

- Сегодня ночью? Но когда мы должны вылетать?

Летчик смотрит на часы:

- Через час. Не позже.

Я смотрю на своих друзей испанцев.

- Камарада Борес! - трогает меня за рукав Клавдий.

Я знаю, о чем он думает, и сразу говорю ему:

- Ты уже не тот, что был месяц назад, ты уже не юнец. На днях эскадрилья работала под твоим руководством, хорошо воевала! Так отбрось все сомнения!

Услышав имя Клавдия, командир транспортного самолета обращается к нему:

- Камарада Клавдий! Разрешите поздравить вас: командование присвоило вам звание капитана.

Клавдий в смятении. Капитан - большое и почетное звание в республиканской авиации, немногие из летчиков носят его.

- Я постараюсь оправдать новое звание! - взволнованно отвечает он на поздравление.

Час проносится как несколько минут. Трудно расставаться с товарищами. Особенно трудно, если прощаешься второпях: кажется, что забыл кому-то сказать очень важные слова.

Но командир экипажа торопит:

- Мы должны затемно вернуться в Валенсию. Ведь лететь придется над вражеской территорией...

Садимся в самолет. Дверца плотно захлопывается.

Машина вздрагивает всем своим фюзеляжем и устремляется в ночную тьму. Я смотрю в окно - на земле ничего нельзя различить. Но я знаю, что все мои друзья молча стоят и прислушиваются к удаляющемуся гулу моторов. Все! Прощай, Сантандер!

Хуан сидит рядом, примолк. Наверное, тоже грустит.

- Ну как, Хуан, - хочу ободрить его, - опять улетаем в новые края?

- Да, камарада Борес. К новым боям!

- Камарада Смирнов... - повторил мою фамилию Птухин и неожиданно распрямился, взяв руки по швам.

Я почувствовал необычную торжественность момента и невольно тоже вытянулся, еще не подозревая, что командир скажет дальше.

-.. .Поздравляю вас с большой наградой. Мы получили сообщение из Советского Союза. Родина отметила заслуги наших летчиков перед республиканской Испанией. Вы награждены орденом Красного Знамени.

- Спасибо за радостную весть! - волнуясь, отвечаю я на поздравление Евгения Саввича.

- Ну, а теперь давайте подумаем о будущем. На севере почти безнадежное положение... Именно поэтому мы вас и вызвали.

Я начинаю догадываться, в чем дело.

- А летчики?

- Они прикроют отход партизан в горы. После этого снова совершат перелет через территорию врага. - Птухин задумывается на минуту, потом резко встряхивает головой, словно силясь отогнать дурные мысли. - Отдохните дня два и принимайте прежнюю эскадрилью.

И вот я лечу к своим. Минуя гряду гор, выхожу в долину реки Эбро. Вот уже и характерный изгиб русла, белая лента дороги, идущей от Сарагосы. Но аэродрома не видно. Вообще ориентироваться трудно, повсюду монотонная серая местность, ровно и однообразно выжженная солнцем. Казалось бы, на таком голом ландшафте самолеты должны быть видны как на блюде, однако ничто вокруг не указывает на признаки аэродрома. Я уже начинаю жалеть, что не расспросил подробнее у Маноло о всех приметах места базирования эскадрильи, как вдруг у самой дороги появляется белая полоска дыма. Это сигнал. Снижаюсь, замечаю навес, сделанный из камыша, группу летчиков, стоящих в его тени. Подруливаю на подходящее для стоянки место и не торопясь вылезаю из кабины.

Никто не встречает меня, никто не бежит к самолету. Не ждут. Что ж, в неожиданных встречах есть особая прелесть!

Освобождаюсь от парашюта. Почему-то дрожат руки. Иду к камышовому навесу, примеченному еще с воздуха, стараюсь шагать медленно, но волнение подхлестывает меня. Уже не иду, а бегу... Стоящие у навеса летчики замечают меня и вдруг все разом бросаются навстречу. Еще издалека Панас кричит:

- Борис! Дружище! Да ты никак и в самом деле живой?

Подбегает, целует.

- А мы по тебе хотели поминки справлять.

- И то хорошо! Значит, вспоминали?

- У нас прошел слух, что тебя сбили на севере и ты погиб в горах! - кричит Волощенко.

С разных сторон к нам подходят испанские летчики, механики. Приветственные слова раздаются со всех сторон.

- Что же мы стоим под солнцем! Пойдемте в ваши хоромы. - говорю я.

Подходим к камышовому навесу.

- Наше дневное обиталище и вместе с тем КП, - с видом заправского гида объясняет мне Волощенко.

Навес мне нравится. С него спускаются полотняные пологи, хорошо защищающие от солнца, ветра и пыли. Заходим внутрь - прохладно и даже уютно. Посередине стоит стол, накрытый скатертью, вокруг стола аккуратно расставлены плетеные кресла и стулья. В одном углу висит старый знакомый телефон, наш спутник во всех кочевках. А в другом... Что это такое? Откуда?

- Уже не узнаешь предметов культуры? - звучит довольный бас Бутрыма. Могу напомнить, что это такое: обыкновенное пианино, и даже совсем неплохое.

- Но откуда оно? Где вы его раздобыли? Волощенко показывает глазами на Бутрыма: "Спроси лучше его". Панас не без ехидства замечает:

- У меня от этого инструмента до сих пор плечи болят.

Рассказывают все сразу, перебивая Друг друга. Увидели они этот инструмент в Бельчито, когда из городка выбили марокканцев. Летчики попали туда, чтобы провести рекогносцировку переднего края. Сделав дело, пошли посмотреть городок. Одни развалины. Щебень, пыль на тротуарчиках, смрад от неубранных трупов. Ни единой живой души. Уже собрались уезжать, как вдруг Бутрым увидел пианино. Замер на месте. Давно не играл, а как хорошо бы...

- Давайте достанем!

Летчики посмотрели на него как на сумасшедшего. Пианино чудом висело на обломках каких-то стропил на высоте третьего этажа.

С величайшим трудом, рискуя похоронить себя под развалинами, забрались они наверх и спустили пианино на веревках. Потом достали грузовик. И вот оно здесь!