По лезвию бритвы - Дэниел Полански

Их было двое, оба наркоманы, крепко подсевшие на змия. Первый был древним стариком, почти ровесником первичного хаоса, гнилые десны являли свидетельство его закоренелой привычки, ветхие лохмотья кишели городской живностью. Его протеже был на несколько лет старше меня, но казался невероятно тощим; редкие рыжие волосы торчали над унылыми большими глазами. Внимание обоих было поглощено маленькой девочкой между ними, ее надрывный рев теперь сделался тише, страх лишил ее голоса.

Годы дележа территории посвятили меня в таинства тараканов и крыс, и способ моих передвижений напоминал скорее их молниеносную прыть, нежели беспечную походку большинства детей моего возраста. Под покровом темноты я был практически невидим, хотя парочка впереди меня так увлеклась девочкой, что привлечь их внимание мог разве что военный оркестр на марше. Прижавшись плотнее к уличной стене, я тихонько подкрался к ним, больше из любопытства, чем по каким-то иным причинам, и притаился во мраке, держась подальше от лунного света.

— По крайней мере три или четыре стебля мы за нее получим, три или четыре штуки по крайней мере! — рассуждал старик, запустив свои сучковатые пальцы в волосы девочки. — Отведем ее прямо к главному еретику и за трубкой чистейшего дурмана договоримся. Пусть отправляет.

Спутник старика стоял молча, его туповатое желтушное лицо едва ли выказывало признаки понимания.

— Я ее покупаю у вас.

Слова сорвались с языка сами собой. В те дни подобные вещи часто происходили со мной: едва успеет шальная мысль промелькнуть в уме, как ее последствия уже отражаются эхом от небосвода.

Подросток обернулся, но неуклюжее тело и притупленные чувства лишили его движения легкости и быстроты. Старик оказался проворнее, его рука схватила девочку за плечо, как будто защищая ее. В мгновение тишины слышались лишь детские всхлипывания. Затем старик рассмеялся, хриплый звук прорвался наружу сквозь скопления слизи в носу.

— Мы нарушили границы ваших охотничьих владений, благороднейший господин? Не беспокойтесь, мы задержимся тут недолго.

Когда-то старый наркоман, видимо, был важной фигурой, учителем либо законником, пока змий не пожрал его, и хотя его мозг давно ужался до простейших рефлексов, он по-прежнему сохранил бесполезную способность изъясняться красноречиво.

Я запустил руку в башмак и вынул оттуда заначку: три серебреника, которые нашел или украл, и один золотой. Его мне дал Одноглазый Роб в качестве платы за то, что я стоял на шухере, когда тот обносил старый банк на Светлой улице.

— Тут есть желтая монета. Это честная сделка.

Я не знал точно, сколько давали за ребенка, однако долгое путешествие по улицам города едва ли стоило больше того, что я предлагал.

Старик и подросток тупо таращились друг на друга, пытаясь обдумать своими черепашьими мозгами новый поворот событий. Имея достаточно времени, один из них мог бы сообразить, что будет проще убить меня и забрать деньги, чем согласиться на мое предложение, а потому нельзя было предоставить им такой шанс.

Держа в левой руке кошелек с монетами, я развернул правой рукой опасную бритву, которую вынул вместе с заначкой.

— Я забираю девчонку, — сказал я. — Плату выбирать вам — золото или сталь.

Парень двинулся вперед с угрожающим видом, но я перехватил его взгляд, и он остановился на полпути. Монеты звякнули в кошельке.

— Золото или сталь. Выбирайте.

Тот, что удерживал девочку, снова разразился скрежещущим смехом. Резкий звук будоражил мне нервы, и я испытывал жгучее желание свернуть этот чертов торг и взглянуть, какого же цвета кишки у вшивого недоумка.

— Мы возьмем деньги, — произнес он. — Избавь нас от труда тащиться с ней в порт.

Но его юный спутник, казалось, все еще сомневался, поэтому я швырнул кошелек перед ним на землю. Он наклонился за ним, и я подумал было пару раз полоснуть его лезвием по лицу, а затем приняться за его престарелого товарища. Однако старик по-прежнему крепко держал девочку, и я не сомневался, что он прибьет ее не моргнув и глазом. Поэтому я решил играть честно и надеялся, что и эти двое сделают то же самое. Хотя и жаль было терять деньги. Неизвестно, когда еще представится случай добыть золотую монету, тем более что Роба упекли в тюрьму на ближайшие двадцать лет за убийство священника во время драки в трактире.

— Теперь убирайтесь, — сказал я, когда юноша выпрямился, держа в руке заработанные моей кровью и потом деньги. — Уйдете через другой конец переулка. И не делайте глупостей.

Тот, что удерживал девочку, уставился на меня пристальным взглядом. Потом он оскалился, показав буро-зеленые зубы.

— Теперь будь бдителен, маленький смотритель, и получше сторожи свой заповедник, — произнес он.

— Если еще раз вас увижу, отрежу вам яйца от корня и оставлю истекать кровью на улице.

Старик снова загоготал мерзким смехом и пошел вспять, его юный спутник побрел следом за ним. Я провожал их взглядом до тех пор, пока не убедился, что они не замышляют напасть на меня, и только тогда сложил бритву и зашагал к девочке.

Ее миндалевидные глаза и смуглая кожа выдавали киренскую кровь, а изодранная одежда и синяки подсказывали, что девочка уже несколько ночей провела на улице. На шее ребенка были деревянные бусы из тех, что до разгула чумы на рынке в Кирен-городе шли по медяку за две штуки. Любопытно было узнать, откуда у девочки эта вещица. Возможно, ее подарила мать, или отец, или кто-то из бесчисленных родичей девочки, лежавших теперь в земле.

Уход похитителей не улучшил ей настроения, и она продолжала рыдать, уже не владея собой. Я присел на колено и легонько пошлепал ее по щеке.

— Прекрати плакать. Никто тебя не слушает.

Дважды моргнув, она утерла нос. Слезы перестали катиться из глаз, но я дождался, пока восстановится ее дыхание, прежде чем заговорил вновь.

— Как тебя зовут?

Я видел, как вздрогнула ее тонкая шейка, будто желая ответить, но девочка не смогла пошевелить губами, чтобы облечь голос в слова.

— Твое имя, дитя, — спросил я вновь, силясь вложить в свой голос хоть чуточку нежности, ибо это тонкое чувство я знал лишь понаслышке.

— Селия.

— Селия, — повторил я. — Больше никто никогда не обидит тебя, понимаешь? Ты не должна бояться меня. Я буду заботиться о тебе, договорились? Я на твоей стороне.

Девочка недоуменно смотрела на меня, не зная, что мне ответить. Время, проведенное ею на улицах, вовсе не привило ей склонности доверять ближнему.

Я поднялся с колена и взял ее за руку.

— Идем. Надо подыскать тебе теплое место.

Начал накрапывать мелкий дождик, но вскоре пошел настоящий ливень. Моя тонкая куртка промокла до нитки, девочке же пришлось довольствоваться одним рваным платьем. Некоторое время мы шли в молчании. Несмотря на то что ветер бил ее хрупкое тело, Селия не плакала и не жаловалась.