Последний ребенок - Джон Харт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Можно доллар?
Хант посмотрел на руку. На обратной стороне ладони проступала размытая татуировка.
— Как насчет пятерки?
Старик сам вытащил банкноту из бумажника, сунул себе в карман и, облизав бледные, почти бескровные губы, зыркнул глазами вниз по насыпи с другой стороны рельсов. Проследив за его взглядом, Хант увидел рваный кусок зеленого брезента, засунутый под куст кудзу и почти невидимый. Увидел кучку пустых банок и круг почерневшей земли. Старик был бездомным.
Внезапно в глазах бродяги полыхнул страх. Тревога и напряжение прорубили на впавших щеках новые складки.
— Всё в порядке, — сказал Хант. — Никаких проблем. — Он достал еще одну бумажку. Старик закудахтал, голова его затряслась, в груди захрипело, а закончилось все сухим, надсадным кашлем. Что-то буро-коричневое ударило в сияющий рельс. Хант повернулся и увидел разбросанные под насыпью бутылки. Из-под дешевого вина, пивные на сорок унций[21], и большие, объемом в пинту[22], от недорогого бурбона.
— Видели, что здесь произошло? — спросил Хант, указывая на дом.
Взгляд у старика ушел в сторону, в глазах мелькнул страх. Он отвернулся, но детектив схватил за тонкую, как тростинка, руку и, не повышая голоса, сказал:
— Сэр, вы сами меня позвали. Помните?
Старик переступил с ноги на ногу. Кончики его скрюченных пальцев пожелтели от никотина.
— А… а… Ей нравилось разгуливать голой. — Он показал на окно ванной. — Смеялась надо мной. — Левый глаз у него дернулся. — Гребаная шлюха.
— Вы говорите о Ронде Джеффрис? — осторожно спросил Хант.
Подбородок у старика затрясся, но вопроса он, кажется, так и не понял.
— У вас все хорошо?
Бродяга вскинул руки вверх.
— Разве я не повелитель мира? — Он снова попытался уйти, и детектив положил два пальца на высохшее плечо.
— Можете сказать, что здесь случилось?
— Что тебе надо? — Старик отмахнулся от него, как от назойливой мухи, и, стоя на одной ноге, почесал мыском ботинка икру другой. Левый глаз закрылся. — Только лопату и видел. — Он кивком указал на гараж. — Вон оттуда и взял.
— Вы имеете в виду Ливая Фримантла? Чернокожего мужчину? Под триста фунтов? — Хант посмотрел на гараж, а когда снова обратился к бродяге, тот уже ушел в себя. — Вы что-то говорили?
— Что тебе надо? — Старик опять помахал рукой. — Я тебя не знаю. — Он отвернулся и побрел по рельсам, не оглядываясь, время от времени отмахиваясь от воображаемых насекомых.
Хант вздохнул.
— Кросс! Поднимитесь сюда.
Детектив вскарабкался по насыпи.
— Да, сэр?
— Пойдите за ним. Он, возможно, что-то видел. А возможно, и не видел. Попробуйте вытащить что-нибудь, но полегче. Когда закончите, позвоните в соцобеспечение и ветеранский госпиталь. Пусть приедут и помогут старику.
— Ветеранский госпиталь?
Хант показал на его правую руку.
— У него татуировка. Морская. Старик служил на флоте. Проявите немного уважения к моряку.
Едва детектив поднялся на крыльцо, как Йокам снова высунул за дверь голову.
— Думаю, тебе надо это увидеть.
— Что?
— Помнишь пустую комнату в юго-западном углу?
— Спальню? — Хант порылся в памяти. Комната была маленькая и совершенно пустая. На окне желтая штора. На стене отметины от клейкой ленты. Ничего примечательного, кроме пустоты. — И что там такое?
— Ты просто посмотри, — сказал вполголоса Йокам.
Хант прошел за ним по дому, миновав снимавших отпечатки криминалистов и фотографа в куртке. Возле комнаты двое полицейских в форме посторонились, пропуская детективов.
— В кладовке. — Йокам открыл дверь и щелкнул выключателем. Свет мгновенно заполнил тесное пространство, и белые стены стали как будто еще белее. Нарисованная цветными мелками на задней стене картина достигала примерно семи футов в высоту, имела искаженные пропорции и выдавала детскую руку. Мужчина — обведенный черным силуэтом, красные губы и громадные, с пальцами-палочками, руки, одет в широкие багровые штаны. Идеально ровные коричневые кружки — возможно, их получили, обведя дно стеклянной банки, — изображали глаза. Несколько проведенных поперек правой щеки волнистых линий отнюдь не выглядели пугающими. Одной рукой мужчина прижимал к груди маленькую девочку, другой как будто махал далекому другу. У девочки были овальные глаза, ленточка в волосах — розовое пятнышко, почти терявшееся на широкой груди мужчины, — и желтая юбочка. Одну руку она подняла, а ее рот напоминал рваную кровавую рану.
— Какого черта?
— Вот именно, — поддакнул Йокам. — Именно так я и сказал.
Хант огляделся.
— Других рисунков нет?
— Нет.
— Кто-то же должен что-то знать.
— Соседи отмалчиваются, не хотят говорить с полицейскими. По крайней мере, на этой улице.
— Что-нибудь указывает на то, что в доме держали девочку?
— В комнате убрали. Что странно само по себе, потому что в других грязи по колено.
Хант пробежал глазами по голым стенам, отмечая места, с которых сорвали клейкую ленту. Судя по расположению, лентой приклеивали листы бумаги. Начав с угла, Хант медленно прошел вдоль всех стен. Осмотрел заляпанную стену, пол. Никаких других картин, никаких украшений, ни даже пятнышек от цветных мелков. Только несколько коротких черточек, как будто кто-то отрывал бумажные уголки. Он заглянул за желтую штору, потом наклонился, увидев что-то в дальнем углу, и осторожно поднял.
— Пуговица? — спросил, подойдя ближе, Йокам.
Хант повертел находку, прищурился.
— От мягкой игрушки. От какого-то животного.
— Что?
— Думаю, это глаз. — Хант протянул руку. — Дай пакет.
Йокам протянул ему пластиковый пакетик. Хант опустил в него пуговицу-глаз и запечатал.
— Пусть поищут здесь отпечатки. — Он выпрямился.
— Куда теперь? — спросил Йокам.
— Устал я от этого дерьма.
Хант вышел из дома на крыльцо. Люди все еще стояли тут и там тесными группками, с любопытством наблюдая за копами, не представлявшими реальной угрозы. Глядя на эти самодовольные, равнодушные лица, Хант почувствовал, как в нем закипает гнев. Повысив голос, чтобы все слышали, детектив сказал:
— Я хочу поговорить с теми, кто знает, что происходило в этом доме. — Слушатели замерли. Лица как будто замкнулись. Он видел такое миллион раз. — Здесь убили людей. Пропала девочка. Кто-нибудь может рассказать, что творилось в этом доме?
Хант отыскал взглядом сердитую женщину с малышами на руках. Он выбрал ее, потому что она была матерью и потому что жила по соседству.
— Помочь может любая мелочь.
Лицо женщины оставалось холодным, отстраненным. Хант снова прошел взглядом по толпе, но увидел только злобу и недоверие.
— Пропала девочка!
Призыв не нашел отклика. Он был копом, а на этой улице копам не верили. На глаза ему попалась стоящая на углу крыльца банка с краской. Этикетка давно выгорела и побелела, крышка заржавела. С удивившей его самого яростью Хант пнул ее ногой. Описав в воздухе дугу, банка шлепнулась на землю, изрыгнув что-то серое.
Несколько секунд Хант
