Ближний круг Сталина. Соратники вождя - Рой Медведев

Вскоре я заметил, что отношение Сталина ко мне круто изменилось, он избегал встреч со мной. На заседаниях Политбюро делал колкие замечания в мой адрес.

Я ждал грозы, и она разразилась на первом организационном Пленуме ЦК, сразу после XIX съезда партии. Аргументов против Молотова и меня у Сталина не было, ругани было много.

…Его недовольство Молотовым и мною, как я понимаю, вынашивалось им давно, скрытно, а приведенный случай дал ему повод ускорить решение. Молотов и я были старейшими членами Политбюро, он видел в нас свидетелей его темных дел. Зачем оставлять таких людей? При его обострившейся с годами болезненной подозрительности мы должны исчезнуть. Но довести задуманное им злодеяние до конца помешала неожиданная его смерть» (Цит. по: Павлов Д. В. Из записок наркома // Новая и новейшая история. 1988. № 6. С. 125—126.).

Многие считали, что Молотов и Микоян обречены, и ожидали скорой развязки. Внешне, однако, все продолжалось без изменений: Микоян напряженно работал в Совете Министров СССР.

Микоян в 1953—1956 годах

Сразу же после смерти Сталина составы Президиума ЦК КПСС, Секретариата ЦК и Совета Министров СССР были резко сокращены. Анастас Иванович вновь обрел твердое положение в самых высших звеньях советского и партийного руководства. В то время членов руководства в официальных сообщениях перечисляли не по алфавиту, а по месту в партийной иерархии. Хрущев стоял на пятом месте – после Маленкова, Молотова, Берии и Кагановича. Микоян занимал в этих списках восьмое место – после Ворошилова и Булганина.

Микоян воздержался, однако, от развернувшейся сразу после смерти Сталина борьбы за власть. Готовясь к аресту Берии, Хрущев посвятил в свой план Микояна в последний момент, уже перед заседанием Президиума ЦК. Но Микоян занял осторожную позицию и не спешил присоединиться к сговору. Позиция Микояна очень беспокоила Хрущева, и он поделился своими опасениями с Маленковым. Но отступать было нельзя, и они открыли заседание Президиума ЦК. Первым выступил Хрущев, подробно обосновал вопрос о необходимости отстранения Берии и выражения ему политического недоверия. После Хрущева выступил Булганин, потребовав удаления Берии из руководства. Все остальные участники заседания также поддержали Хрущева. Иначе выступил Микоян. Он согласился со многими обвинениями против Берии, но тут же добавил, что Берия «учтет эту критику, что Берия не безнадежный человек, что в коллективе он может работать и может быть полезным» (Хрущев Н. С. Воспоминания. Избранные отрывки. Нью-Йорк, 1979. С. 152.).

После устранения Берии Микоян по всем основным вопросам поддерживал Хрущева. Он помог реабилитации и возвращению многих своих прежних друзей и сотрудников, некоторые из которых заняли ответственные посты в партийном и государственном аппарате. Он нередко встречался с родными тех своих прежних товарищей, которые были расстреляны. В 1954 году Микоян совершил поездку в Югославию, чтобы подготовить визит в эту страну советской партийно-правительственной делегации и соглашение о примирении.

Незадолго до XX съезда КПСС Хрущев предложил обсудить на съезде вопрос о преступлениях Сталина. Почти все члены Президиума ЦК были против. Микоян не поддержал Хрущева, но и не выступил против. Однако Хрущев вернулся к этому вопросу уже во время работы самого съезда. Он заявил, что он обратится за решением к делегатам съезда. После трудных дискуссий с членами Президиума было решено, что Хрущев сделает доклад о Сталине на последнем заседании съезда, уже после выборов ЦК. Но еще раньше, за десять дней до того как Хрущев прочитал свой знаменитый секретный доклад, именно Микоян неожиданно, но вполне определенно и остро поставил вопрос о злоупотреблении Сталина властью. «В течение примерно 20 лет, – сказал Микоян, – у нас фактически не было коллективного руководства, процветал культ личности». Микоян подверг критике многие ошибки Сталина во внешней политике и заявил, что «Краткий курс истории ВКП(б)» неудовлетворительно освещает историю партии и что много ошибок имеется в работе Сталина «Экономические проблемы социализма в СССР». Микоян не только сказал несколько теплых слов о Косиоре и Антонове-Овсеенко, репрессированных и погибших в конце 30-х годов, но и в более общей форме заявил, что в СССР нет еще настоящих марксистских трудов по истории Гражданской войны и что многие партийные деятели времен Гражданской войны были неправильно объявлены врагами народа и вредителями (См.: XX съезд Коммунистической партии Советского Союза. 14—25 февраля 1956 года. Стенографический отчет. М., 1956. Т. 1. С. 302, 323, 325, 326.). Большая речь Микояна сразу стала центральным событием съезда и вызвала оживленные комментарии международной прессы.

В своей книге «Великий поворот» бывший корреспондент итальянской коммунистической газеты «Унита» Дж. Боффо так описывал выступление Микояна:

«Микоян говорил страстно, быстро, наполовину глотая слова, как будто он боялся, что у него не хватит времени сказать все, что он хочет. Было очень трудно следить за его речью. Но даже немногих фраз в начале речи было достаточно, чтобы захватить общее внимание. Царило абсолютное молчание. Имя Сталина было упомянуто в его речи только один раз. Но критические замечания по адресу умершего вождя были почти свирепы в их категорической определенности. В предшествовавших речах не было ничего подобного этому решительному осуждению. Когда он кончил говорить, зал был охвачен возбуждением. Делегаты громко обменивались мнениями. Следующего оратора никто не слушал» (Цит. по газете «Русская мысль» (Париж). 1976. 5 февр.).

После XX съезда именно Микоян руководил формированием примерно ста комиссий, которые должны были выехать во все лагеря и места заключения СССР, чтобы быстро осуществить пересмотр обвинений политических заключенных. Прокуратура СССР, которая до сих пор медленно занималась реабилитацией, вначале возражала против создания таких комиссий, наделенных правами реабилитации и помилования. Но после вмешательства Микояна Генеральный прокурор СССР Р. А. Руденко уступил. Однако тот же Микоян в своих выступлениях перед общественностью настойчиво призывал к соблюдению осторожности и умеренности в критике Сталина. Когда на собрании московской интеллигенции некоторые писатели горячо и убедительно требовали расширения и углубления критики культа личности, Микоян не сдержался и крикнул одному из ораторов: «Вы хотите раскачать стихию?!» (См.: Свирский Г. На лобном месте. Лондон, 1979. С. 136)

В октябре 1956 года во время политического кризиса в Польше Микоян первым прибыл в Варшаву для оценки его масштабов и характера. В начале ноября, в дни восстания в Будапеште, Микоян вместе с Сусловым и Жуковым принимал решения, которые привели к его подавлению и формированию новых органов партийного и государственного руководства Венгрии.

Известно, что Микоян был дружен с Б. П. Шеболдаевым, сменившим его как партийный лидер Северного Кавказа. В 1937 году Шеболдаев был расстрелян, и Микоян молча воспринял это известие. Но в 1956 году после реабилитации Шеболдаева Микоян пригласил к себе сына погибшего друга и долго говорил ему о том, каким хорошим человеком и большевиком был его отец, с которым они вместе работали еще в Бакинской коммуне 1918 года.

Светлана Аллилуева в своей книге «Только один год» рассказывает, что уже после XX съезда КПСС она была приглашена в гости к Микояну и тот подарил ей красивый медальон с портретом Сталина.

От июньского Пленума до XXII съезда КПСС

На июньском (1957 года) Пленуме ЦК КПСС, так же как и на предшествовавшем ему заседании Президиума ЦК, Микоян твердо стоял на стороне Н. С. Хрущева. Только на Пленуме он выступал дважды и говорил каждый раз больше часа. В сущности, из членов сталинского Политбюро Микоян оказался единственным человеком, который поддержал Хрущева. После июньского Пленума Анастас Иванович входил в число трех-четырех наиболее влиятельных людей в партии и государстве. Он часто выполнял ответственные дипломатические поручения, совершая официальные и неофициальные поездки в Индию, Пакистан, Китай и некоторые другие страны. В январе 1959 года Микоян прибыл в США, чтобы открыть советскую выставку и провести переговоры о возможном визите Н. С. Хрущева в Америку. Он часто и успешно выступал в различных аудиториях в США, и ему даже задали в шутку вопрос: не собирается ли он выставить свою кандидатуру в сенат? Не слишком успешной была лишь встреча Микояна с руководством американских профсоюзов, где его встретили не особенно дружелюбно и почти загнали в угол вопросами. В конце встречи Микоян с удивлением заметил: «Руководители американских профсоюзов относятся к Советскому Союзу более враждебно, чем американские капиталисты, с которыми я встречался» (Цит. по: New Lider. 1959. 3 feb.).

Микоян оказался первым из советских руководителей, посетивших Кубу после победы там революции. На встречи с Микояном и Кастро стекались громадные толпы кубинцев. Анастас Иванович вел переговоры о советском кредите Кубе, закупке кубинского сахара и установлении дипломатических отношений. На Кубе жил в это время Эрнест Хемингуэй, и Микоян посетил его. Он подарил писателю двухтомник его избранных произведений, недавно вышедший в СССР, но не смог внятно ответить на вопрос писателя, почему в СССР не издан до сих пор его главный роман – «По ком звонит колокол», о гражданской войне в Испании. Микоян обещал разобраться в этом вопросе. Конечно, он знал, что против издания романа возражала Долорес Ибаррури; Хемингуэй отнюдь не идеализировал в романе эту прославленную революционерку. Все же после возвращения Микояна вопрос об издании романа обсуждался на Президиуме ЦК и был решен положительно. Роман был переведен на русский язык, отрывок из него опубликовала «Литературная газета». В журнале «Звезда» (№ 1 за 1964 г.) появилась даже статья Р. Орловой «О революции и любви, о жизни и смерти…» (К выходу романа «По ком звонит колокол»). Роман вышел лишь тиражом в две тысячи экземпляров – »для служебного пользования» и только в 1968 году наконец был включен в собрание сочинений писателя.