Привычное проклятие - Ольга Голотвина

Внезапно Сизый завертелся, зарыскал, а потом сообщил, что след сдвоился: поверх старого, почти выветрившегося, лег свежий. Человек, который когда-то нес ящик, недавно еще раз побывал в этих краях.

Теперь запах был таким сильным, что даже детеныш шел по следу уверенно, чувствуя себя взрослым и опытным и почти перестав бояться громоздящихсявокруг мрачных, поросших мелкими кустами скал. Но не успел он порадоваться своей чуткости, как след оборвался. Причем самым невероятным образом: у подножия отвесной голой скалы. Словно камень расступился и пропустил человека.

Растерянный малыш сел на свернутый кольцом хвост и предоставил учителю разбираться в хитрых людских уловках.

А учитель в смятении метался под скалой, пытаясь снова взять след.

Люди не могут летать. Люди не умеют карабкаться по гладким крутым склонам. Люди не проходят сквозь скалы. Так что же, во имя Великой Матери, здесь произошло?!

Наконец Сизый беспомощно затих. Такой позор — на глазах ученика! Кроха сидит, помаргивая третьим глазом, и чинно ждет, когда его мудрый учитель разгадает загадку…

Нарастала ярость. Сизый с маху хлестнул хвостом по скале — мощно, злобно, будто ломая хребет смертельному врагу.

Глупая, нелепая выходка! Через мгновение Сизый устыдился бы ее, но…

Послышался треск, и ящер с недоумением уставился на дыру, возникшую там, куда только что врезался хвост. За спиной восхищенно верещал Первый.

Вот оно что! Пещера! Дверь, искусно замаскированная под замшелый гранит!

Из пролома хлынули запахи — незнакомые, тяжелые, затхлые. И среди них явственно читался аромат пряного дерева.

— Ящик там, — без удовольствия прошипел Сизый. Ему совершенно не хотелось лезть в пещеру, наверняка полную неведомых опасностей.

Но малыш, получивший подтверждение гениальности учителя, рвался выразить свой восторг и преданность.

— Сейчас принесу! — пискнул он и юркнул в пролом так шустро, что Сизый не успел его остановить.

А-шш! Ученик может попасть в беду! Хочешь не хочешь, а надо защитить и прикрыть!

Поспешно расширив пролом двумя ударами, Сизый ринулся во мрак.

Впрочем, для него этот мрак был не таким уж непроглядным: глаза ящеров лучше человеческих приспособлены к темноте. Сизый уверенно двигался по пещере, ловко избегая каких-то странных предметов: то массивных и угловатых, то плоских и лохматых, то причудливо изогнутых. Человек на его месте отшиб бы себе бока, блуждая во тьме. Впрочем, человек догадался бы зажечь факел, закрепленный в скобе у входа. И был бы вознагражден за это странным зрелищем.

Кто-то пытался превратить пещеру в роскошные покои, но результат его стараний выглядел, мягко говоря, причудливо. Ворох шкур на полу (среди них драгоценная шкура уртхавенского белого медведя). Наррабанская жаровня с недогоревшими благовониями. Гирлянда позолоченных колокольчиков под потолком. Хрустальный кораблик на серебряной подставке и хрустальные водяные часы без воды. Изящный инкрустированный столик, а на нем грязный серебряный бокал и старинная миниатюра в деревянной рамке: дракончик, только что вылупившийся из яйца. Везде россыпью толстые фолианты и свитки. Грудой, в беспорядке — ларцы, шкатулки, сундуки. Все заросло пылью, а оптимист-паук развесил свои кружева поверх роскошных тайверанских шпалер на стенах.

Все же можно было догадаться, что пещера — не просто хранилище разномастных ценностей. В украшенном рубинами подсвечнике — два огарка, а шкура белого медведя закапана воском. Здесь же, возле оскаленной медвежьей морды, небрежно брошена толстая затрепанная книга. В этой нелепой роскоши и грязи кто-то жил, хотя бы время от времени…

Все эти мысли занимали бы человека. А два ящера чутьем разыскали на крышке большого сундука ларец из ароматного дерева тхау — изящную вещицу, которую только они и могли именовать «ящиком». И поспешили покинуть человечье логово, отнюдь не интересуясь его мрачными тайнами. Ничего больше не взяли они в пещере — не из благородства, а потому, что ничего не показалось им там ценным.

— Ну зачем нам мучить друг друга? Обо всем поговорили, все решили…

— Правда, любимая? А почему у тебя такие грустные глаза?

Грустные? Неужели? Науфина мысленно упрекнула себя: стареет. Раньше ей лучше удавалось скрывать чувства. Бывало, вся лучится весельем, никто и не догадается, что на сердце кошки скребут.

Возьми себя в руки, Науфина. Делать глупости хорошо в юности, тогда это слаще меда. Даже в слезах, которые проливаешь, тоже есть сладость. А в солидном возрасте… Стыдно, Науфина! Сейчас вы расстанетесь, уже навсегда. Фержен погорюет и успокоится. А станет одиноко — найдет себе молоденькую, для мужчин старость наступает позже…

Что он говорит?.. Бедный, милый чудак, он еще пытается ее убедить!

— Нет, Фержен, не надо! Расскажи лучше, как ты живешь. Кринаш говорил, что ты купил дом в Шаугосе.

— Ну, дом — это громко сказано. Так, домишко. Впрочем, для меня он даже слишком большой. Я же там совсем один!

— Но зимовать в столице ты не захотел?

— Там жизнь дороговата, в Шаугосе все дешевле.

— Да, верно. — Науфина обрадовалась, что нашлась такая безопасная и близкая ей тема разговора. — Но не опасно ли в такую погоду подниматься по реке? Там же Пенные Клыки!

— Не бойся, солнышко! Таких капитанов, как я, поискать надо! Перед Ферженом подводные скалы сами расступаются!

— Прямо шарахаются! Хвастунишка…

— А все-таки лучше было мне остаться в Джангаше, — неожиданно хмуро сказал Фержен. — Как подумаю: вот подплывает «Шустрая красотка» к пристани… Мой дом с реки виден — он на берегу, над обрывом. И темный, как сундук! Ни огонька в окошке! А это, наверное, такое счастье, когда для тебя кто-то огонь в окне зажигает.

Разговор опять съехал на скользкую дорожку. Науфина поспешила спросить:

— Ну не совсем же один живешь, хоть прислуга имеется?

— А как же! Одного старого раба получил в придачу к дому, от прежних хозяев остался. Жуткий лодырь, но умеет вовремя изобразить неустанную работу. Трудно поймать на том, что бездельничает. Еще купил рабыню — по дешевке, потому что одноглазая. Но она одним глазом видит больше, чем иные — двумя. Ястреб, а не баба! Характер свирепый, язык злющий. Ухожу в плавание — радуюсь, что отдохну от этой грозной особы.

— А между собой слуги ладят?

— Да ничего, нашли общий язык.

— Ну, я рада, что у тебя все хорошо сложилось… Ты извини, мне надо подняться к себе. Я обещала внучке проверить список расходов — на дом в Джангаше, на склады…

Внезапно эти трезвые, разумные слова показались женщине полным бредом. Огорченно махнув рукой, она повернулась к лестнице.