Армагеддон 3. Подземелья Смерти - Юрий Бурносов

— Не выйдет, — прогудел Решетников из своего укрытия. — Заплюют на подходе…

И тут раздался глуховатый голос Шибанова.

— Сколько весит граната, кто знает? — спросил он.

— Какая? — Грищенко приподнялся над ноздреватой глыбой и тут же нырнул обратно — зеленоватая струя кислоты ударила в камень, разбрызгивая вонючие капли.

— У нас что, большой выбор? — сердито рыкнул Шибанов. — Вот эта, круглая, со склада на станции?

— М67? — Грищенко на мгновение задумался. — Граммов 400.

— Через какое время происходит взрыв? — задал очередной вопрос Шибанов.

— Через четыре секунды, — отозвался Грищенко. — Перед броском предварительно следует удалить предохранительное кольцо, прижав рычаг пальцами к корпусу гранаты…

— Это я знаю, — проворчал Шибанов. — Будьте готовы. Как только… Сразу бегите к дверям!

— Как только что?! — крикнул Гумилев. — Ты что задумал?

— Все будет нормально. Помолчите все, — донеслось из-за камней, где лежали шибановцы. Потом там началась какая-то возня, раздался возглас Джей-Ти, тоненько, негодующе вскрикнула Атика…

Шибанов поднялся в полный рост, держа пулемет LSAT двумя руками за тонкий ствол. Перемахнув через каменистый гребень, он очутился на открытой площадке в двадцати метрах от стены. Мутанты заверещали, и сразу несколько бледных лиц возникли в амбразурах. Забухали выстрелы — Джей-Ти и Атика прикрывали Ростислава.

— Дава-ай! — крикнул он, замахиваясь пулеметом, как клюш­кой.

Джей-Ти, приподнявшись, выдернул кольцо и аккуратно, навесом, бросил под ноги Шибанову шарик гранаты. Гумилев в это мгновение понял замысел хоккеиста и судорожно сглотнул, представив, что будет, если тот не попадет по гранате или промажет мимо бойницы.

Звучный, хлесткий удар! Граната свистнула в воздухе, выбила бетонную крошку из края амбразуры и канула внутри. Шибанов сразу после своего броска, который сделал бы честь любой звезде мирового хоккея, бросился под защиту камней, а то место, где он только что стоял, накрыли сразу несколько кислотных плевков.

— Есть! — заорал Джей-Ти. — Расти! Круто, чувак! Ты…

Его голос утонул в грохоте взрыва. Верещание мутантов словно отсекло. Дым и пыль выплеснулись из бойниц и потекли по каверне. Гумилев следом за Грищенко и Решетниковым устремились вперед, к двери. Втроем они выкрутили запорный штурвал, вскинули автоматы и замерли, готовые ворваться внутрь.

Подбежавшие Шибанов, Джей-Ти и Атика заняли позиции рядом. Вессенберг прижался к стене, собираясь поддержать группу огнем из дробовика Штреллера.

— Я открываю. — Атика взялась за рукоятку и потянула тяжелую плиту двери на себя, отступая в сторону.

Вопреки ожиданиям, дверь распахнулась очень легко, повернувшись на хорошо смазанных петлях. Гумилев собрался стрелять, но оказалось, что воевать практически не с кем. Большинство мутантов посекло осколками, лишь двое выжили и теперь пытались уползти в темноту, оставляя на гладком полу кровавые следы.

Вессенберг парой выстрелов добил тварей.

— Ну что ж, позвольте пожать вам руку. — Решетников улыбнулся Шибанову. — Вы совершили невозможное.

— Ерунда, — устало махнул рукой хоккеист. — Мы в Кирове, когда пацанами были, на коробке за школой тренировались все время. Бутылку под перекладину ворот подвешивали и с тридцати метров шайбу бросали. Клюшки — дрова, тяжелые. Кто попал — молодец. Кто разбил — молодец два раза, и все его в кулинарии кормят — пирожные там разные, сок… Тогда я руку и набил. Потом, когда хоккеем начал заниматься, пригодилось.

— И сейчас пригодилось.

— Кто бы знал. — Шибанов покрутил в руках пулемет и отдал Джей-Ти.

— Чува-ак, ты мне ствол погнул! — обиженно крикнул рэпер.

Атика усмехнулась. Джей-Ти сообразил, насколько двусмысленно прозвучали его слова, и с ругательствами отбросил испорченное оружие.

Гумилев тем временем включил управление шлагбаумом, и стальная балка со скрежетом уползла в стену, открывая отряду путь.

— По моим прикидкам, до поезда нам осталось не больше мили. — Решетников с тревогой посмотрел в темноту. — Сколько людей у Роулинсона и чем они вооружены, мы не знаем. И не следует забывать, что у них тоже могли быть проблемы с подземными уродами… В любом случае полковник вряд ли будет сидеть сложа руки. Уж посты в тоннеле он выставит наверняка.

— Если нас заметят, то всех положат издали — в тоннеле негде спрятаться, — вздохнул Грищенко.

— Укроемся за бронетележкой, — предложил Шибанов.

— «Наши мертвые нас не оставят в беде», — процитировал Высоцкого Решетников. — Что ж, на том и порешим. Но нам все же надо попытаться обнаружить противника первыми!

— Я понял. — Грищенко вскинул автомат и отправился в тоннель.

Джей-Ти побежал за ним. Утратив пулемет, он вооружился прихваченным на станции модифицированным автоматическим пистолетом Браунинга «Хай пауэр».

— Штреллер, идите-ка сюда, — позвал Вессенберг топчущегося в тоннеле позади тележки доктора. — Нужно помочь толкать. Вы понимаете меня?

— А если не понимаете, придется пустить вам пулю в затылок и оставить здесь, — мимоходом бросил Решетников, выдвигаясь в тоннель следом за Джей-Ти.

После его слов Штреллер сердито зыркнул на Вессенберга и послушно навалился плечом на бронированную стенку тележки.

— Симулянт, — не оборачиваясь, сказал Решетников.

— Дьявол заберет вас всех! — не очень уверенно прохрипел Штреллер.

— Все, что может рука твоя делать, по силам делай; потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышления, ни знания, ни мудрости, — парировал Решетников.

Вессенберг с уважением покивал и заметил:

— Цитата из Екклезиаста. Браво, господин полковник.

Шибанов, Мидори, Атика и Гумилев, приготовив оружие, прошли мимо и скрылись в темноте.

— Навались! — по-русски крикнул Вессенберг.

Тележка, пощелкивая подшипниками, покатилась по рельсам.

— Живые везут мертвых и завидуют участи их, — мрачно бормотал Штреллер себе под нос, то и дело спотыкаясь.

— Ну, один-то живой, — возразил Вессенберг.

— Все, все мертвы! — зловеще каркнул доктор.

— Что?! — Эстонец одним махом взлетел на тележку, посветил фонарем…

Лобачевский умер, так и не придя в сознание. Струя кислоты, выпущенная одним из мутантов, прожгла ему шею. В горячке боя никто этого не заметил. Вессенберг решил, что сообщит о смерти раненого потом, и втайне даже позавидовал Лобачевскому — пребывая в медикаментозной коме, он не мучился от боли, не страдал, перед смертью его мысли были спокойными и умиротворенными.