ИГ/РА - Диана Килина

Сейчас я испытал дикий восторг, когда она по–хозяйски распахнула дверь дома (моего дома), шагнула внутрь, и направилась к кухне, сбрасывая на ходу свои туфли. Я, почти привычным жестом, поднял их и отшвырнул в прихожую.

То ли недолгая разлука так на меня повлияла, то ли магнитные бури, но я не мог оторвать от неё взгляда, как только она переступила порог моего кабинета. Собранная, сдержанная, с лёгкой улыбкой на аппетитных губах и кокетливым глубоким разрезом на юбке, отчего при ходьбе её бедро обнажалось. Я триста раз проклял всё на свете, что ехал в машине перед ней, а не рядом с ней. Хотя, с другой стороны – хорошо, что я не видел этой светлой кожи на её ножке, мог бы не сдержаться. Я, конечно, не насильник, но от флюидов, которые испускает эта женщина, башню срывает капитально.

Она включила кофеварку, заправив её не менее хозяйственным жестом, и улыбка на моём лице достигла критических размеров. Пока она носилась по кухне, изучала содержимое холодильника и вытаскивала из него какие–то продукты, я просто наблюдал. Наблюдал за тем, как плотно обтягивает ткань юбки её задницу; наблюдал за тем, как вырез белоснежной шёлковой блузки чуть расходится, когда она двигается, и, конечно, наблюдал за этим разрезом на бедре, будь он неладен.

– Проголодалась? – произнёс я, подпирая щёку рукой.

– Есть немного, – промычала Оля, намазывая сливочное масло на хлеб.

Следом за маслом последовал толстый, нет – толстенный, слой печёночного паштета. О вежливости Сладкая, по всей видимости, забыла, потому что есть начала жадно, перепачкав пальцы в вязкой субстанции коричневого цвета.

– Охренеть, как вкусно, – промычала она с набитым ртом, – Я обожаю российский паштет.

От грубого словца, которое вылетело из её уст, я слегка опешил, а потом засмеялся. Она дожевала свой бутерброд, проглотив последний кусок как питон, и принялась ковыряться в коробке пальцем, соблазнительно его облизывая.

Я мысленно простонал, а потом не выдержал:

– Сладкая, не делай так, пожалуйста, – проскулил я, закрывая глаза рукой.

Она тихо ойкнула и затихла. Я посмотрел на неё сквозь пальцы и снова засмеялся, увидев выражение её лица – выражение нашкодившего ребёнка, которого застукали за чем–то нехорошим.

– Откуда у тебя привычка есть руками? – спросил я серьёзно, когда она принялась отмывать свои пальцы от паштета и масла.

Оля ненадолго застыла, а потом повернула голову и тихо сказала:

– Родители. Меня редко кормили дома, – выключив кран и вытерев руки полотенцем, она подошла к кофеварке и налила кофе в приготовленные для этого заранее кружки, – Когда доставалась какая–то еда, я была так голодна, что ела руками.

Я принялся изучать её лицо, когда она села на высокий табурет рядом со мной. Её глаза заволокло грустной дымкой, и она одарила меня вымученной улыбкой.

– Ратмир этого терпеть не мог, – тихо сказала она, потупив взгляд, – Постоянно переучивал, но привычка – вторая натура, кажется, так говорят.

Кивнув, я потянулся к своей кружке и отпил щедрый глоток. Положив локти на стол, я постучал кончиками пальцев по столешнице.

– Какие у тебя дела в Питере?

Сладкая судорожно вздохнула, и отвернулась к окну, обхватив свою кружку тонкими пальчиками.

– Людмила Соколова, – коротко сказала она, и я нахмурился, – Жена Михаила. Я общаюсь с ней.

– Чувствуешь вину?

– Немного.

– Почему немного?

Оля пожала плечами, а потом снова заговорила:

– Соколов был не плохим человеком, если конечно об окружении Ратмира можно такое сказать, – коротко усмехнувшись, она медленно отпила свой кофе, – Он помог мне, хотя мог этого не делать. Я могу курить в доме? – спросила она, переводя тему.

– Можешь, – я допил свой кофе и встал, чтобы убрать посуду, – Я заберу твою сумку из машины и отнесу её наверх. Как твоё плечо?

– Нормально. Я уберу здесь, – Оля медленно моргнула, проследив за моими телодвижениями.

– Договорились.

Взяв ключи от её машины с кухонного островка, я вышел из кухни, а затем и из дома. На улице было прохладно, и тёмные тучи подсказали мне, что лето в Питере закончилось. Пока я шёл к машине и обратно, начало мелко накрапывать.

Из кухни доносился приглушённый голос Ольги. Вспомнив разговор с загадочным «другом» Артёмом, я навострил уши и прислушался, застыв перед лестницей.

– Я не уверена, что успею. Послушай, я всё сделала, – она замолчала, – Ляль, не кипятись, он признается. Какой психолог? – пауза, – А, ты об этом. У него есть видео, – опять молчание и судорожный вздох, а потом тихие шаги по полу, – Да, этот подонок снимал детей на видео. Да, я уверена. Найдите их, – шаги продолжались: туда–сюда, туда–сюда, – Так сделай что–нибудь и раздобудь ордер на обыск! – Сладкая перешла на крик, а потом снова притихла, – Ляль, послушай меня – я могу не вернуться, – вот тут мой рот удивлённо приоткрылся.

Что значит: «Я могу не вернуться»?

Разговор тем временем продолжался:

– Найдите видео. Покажите их любому детскому психологу, и он подтвердит, что детей принуждали, – снова вздох, – Да. Действуй. Пока.

В кухне что–то с грохотом разбилось, а потом послышалось смачное ругательство. Я моргнул и медленно поставил сумку на первую ступеньку лестницы, а затем сделал несколько шагов и появился в арке.

Оля стояла, опираясь руками о столешницу, и раскачивалась вверх–вниз на носках. От этих движений её голова тихо билась об угол верхнего шкафчика кухонного гарнитура.

– Сладкая? – осторожно произнёс я, не решаясь подойти ближе, – Всё в порядке?

Она медленно выпрямилась и повернулась. Кивнув, она обхватила себя руками и откинула голову назад, снова ударившись о шкаф.

– Работа. Тяжёлый случай.

– Ты ведь работаешь с детьми, да? – я всё–таки шагнул на кухню и обошёл остров, чтобы встать перед ней.

Прикрыв глаза, она снова кивнула.

– Насилие?

Снова кивок.

– Ясно, – отрезал я, погладив её родинку большим пальцем, – Хочешь чего–нибудь выпить?

– Нет, – не открывая глаз, ответила она, – Поцелуй меня.

От этой просьбы я слегка опешил. Не то, что я был против, но она сама впервые попросила меня о чём–то подобном.

Стараясь двигаться как можно медленнее, чтобы не спугнуть её, я приблизился вплотную и наклонился над ней. Глаза Ольга так и не открыла, даже чуть нахмурилась, когда моё лицо застыло в сантиметре от неё.

– Ты побыстрее можешь? – тихо шепнула она.

Мои губы сами собой скривились в усмешке, и я провёл ими по её щеке и своей любимой родинке. Оля судорожно вздохнула и убрала руки с груди, положив их на мои плечи.

– Лазарев, не тормози, – фыркнула она, повернув голову.

Мой рот накрыл её, и я осторожно, по глоточку, начал пить её вкус. Сладкие розы и соль, странное сочетание, дурманящее, кружащее голову и сводящее с ума. Одной рукой я обхватил её талию, а другой провёл по лицу и шее, ощущая, как под моими пальцами расцветают крупные мурашки и тонкие светлые волоски встают дыбом.

Она осторожно прижалась ко мне и чуть запрокинула голову, впуская мой язык в свой рот. От этого в моём мозгу что–то выключилось, и я рывком оторвал её от пола и усадил на столешницу. Острые коленки прижались к моему возбуждённому члену, и я просунул бедро между ними, раздвигая её ноги.

Сладкая что–то промычала в мой рот, и я приоткрыл глаза. Она хмурилась, но не отрывала своих губ от моих, как будто не хотела отпускать. Я провёл ладонью по её обнажённому бедру, которое так выигрышно выглядывало из–под выреза юбки. Моя рука, покоящаяся на её талии начала вытаскивать блузку, а потом самым наглым образом прошмыгнула под тонкую ткань. Пальцы нащупали тёплую кожу, стали пробираться выше, пока я не почувствовал тонкие выступающие линии.

– Стоп, – Ольга резко отстранилась и оттолкнула мои плечи, – Хватит.

Её голос дрожал, но был холодным. Я отступил на шаг, сжав руки в кулаки и послушно кивнул:

– Как скажешь. Можно вопрос?

Спрыгнув на пол, Сладкая поправила свою юбку и одёрнула смятую блузку.

– Валяй, – наигранно небрежно бросила она.

– Что это был за рисунок?

Она резко вдохнула воздух и со свистом его выдохнула. Покачав головой, Оля прошла мимо меня и уже у самого выхода из кухни тихо бросила:

– Крылья. Я хотела, чтобы у меня были крылья.

ГЛАВА 21

Сегодня кому–то говорят: "До свиданья!"

Завтра скажут: "Прощай навсегда!"

Заалеет сердечная рана.

Завтра кто–то, вернувшись домой,

Застанет в руинах свои города,

Кто–то сорвётся с высокого крана.

Виктор Цой и Кино «Следи за собой»

Ольга, 2013

– Привет, Люсь, – я вошла в крошечную прихожую однокомнатной квартиры на Хасанской улице и осторожно сняла туфли, стараясь лишний раз не шуметь, – Спит?

Люда кивнула и протянула руки для объятий. Похлопав её по спине, я мягко отстранилась.