Алхимики - Рудольф Баумбах

— Они у тебя карие, — прошептала она, — а вот здесь на щеке — рубец.

Она легко провела по нему пальцем, и он вздрогнул от этого прикосновения.

— Моя Эльза!

— О, мой возлюбленный!

Ганна, старая разумница Ганна, где ты теперь?

Вдоволь нацеловавшись, они поднялись со скамейки и пошли бродить по саду, держась за руки, словно маленькие дети.

— Вот здесь, у этой мяты, мы впервые заговорили друг с другом. Помнишь?

Фриц сорвал цветущую веточку и приколол к ее волосам.

Они подошли к старой башне, которая была превращена в садовую беседку, и взошли по ступенькам наверх.

Из окна были хорошо видны горы, покрытые темно-зелеными еловыми лесами. Дождь очистил воздух, и теперь можно было разглядеть каждый горный уступ.

— Там, в горах, — заметил Фриц, — бродит теперь магистр. Знаешь что, Эльза? Мысли о нашем магистре не дают мне покоя. Когда он вернется сегодня вечером, я не посмею поднять на него глаз.

— Ах, забудем про магистра, Фриц! Посмотри, как чудесно освещены солнцем монастырские руины на горе! Знаешь ли ты, что там живет одно бедное привидение? Говорят, будто каждую ночь из руины спускается очарованный монах, — он приходит к нам в сад и гуляет здесь с очарованной монахиней…

Фриц сказал, что слышал какую-то легенду об этих чудесах, но не знает подробностей.

Эльза всплеснула руками от изумления.

— Весь город знает это предание, а господину помощнику почти ничего не известно! Я слышала эту легенду от своей тети, — она жила в твоей комнате. Ах, Фриц, если бы добрая тетя Урсула была жива, мы нашли бы в ней заступницу… Я была совсем маленькой девочкой, когда с ней случился удар, — это было как раз в Крещение. Но я очень хорошо помню ее доброе приветливое лицо и часто, перед сном, уже закрыв глаза, я вижу ее, как живую. Царствие ей небесное!

Фриц Гедерих наклонился и поцеловал Эльзу в лоб.

— Вернемся к бузине! Там ты расскажешь мне про свою тетю, а также про монаха и монахиню. Хочешь?

— С удовольствием, Фриц. Но ты ведь такой ученый и умница. Это все говорят, — и отец, и магистр. Мои рассказы скоро наскучат тебе! Я ведь совсем глупенькая…

Фриц закрыл ей рот поцелуем.

Они опять уселись под бузиной. Солнце уже низко склонилось к горам.

Ганна, старая Ганна, где ты теперь?

Эльза начала рассказывать:

— Каждый день после обеда тетя читала сборник проповедей. Она была очень умной женщиной, умела читать, писать и считать. Я сидела около нее на скамеечке, и когда я начинала капризничать, она дергала меня за ухо.

Фриц не удержался — и слегка дернул Эльзу за ушко.

— Я не очень любила эти часы, — продолжала Эльза, — но, окончив чтение проповеди, тетя принималась за пряжу, и я очень радовалась тогда: она начинала рассказывать мне чудесные истории о бесстрашном Зигфриде, о прекрасной Магелоне и о семи воронах; она знала также много рассказов о страшных ведьмах, привидениях, оборотнях, огненных драконах и других чудовищах. Страшновато было слушать ее и в тоже время так увлекательно! Случалось, что в комнату входил отец, — обычно как раз в тот момент, когда я, затаив дыхание, ждала окончания какой-нибудь занимательной истории. Тетя Урсула тотчас же умолкала, а отец хмурился и говорил: «Надеюсь, вы не рассказывали ребенку о привидениях? Я не выношу, когда детям набивают голову подобным вздором!» Я убегала тогда и горько плакала где-нибудь в уголке, — втайне я ужасно сердилась на отца, но он-то, конечно, желал мне добра. Однажды тетя Урсула рассказала мне и про монаха и монахиню, разгуливающих по ночам в нашем саду. Дело в том, что дом наш был раньше женским монастырем. Об этом ты слышал, конечно?

Фриц кивнул головой.

— Много-много лет тому назад в этом монастыре постриглась благородная девушка, жених которой был убит на войне турками: так, по крайней мере, рассказывали его товарищи, возвратившиеся на родину. Однако на самом деле рыцарь не был убит, его только взяли в плен. В плену у турок он страшно бедствовал, но через три года ему удалось освободиться; он возвратился в немецкую землю и поспешил к замку своей возлюбленной. Увы, ему сказали там, что она давно уже христова невеста. Тогда рыцарь снял шлем, повесил щит и меч на стену и постучался в ворота монастыря, который стоял там, на горе. Его приняли, и он стал монахом. Итак, рыцарь и девица жили каждый в своем монастыре. На этом и могла бы окончиться вся история. Но случилось иначе, и я до сих пор содрогаюсь, когда думаю об этом. Они нарушили данную ими клятву!.. По ночам монахиня выходила из своей кельи, а монах спускался с горы и перелезал через стену. Здесь в саду они встречались. Как-то раз они совсем забыли о времени, нежились и целовались так долго, что уже зазвонили к обедне, и их застали вдвоем… Тогда бедную монахиню замуровали живой в монастырской стене… То же самое сделали и с монахом в нагорном монастыре. Люди говорят, что в могиле им не суждено было обрести покой, и вот они подымаются в полночь и бродят вместе до первого петушиного крика. Некоторые видели их здесь в саду. Собиратель трав, старик Петр, клялся и божился, что видел их. И наша Ганна тоже верит в это. Даже сам магистр, который днем-то постоянно посмеивается над суевериями простого народа, ни за что не решился бы выйти ночью в сад, хотя мой отец и трунит над ним. Разве это не страшная история, Фриц?

— Конечно, Эльза, но ведь сказочка — без конца. Или ты думаешь, что бедным привидениям придется бродить по ночам до самого Страшного суда? Нет, миг искупления должен наступить раньше. Разве тетя Урсула ничего не говорила тебе об этом?

Эльза отрицательно покачала головой.

— Тогда я расскажу тебе конец этой истории. Монах и монахиня обречены на скитания по ночам до тех пор, пока под этой вот бузиной, где они нарушили обет, двое других не поклянутся в вечной верности. Когда это случится, монаха и монахиню впустят в рай, где они будут молиться за своих спасителей. И любящие будут так счастливы, как только могут быть счастливы люди на земле!

Эльза рассмеялась, как ребенок.

— Да, да, — воскликнула она, — эта история именно так и должна кончиться. Мы теперь уже спасли монаха и монахиню. Жаль только, что мы не можем разгласить это по всему миру!

Они опять поцеловались и поклялись