К-10 (сборник) - Олег Дивов

– Понял, – говорю, а сам бочком-бочком и на выход. Пошутить хотел, называется.

– Выпороть бы тебя как следует для вразумления, – Ник меня добрым словом провожает, – да уж больно ты здоровый, люди не поймут. А по морде дать – так не чужой вроде… И вообще, почтальон – лицо неприкосновенное. До некоторой степени. Пока не задолбает!

Мне тогда двадцать три года было – служил в родном селе на почте и радовался, что есть интернет и молодых в армию больше не забирают. Весь мир на мониторе, друзья-приятели в разных странах, работа ответственная, кругом свои – что еще надо человеку? Типа лишь бы не было войны. А радости-то сколько, простой человеческой радости – наструячишь на принтере журналов и газет, сброшюруешь, сумку тяжеленную на плечо закинешь – и идешь по Красной Сыти, а тебя уже и в том доме ждут, и в этом, и каждый встречный почтальону улыбается, и ты всей душой ощущаешь, до чего же нужным делом занят – прямо здесь, прямо сейчас. А письма?! Которые иногда на почту из города привозят – настоящие, в конвертах? Не какие-то мыльные, которые у нас по старинке открытками зовут, будь они хоть на семь листов… Да нормальное письмо по адресу доставить – это ж целая история. Почтальона чуть ли не языческим ритуалом встречают. Прямо магия вуду. Трезвым не уйти.

Хорошая штука интернет все-таки. Не будь его, я бы наверняка после училища в городе застрял – и потерял себя. Об одном жалею: не попробовал, каково оно – в ванне лежать и из горла пить.

Ну, так вот. Дожди перешли в гнусно-моросящую фазу; спасательная экспедиция, пыхтя и тарахтя, скрылась в направлении города; утопающее село, прихлебывая самогонку, расселось перед телевизорами; Ник ввиду отсутствия телевизора налег на суровый коктейль из самогона с Добрыниным и Курочкиным; я на почте углубился в бета-тестинг седьмых «Героев». День проходит, другой, и вдруг у меня лампочка под потолком – бздынь! – гаснет. И главный компьютер включает себе питание от бэкапа. И в телефоне ватная тишина.

Я за дверь. На улице дождик противный еле капает и мат зверский стоит. Ник еще стоит. С трудом. За забор держится и, снисходительно кивая, наблюдает, как народ от дома к дому мечется.

– Доигрались, – Ник говорит. – Доцеловались с юсерами.

– Ты чего? – я ему. – Столбы небось подмыло, и все дела. Тоже юсеры виноваты?

– Газеты читать надо, племяш, – отвечает. – Только не как вы это обычно делаете, через пятую точку, а головой, аналитически. Все к тому и шло. Вот завтра – услышишь – «Геркулесы» за облаками полетят. Стадами. Табунами. Про…ли Россию дерьмократы. Ну, да ладно. Видать, судьба. В партизаны-то со мной уйдешь, Леха?

– Сам, – говорю, – уйди. Баиньки уйди. Параноик!

Ник по привычке в сторону глянул – я, умный, назад отшатнулся, тут он и засветил кулачищем в то место, где только что был мой лоб. А поскольку для замаха ему пришлось отпустить забор, то Ник уже в процессе удара начал падать. Я сразу ушел, не стал глядеть, как он в лужу опрокинется, только плюх за спиной и услышал.

Дядя, чтоб его. Родственник. Помереть со стыда.

А назавтра, прямо с раннего утра, загудела по всему небу тяжелая авиация.

Я просыпаюсь, в залу выхожу, а там за столом папаня глазом в прицел уперся. Из ствола прибор для «холодной пристрелки» оптики торчит. И не знал, что есть у него. Всегда он прицел нормально пристреливает. А теперь – патроны экономит?

– Ты зачем это? – спрашиваю. А сам уже догадываюсь, зачем.

– Да так, – говорит, – просто.

Ну, думаю, не завидую я юсерам. Ой, зальется слезами чья-то мама.

Пока что, правда, только наша мама на кухне плачет. Сдержанно и с достоинством. Одной рукой плачет, а другой завтрак стряпает.

И до того естественно, прямо нормально мне все это подумалось – аж оторопь взяла. Как будто я с раннего детства готовился к тому, что у России есть враги и рано или поздно тот из них, кто посильнее, возьмется нас завоевать.

Понятно кто.

Вышел на кухню, маму приобнял. Она стряпню бросила, хвать меня и так сжала, кости хрустнули.

– Мам, – успокаиваю, – не напрягайся. Это какая-то глупость. Дурацкое стечение обстоятельств. Сегодня наши пройдут по линии, упавший столб найдут, провода срастят, и мы все узнаем. Эти самолеты, которые гудят, наверняка учения или что-то вроде.

Сам говорю, а не верю.

– Господи, – мама шепчет, – как же хорошо, Лешенька, что ты такой взрослый. Они ведь дети малые, что отец твой, что Никанор. Да и все остальные…

И я понимаю: она тоже не верит. Для нее самое важное, чтобы я вел себя, как большой рассудительный мужчина и без лишнего повода не лез на рожон.

А я и не собираюсь. И папаня, кстати, не собирается. Он за пушку схватился, потому что струхнул. Ему так спокойнее. Мужик со снайперкой – пусть и не боевой, а промысловой – уже полтора мужика.

– Ладно, мам, я выскочу на пару минут, узнаю, как и что.

По относительно сухой обочине бредет председатель.

– Когда поедем? – спрашиваю.

– Куда?

– Ну… Обрыв искать.

– На чем?!

Глаза у председателя белые, то ли от налитости, то ли по причине глубокого осатанения. Тут я вспоминаю: оба наших исправных гусеничника еще третьего дня ушли в город и бесследно в том направлении сгинули вместе с отважным экипажем. Так… Что мы сегодня имеем на ходу? Насколько мне известно, один-единственный трехосный «Урал». Правда, у него под капотом дизель от комбайна. Но «Урал» замучаешься переставлять на «сельхозрезину». Есть такие громадные широченные колеса. Они ему лезут еле-еле. А на штатных баллонах он по нынешней распутице далеко не уйдет, сядет.

Все-таки и правда хорошая вещь интернет – мелькает в голове. И как здорово, что он теперь повсюду. Ибо в противном случае покинул бы я родину навеки. Не нравятся мне наши дороги. К дуракам притерпелся, а вот к дорогам… Как поглядишь на весенне-летне-осеннюю распутицу – и сразу неудержимо рвет в город.

– Значит, нужно идти пешком. Вы дайте команду электрикам. И я с ними.

– Леша, – говорит председатель, крепко хватая меня за грудки и слегка встряхивая, – дорогой ты мой почтмейстер! Очнись! Сейчас, когда вся Красная Сыть в едином порыве… О чем это я? Да! Ты что, вообще дурак?! Все село готовится к войне с Соединенными Штатами. Все сидят в стельку трезвые и чистят оружие. Формально, как гендиректор акционерного общества «Красная Сыть», я могу им что-то приказать. Но чисто по-человечески – а, Леша? Не время сейчас приказывать. Пусть остынут слегка. Глядишь, и сами одумаются.

И ведь не скажешь ничего. Прав на сто процентов. Что называется – мудрый политический деятель.

Возвращаюсь домой и на пару с отцом разъедаю громадную вкуснющую яичницу с помидорами. Впервые в жизни замечаю, как мало по сравнению с нами, мужиками, ест мама. Что-то со мной происходит. Кажется, все чувства обострены до предела.