Атомка - Франк Тилье

Люси и Шарко переглянулись — надо же, как все серьезно.

Комиссар взял трубку и заговорил в микрофон:

— Проблемы с сердцем и почками… Как у нашего пропавшего мальчика.

— Паскаль тоже обратил на это внимание. А я позвонил сегодня с утра в кретейскую больницу… но и тут не все ладно. Поскольку ребенка в больнице уже нет, им неохота еще раз и более подробно исследовать его кровь, тогда как нам надо кое-что уточнить. Обычная история: желают знать, кто за это заплатит. Поэтому мы заберем у них пробирки с кровью и отдадим нашим токсикологам. Нам повезло: в кретейской лаборатории хранят биологический материал, взятый у пациентов, в течение недели, и крови там достаточно, чтобы проверить не только то, что проверили в больнице. Ну и мы решили: пусть воскресенье пройдет, а завтра с утра это дело запустим.

Шарко чувствовал, что некоторые нити начинают сплетаться, пусть даже пока и очень неопределенным образом. Из головы его не выходили три слова: «радиоактивность», «Эйнштейн», «Кюри».

— Ты вроде говорил о радиоактивности, — напомнил Франк.

— Да. После Китая, где добывают уголь, и потому воздух очень сильно загрязнен кремнеземом, Дюпре полетела в Штаты — в Ричленд, а оттуда в Альбукерке. Ближайшие города к тем, что связаны со сверхсекретным проектом «Манхэттен», то есть с созданием в тысяча девятьсот сорок пятом году первых атомных бомб.

— Что-то такое об этом слышал, но помню смутно, чересчур далекие времена.

— Ричленд — место очень известное, и туда ломятся туристы, которые увлечены историей. Знаешь, как его называют? «Ядерным городом» или «городом атомного гриба»… И он на самом де…

Но комиссар уже не слушал. Он вскочил с кровати, щелкнул пальцами:

— Люси, где у нас «Фигаро»?

— В машине, в бардачке.

— Сбегай за газетой, пожалуйста, одна нога здесь, другая там, ладно? Кажется, до меня дошло, почему Дюпре оставила себе этот номер.

Когда Люси скрылась за дверью, комиссар успокоился и повторил парижским коллегам, чтобы они были в курсе, то, что сам узнал час назад, — избегая только упоминаний о тетрадке. Наконец Люси вернулась с газетой в руке, протянула ее Шарко, он схватил и принялся поспешно листать.

— Это точно было на странице объявлений, точно! — Глаза его быстро забегали по строчкам… — Ну да, вот. — Он ткнул пальцем в заметку посредине левой полосы. — Вот, я нашел! В разделе личных сообщений — туда кто угодно может написать о чем угодно. Послушай, Белланже, что тут написано:

В Стране Киртов можно прочесть то, чего читать не должно. Мне известно о NMX-9 и пресловутой правой ноге в Краю Лесов. Мне известно о TEX-1 и ARI-2. Мне нравится овес, и я знаю, что в грибных местах свинцовые гробы еще потрескивают.

Белланже долго молчал, потом попросил Франка прочесть еще раз и наконец спросил:

— Ты правда думаешь, что это как-то связано с…

— Почти уверен. Это очень похоже на зашифрованное послание. Насчет овса я не понял, но ты же сам только что сказал, что Ричленд называют «городом гриба», да? Вот тебе и — «грибные места». И потом — свинец… Разве не похоже, что «гробами» она назвала самих детей, потому что со свинцом внутри они приговорены к смерти? Бродячие гробы. Понимаешь, что я имею в виду?

— Более или менее, — отозвался Белланже. — И… — Он снова помолчал. — Ты считаешь, что автор сообщения — Валери Дюпре?

— По-моему, это очевидно. Словами «мне известно» или «я знаю» она словно бы тычет пальцем в мишень, она угрожает. Причем она знает и то, что ее «мишень» внимательно читает «Фигаро».

— Смотри-ка, а ведь и правда может срастись… Да и по времени согласуется: она вернулась из Нью-Мексико в начале октября, заметка появилась в ноябре, месяцем позже. И еще, Дюпре так и не поехала в Индию, хотя запрос на визу предполагал это путешествие. Получается, после США у нее сменились приоритеты.

Люси слушала и записывала в блокнот. Шарко потирал подбородок. Валери Дюпре постепенно обретала в его мыслях плоть. Становились понятны ее мотивы, ее стремления. «Круиз» по загрязненным городам. Книга, в которой говорилось о воздействии загрязнений окружающей среды на здоровье. Во время последней поездки, то ли в Ричленде, то ли в Альбукерке, она узнала нечто такое, что внезапно поменяло ее цели и в конце концов поставило под угрозу ее собственную жизнь. Зачем она поместила в газете эту заметку? Чего хотела добиться? В чем тайный смысл такого странного послания? А главное — где тут связь с ребенком из больницы или фотографиями ученых 1900-х годов?..

Белланже не дал ему додумать:

— Хорошо. Надо будет пораскинуть мозгами, давай пока оставим это в стороне. На время. Паскаль обожает головоломки — он потратит выходной на разгадку вашей криптограммы. А вы завтра с утра, так уж и быть, удостойте Шантелу своими показаниями и, если больше в этом медвежьем углу делать нечего, возвращайтесь. Насчет твоего оружия, Франк, я разберусь с начальством сам, придется извести тонны три бумаги… Ну, пока!

Они распрощались. Шарко, приглаживая на ходу волосы, направился к окну, но передумал, остановился, глядя на Люси, которая читала и перечитывала «Фигаро».

— Ты хоть что-то поняла?

— Не-а. Китайская грамота.

— Этого и следовало ожидать. Съездишь в гостиницу за моими шмотками?

— Хочешь уйти прямо сейчас? Смеешься, что ли?

— Нисколько. Ты поедешь в гостиницу, а я тут пока договорюсь с врачами о выписке. Ну а потом можно будет выбрать. Либо мы останемся в номере под теплым одеялом, либо смотаемся в Рюмийи, в психиатрическую больницу. Тебе что больше нравится?

Люси пошла к двери:

— Ты на самом деле хочешь, чтобы я ответила?

27

Стужа.

Для того, с чем столкнулись полицейские, когда вышли из машины перед каменной громадой, которая казалась высеченной прямо в скале, никакого иного слова и не подберешь.

Путь в психиатрическую больницу оказался неблизким и не очень простым: сначала надо было проехать весь город Рюмийи, затем углубиться в горы, обогнуть озеро, переправиться через речку по мосту и оставить позади километр горной дороги, вьющейся по лесу между лиственницами.

Трехъярусное чудище с суровыми стеклянными глазами, защищенное крышей со шпилями, прорывающимися сквозь снег. Поскольку здание выстроили высоко в горах, ледяной ветер хлестал по нему со страшной силой. Пойти тут погулять невозможно — окоченеешь.

Судя по архитектуре и удаленности от всего, подумала Люси, больницу построили очень давно, в те времена, когда безумцев считали нужным помещать в загон и держать подальше от населения — иными словами, где-нибудь на краю света.

Было воскресенье, день клонился к вечеру, и никто пациентов не навещал: пустую стоянку засыпал девственно-белый снег; только на местах, отведенных для машин персонала, стояло несколько автомобилей.

Шарко переступил порог заведения с опаской. Будучи в прошлом шизофреником… да ладно, просто — будучи шизофреником, он хорошо знал, какова из себя душевная болезнь со всеми ее вариантами и всеми мерзкими проявлениями, и интуиция подсказывала ему, что в этом изолированном от мира заведении работают отнюдь не только с легкими патологиями. А потому, излагая в приемной свою просьбу пропустить их к директору больницы, он чувствовал, как на лбу проступают капли пота и как дрожат губы.

Их провели по типичному для старых психиатрических лечебниц длиннющему гулкому коридору с очень высокими потолками и вызывающей тошноту перспективой. По пути они не видели ни одного пациента, да и из персонала всего лишь раз или два попались санитар с тележкой, медсестра, выходившая из аптеки… Бледные неулыбчивые лица, сутулые спины. Изоляция в горах вряд ли дарит возможность отвлечься, рассеяться.

Директор больницы Леопольд Юсьер, шестидесятилетний лысый мужчина в круглых очках, которые он снял, завидев полицейских, казался частью обстановки. В его кабинете было, мягко говоря, холодновато, и Люси подняла чуть выше движок молнии на куртке. Она чувствовала, что Франку не по себе, видела, как он потихоньку дергает себя за пальцы, будто испуганный ребенок.

— Если позволите, я бы хотел взглянуть на ваши документы, — сказал психиатр.

Люси протянула ему служебное удостоверение, доктор внимательно его изучил, но не стал от этого менее подозрительным и попросил карточку Шарко. Комиссар вздохнул и вытащил свою — находившуюся в самом что ни на есть плачевном состоянии.

— К сожалению, она попала в воду, размокла совсем.

Доктор поднял брови. Он наводил страх — в своем наглухо застегнутом халате, под который был надет свитер с высоким воротником.

— Парижская уголовная полиция здесь, в горах, посреди зимы? Что происходит?

Психиатр вернул им документы, и Люси объяснила:

— Нам хотелось бы узнать как можно больше об одном из пациентов вашей больницы, Филиппе Агонла. Прежде чем стать вашим пациентом, он работал здесь уборщиком.