Люби себя, как я тебя (сборник) - Юлия Добровольская

Накануне на утренней пробежке Лера ощутила в Гарри непонятную перемену: он был одновременно возбужден, рассеян и замкнут. Когда на обратном пути она заметила вслух, что у Гарри вид ученого, находящегося на грани открытия, он остановился, серьезно посмотрел на Леру и сказал:

— У вас уникальный локатор. Я должен вам сегодня рассказать нечто важное. Возможно, в самом деле это — открытие… важнейшее открытие моей жизни.

Только после завтрака, оказавшись на своем излюбленном диком пляже, Гарри поведал Лере, что вчера поздно вечером рассказал родителям о гибели сына.

Отец закрыл лицо и вышел, а мать окаменела и молчала. Гарри видел, что она сдерживает слезы, борясь с собой. Тогда он встал перед ней на колени и сказал: «Мама, заплачь. Дай мне, наконец, ощутить, что у тебя есть душа, которую ранит горе, которая способна чувствовать».

Он говорил матери, что никогда не думал об этом, что только Лера заставила его превозмочь обиду и увидеть в них живых людей, а не строгих педагогов, неизвестно какое отношение имеющих к нему, Гарри, кроме того, что называются его родителями.

Он говорил, что еще не поздно, что можно отыскать в себе ростки любви друг к другу и дать им взойти, что он каждый год ехал сюда с тайной надеждой — а вдруг они изменятся к нему, пока Лера не объяснила, что меняться должен сначала он. И он хочет измениться и просит прощения за то, что был нежеланным сыном и не смог стать любимым.

«Мама, помоги мне! А я помогу тебе».

Вошел отец. Он все слышал и сказал: «Ты прав, сын, пора отдавать долги, пока не оказалось поздно для всех нас». Он сказал, что Гарис ошибается: они с мамой всегда любили его, но кто научил их, что надо скрывать свои чувства? что мальчику будет только на пользу, если с ним будут обращаться сурово? Они осуждали его бабушку, баловавшую, по их мнению, внука, и даже ревновали его к ней.

Гарри не помнил отца таким взволнованным и многословным. Но он говорил и говорил. То была настоящая исповедь. Мать, прижав к лицу платок, беззвучно плакала, дрожа всем своим маленьким худым телом.

Мать Гарри вообще не знала родителей — ее воспитывала тетка, у которой своих была куча и которой было не до нежностей с обладателем лишнего рта.

Свою жизнь друг с другом они прожили, давя в себе всяческие позывы к нежности, считая это абсолютно лишним, если вообще не вредным.

Когда Гарри впервые привез к ним своего двухлетнего сына, они боялись выказать свою любовь к этому милому существу, чтобы их сын не почувствовал себя обделенным в детстве и не испытал ревности.

«Как глупо! — сказал Гарри. — Вместо этого я испытывал боль оттого, что вы равнодушны ко всему, что связано со мной. Я помню, как добры вы были со своими любимыми учениками, приходившими в наш дом, как внимательны к их судьбам, как нежны с их детьми».

«Глупо, — повторил отец. — Есть ли этому прощение?»

— Лера, а есть в Библии что-нибудь еще о любви? — прервал он свой рассказ.

— Я так мало прочла, Гарри, но мне кажется, что все Евангелие — это просто гимн любви!

— Интересно. Я ведь тоже читал эту Книгу. Но я читал ее… мозгами. Как историка меня интересовали события, описанные в ней, которые я сопоставлял с фактами из других источников. Как лингвист, я анализировал языки оригинала… Но о чем эта Книга, я так и не понял. И что влечет к ней людей вот уже тысячи лет?.. Что они в ней находят?.. Что вы находите, Лера?

— Пока не могу сказать определенно что… У меня такое чувство, что в ней есть ответы на все мои вопросы… на все вопросы человечества… Вот, например, десять заповедей… Живи по ним — и не нужно ни уголовного, ни гражданского кодекса со всеми их многотомными комментариями… В десяти строчках — весь закон. Закон счастливой жизни. Вы понимаете — счастливой жизни для всех! А что касается любви… Вот, например, послушайте.

И Лера прочла ему ту самую тринадцатую главу.

Гарри воскликнул:

— Потрясающе! Но почему этому в школе не учат?! Почему в ЗАГСе по ней экзамен не сдают — перед тем как семьей назваться?..

Лера пересказала Гарри историю деда Бена и его совет Катьке — как разобраться со своими чувствами.

— Вспоминаю слова сына… Ведь он все понял. Жаль, поздно…

— Возможно, это как раз тот случай, когда лучше поздно… А чем закончился ваш разговор с родителями?

— М-м-м… Пожалуй, это можно назвать всеобщим покаянием. — Гарри потер лоб и посмотрел на Леру. — Но главное — тут ваша интуиция вас не подвела — я сделал потрясающее открытие!

— Не томите!

— Я обнаружил, что мне тоже есть в чем каяться перед родителями. Раньше я считал себя обиженным… таким правильным и незаслуженно обиженным…

— И в чем же вы нашли свою вину?

— Гордость — это хорошо или плохо? — Вопрос Гарри сначала показался Лере не относящимся к делу.

— Интересный вопрос… Я несколько раз встречала слова «гордость», «гордыня», «гордиться» — и все в отрицательном смысле. Богу это не угодно… Вот послушайте: «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать». Я даже выписала эти слова, чтобы подумать, почему гордость — это плохо.

Гарри оживился, и Лера снова отметила, какой он азартный исследователь.

— А вам в детстве не внушали мыслей о гордости? — Он вскочил и гоголем заходил перед Лерой. — Гордость за страну, гордость за свои успехи… женская гордость… мужская гордость…

Леру словно осенило: ну конечно! гордость!.. Страх и женская гордость не дают ей проявить к Гарри чуть больше тепла…

— И довнушали!..

— Что вы имеете в виду?

— Потом как-нибудь… — Она поднялась. — Вы говорили о своей вине.

— Да… Так вот, я столько лет ждал, когда же мои отец и мать опомнятся и попросят прощения за то, что были недостаточно нежны со мной… Вот моя позиция: я прав, а вы не правы! Я хороший, а вы плохие! Я люблю вас, но не покажу это первым!.. А вы, Лера, посоветовали мне сломить гордыню.

— Я и не подозревала, что посоветовала вам именно это…

— Именно это! Похоже — извините за каламбур, — развязывается гордиев узел… Лера, и это все — только благодаря вам! — Он взял ее за плечи, но тут же отпустил.

— Не преувеличивайте моей роли, во-первых, а во-вторых — это только начало. Самое трудное — впереди. И помоги вам Бог… — Ей хотелось погладить его по щеке, по волосам… Но рука никак не поднималась.

— Вы правы… Знаете, сегодня утром я положил почин новой традиции — поздравьте меня, — сказал Гарри. — Я поцеловал мать, когда желал ей доброго утра. И отца тоже. Они пока не ответили мне тем же…

— Поздравляю. И… мне нравится ваш оптимизм.