Привычка ненавидеть (СИ) - Саммер Катя

— Не люблю резкие запахи. У меня обостренное обоняние, на себе я чувствую все духи, химию для белья, даже какие-то легкие фруктовые ароматы раздражают до жути.

— Ты пахнешь моим парфюмом.

Он тянет носом линию выше по моим бедрам, щекочет кожу, намеренно дразнит, улыбаясь, а я закатываю глаза.

— Я это как-нибудь переживу.

Ян ухмыляется и наконец ложится рядом так, что его затылок упирается мне в живот. Я не могу сдержать себя, чтобы не зарыться пальцами в густые темные волосы.

— Меня раздражает твоя челка. — Я ерошу ее и зачесываю наверх, но она непослушно падает обратно на лоб и лезет ему в глаза.

— А меня, что ты прячешь это. — Бессонов резко оборачивается и кусает мое бедро. Я хохочу и притворно возмущаюсь, пока Ян преспокойно укладывается обратно. — Обожаю твою задницу.

Он говорит так легко, когда я вспыхиваю от каждого слова. Никогда не умела принимать комплименты, а его звучат еще и провокационно. Плюс он в это время внимательно изучает мою комнату, отчего у меня потеют ладошки, и частит пульс. Я убиралась наспех и теперь вижу все огрехи: из комода торчит лямка бюстгальтера, книги расставлены не по порядку, а на полке рассыпался сухоцвет — видимо, задела букет, когда судорожно вытирала пыль.

— Нравятся цветы? — Ян явно прослеживает мой взгляд, не догадываясь о том, что творится у меня в голове.

— Не сказала бы, но внимание, когда их дарят, всегда приятно.

Он после каждой моей фразы будет выдавать фирменную усмешку? Потому что из-за нее у меня невольно сокращаются мышцы между ног.

Боже, дай мне сил. И выдержки.

Ян изучает обстановку вокруг. Очень простую, между прочим, еще более простую, чем у него в комнате — я тоже не люблю лишний хлам и обожаю спокойные тона. Он молчит и не делает резких движений, но это все равно кажется мне до безумия странным, потому что в моей спальне прежде не бывали парни. Ни один из них. Как-то так сложилось. Это место всегда было для меня маленькой крепостью, где я защищена от всех бед.

— Двадцать пятое и двадцать девятое июня… что отмечено на календаре? — спрашивает, потирая челюсть, где выступил небольшой синяк, о происхождении которого я не спрашивала, но догадываюсь.

— Последний экзамен и мой день рождения.

— М-м, значит, ты рак? — и снова уголки его губ ползут вверх.

— А ты увлекаешься астрологией?

— Нет, но подумал о том, что раком ты должна смотреться отменно.

— Ужас, — прыскаю я, потому что он невозможен! — Так ты поэтому король душа? Потому что водолей?

Я смеюсь собственной шутке, не замечая, что Бессонов внимательно вглядывается в мое лицо. И только теперь соображаю, что немного спалилась, но есть ли смысл скрываться после моих признаний?

— Я знаю, когда твой день рождения, если ты об этом. Еще с детства.

Пожимаю плечами, а Ян молчит некоторое время, будто сканирует мой мозг или подбирает шифр к остальным секретам. Ну выглядит очень сосредоточенным. Потом также без слов тянется к карману и закидывает в рот леденцы. Сегодня кофейные. И пока я не успела впасть в уныние, размечтавшись, что когда-нибудь смогу просто взять и поцеловать Бессонова сама и без повода, лезу к нему с новыми вопросами.

— Почему ты полируешь машины, если можешь этого не делать? — Ян задирает брови, вроде бы не понимает вопроса. Притворщик. — С деньгами твоего папы ты можешь вообще не работать.

— Могу, — чеканит без каких-либо эмоций, — но все равно полирую.

— И ты не ответил… — хочу возмутиться я, а Ян меня перебивает.

— Тот же вопрос к тебе. С новым отчимом ты…

— Он мне не отчим.

— Хорошо. С новым папочкой ты могла бы тоже прохлаждать булки, но вместо этого пашешь по ночам в злачных клубах.

— Уже доложили? — почему-то не могу сдержать улыбки.

— Конечно, — кивает мне.

— Тогда один-один.

Ян в ответ плавно скользит пальцами по линии бедер к моему животу, цепляет майку за край и задирает все выше, а я невольно сжимаюсь от его касаний. Не уверена, что готова к продолжению. Секс мне понравился, но между ног все еще саднит, и чувствую я себя неловко. Может, из-за яркой лампы.

— Откуда они? — задает вопрос, от которого я теряюсь, потому что совсем не ожидаю его услышать. Только спустя несколько секунд я понимаю, что Ян не собирается настаивать на чем-то большем, он всего лишь гладит мои застарелые шрамы.

— Обожглась, когда устроила вечеринку при свечах и на маминых каблуках плясала возле зеркала. Пыталась представить себя красоткой, которую все любят.

— Тебе не нужно это представлять, — Бессонов чуть сжимает пальцы на моем боку, кажется, случайно и бесконтрольно, — ты очень красивая. Плевать на всех.

Должно быть, я краснею, потому что Бессонов остается очень доволен произведенным эффектом.

— Как Наташа? — я не назло спрашиваю о ней, просто боялась спросить до этого. Уже несколько дней я не получаю новостей из больницы, так как сиделка, с которой я сумела подружиться, болеет, и ее подменяет кто-то другой. А сама я так и не решаюсь сунуться туда, чтобы не испортить выстраданное хрупкое перемирие с Яном.

— Собирался как раз к ней сегодня, — он не отвечает прямо, значит, без изменений. — Как стихнет погода, заеду сразу.

И я не жду, что Ян так просто продолжит диалог. Тем более поинтересуется делами моего папы. Вообще. Точно нет. Ни в одном самом фантастическом сценарии не вижу этих реплик, которые он произносит. Но он заговаривает, и у меня от его слов сердце пропускает удар.

— Когда ты собираешься в больничку? — И по его напряженному голосу я прекрасно понимаю, что речь уже не о Наташе.

— На выходных. В воскресенье, — запинаюсь я от растерянности. — Врач говорит, что можно. Мне надо. Я хотела бы, но… боюсь, если честно, — последнее я еле слышно шепчу.

Потому что правда очень боюсь встречаться с папой, боюсь, что между нами все безвозвратно изменится, боюсь даже думать об этом после всего. И особенно боюсь того, как отреагирует на мои слова Ян, но он снова меня удивляет.

— Если до обеда, то я смогу тебя отвезти. После тренировка перед финалом, и Василич убьет меня, если…

Я бросаюсь к Бессонову, прежде чем сама это осознаю. Руки, губы, да все тело тянется к нему, пока головой понимаю всю суть. Не успеваю себя отговорить, не ведаю, что творю. Просто целую его. Крепко, но нежно. Без языка, потому что этот поцелуй полон благодарности. Он короткий, но такой сокровенный, каких, кажется, у нас и не было пока. В нем вся я, все оттенки моих чувств.

— Спасибо, — я прихватываю губами кожу вокруг «судьбы» у него за правым ухом, — спасибо, — перемещаюсь, не разрывая контакта, к «братству» на шее слева и рисую зигзаг, чтобы задеть языком «силу» на другом плече. — Ты невероятный, Ян. Ты… у меня просто слов не хватает, чтобы выразить, насколько ты хороший человек, и как я надеюсь, что увижу на тебе «любовь».

Даже если это буду не я.

Я думаю об этом с комом в горле и, конечно же, не признаюсь вслух, но это правда. Я хочу, чтобы он полюбил, хочу, чтобы был счастлив, просто потому что желаю ему самого лучшего. Если любишь, отпусти — так говорят?

Может, и так, только не сейчас. Сейчас я лишь крепче вдавливаю пальцы в его плечи и грудь.

— Да ни за что, — он переводит все в шутку. — Это слишком слащаво.

Но когда я ничего не говорю и кусаю губу, чтобы не заплакать, вообразив его в голове счастливым с кем-нибудь другим, то замечаю, что Ян как-то странно смотрит на меня. И в этот миг я бы душу продала, лишь бы узнать, что у него на уме.

— Я так привык тебя ненавидеть, что не знаю, как любить.

— Я могу показать, — срывается с губ, и я тут же замираю. С этой паузой будто застывает и воздух вокруг нас, все частицы в нем. Все ждет. Трепещет и ужасается.

— Я думал, ты сейчас оседлаешь меня и покажешь все прелести позы наездницы.

Ян себе не изменяет.

— Дурак ты, — смеюсь я, без спроса ложусь рядом и обнимаю его крепко-крепко.

Так мы и засыпаем, сбив подушки вокруг нас, со свисающими с кровати ногами и вцепившись друг в друга, будто если отпустим, сказка закончится, и придется снова жить реальную жизнь.