Сёрфер. Запах шторма (СИ) - Востро Анна

Постепенно прихожу в себя.

— Мне уже можно что-нибудь сказать? — слышу, словно со стороны, как безжизненно звучит мой тихий голос.

— Если это будет не очередная гадость в мой адрес, — бормочет он мне в висок.

— Нет, не гадость. Я больше не хочу здесь оставаться! Отвези меня … ко мне.

Высвобождаюсь из его объятий и направляюсь к машине.

***

Всю дорогу до Коктебеля мы едем молча. Я сижу на переднем пассажирском сидении, поджав под себя ноги и обхватив колени руками. Мне невыразимо тоскливо. В темноте вечера за окном машины почти ничего не видно, но я всё равно заторможено разглядываю мелькающие тени и силуэты в тусклом отсвете редких фонарей. Кир больше не лихачит, и вообще не похоже, что торопится быстрее доставить меня в место назначения. Дорога теперь уже не несётся нам навстречу и параллельные линии обочин больше не сходятся в точке горизонта, которого не видно в темноте крымского вечера. И именно сейчас, на небольшой скорости, чёткая звенящая мысль крутится в моей голове. Это всем известное, неизменное правило: «Параллельные линии никогда не пересекаются».

Почему он это сделал? Может быть, дело в прошлом? В его детстве?

Он ведь сказал, что, после смерти отца, дядя и отчим были совсем не тем влиянием, которого он для себя хотел. Что, если там было насилие? Моральное или даже физическое? Ведь не даром он такой жёсткий и закрытый. Ведь и я тоже выросла не в благополучной семье. И поэтому такая своевольная истеричка.

Идеальная пара — ничего не скажешь!

Я вспоминаю про свадебный букет из сухоцвета Кермек, который положила на заднее сидение. Тянусь за ним, беру в руки. Открываю окно и в сердцах швыряю букет в темноту крымского вечера. На Кира я не смотрю. Он никак не комментирует мой эмоциональный поступок.

Когда он останавливает автомобиль у ворот моего дома, я выхожу не сразу. Чувствую на себе взгляд и всеми силами сдерживаюсь, чтобы не повернуть голову навстречу.

Нет — довольно! Приехали. Это всё надо прекратить!

Протягиваю руку, сжимаю ручку дверцы. И медлю … Чёрт! Что я делаю? Что я делаю? Вставай, же! Подними свою задницу, и просто свали отсюда! Почему же я медлю? Почему словно приросла к сидению, будто чья-то невидимая рука удерживает на месте? Какой странный, дикий вечер!

— Послушай, я не …

— Не надо! Не хочу это обсуждать!

— Ладно. Но хотя бы знай — я регулярно проверяюсь и всегда предохраняюсь.

О чём это он? Ах, да — незащищенный секс. Спасибо, что хоть кончить успел не в меня!

Продолжаю упорно разглядывать ручку.

— Прекрасно! Я тоже.

Усилием воли делаю глубокий вдох, и решительно выхожу из машины, хлопнув дверью. Кир выходит следом. Шум захлопывающейся двери со стороны водителя. Не оглядываясь, быстро делаю несколько шагов к металлическим воротам. Нажимаю код на калитке. Открываю, и … оборачиваюсь.

Он стоит, облокотившись на капот. Скрещённые на груди руки, голова опущена, угрюмый взгляд устремлён вниз. Уловив моё движение назад, поднимает голову.

Твою же мать! Сколько мрачного огня и тоски в его глазах!

Сердце замирает в груди и падает куда-то вниз. К ногам. Горло схватывает судорога. Опускаю глаза. А когда снова поднимаю их, с моих губ срывается.

— Я не волна, Кир. Не бездушная большая волна, которую надо оседлать и покорить. И потом делать с ней что хочешь. Я — женщина! Живая женщина со своими чувствами и болью. Прощай!

А теперь — просто быстро отвернуться и закрыть за собой калитку. И уйти в дом. И всё. Действуй! Иначе ты не сможешь, а ты должна.

Звук захлопывающейся калитки. Пересекаю двор. В голове настойчиво крутится только одна мысль: «Он уедет! Уедет сейчас, и я больше никогда его не увижу».

«Ну и что? Пусть валит!» — тут же подключается мой внутренний критик, — «И продолжает кататься на своих волнах. А ты — не волна!»

Поднявшись на веранду второго этажа к моей комнате, включаю свет. Все декоративные стены заросли вьющимися побегами дикого винограда, за листьями которого почти не видно происходящее внутри. Подхожу к просвету между листьями и осторожно выглядываю во двор в сторону ворот, стараясь чтобы меня не было видно снизу. Внедорожник всё ещё припаркован за воротами. Его хозяин всё ещё стоит, облокотившись на капот в той же позе.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Обдумывает мои слова? … Ждёт, что я передумаю и вернусь?

Меня всю трясёт. И почему-то безумно хочется позвать его сюда, наверх. Но — нет. Нельзя!

Стремительно подхожу к двери комнаты и скрываюсь внутри, закрываясь на замок.

«Зачем закрываешься? Опасаешься, что он сейчас войдет во двор, поднимется на веранду и начнёт ломиться в твою дверь?» — снова подаёт голос мой внутренний критик, — «Глупо! Конечно, этого не будет. Закрываешься от себя? Чтобы не сделать очередную глупость и не сорваться обратно? Вот это более вероятное объяснение».

Чёрт! Это всё какое-то безумие. Безумие! И так не должно быть, иначе приведёт в тупик. Но разве уже не привело? Что дальше?

Мысли путаются. Мешают эмоции. Но я точно знаю одно: если я сейчас не сдержусь и позову его — тогда это точно тупик. Он останется. О! Конечно же, он останется! Ещё на время. Ещё на ночь, или может даже на две. Но это — тупик, потому что я не хочу ощущать себя этим послушным механизмом в его руках. Этой большой волной, которую, взяв однажды, легко держать под контролем и творить с ней всё что вздумается. Ловить её подзадоривающие взбрыкивания, гасить их своим напором и умением нажать на нужные кнопки.

Пошёл на хер!

***

Прошли сутки и на Коктебель снова опустилась темнота. Я сижу за ближайшим к бару большим деревянным столом в «Бубнах», в компании моих старых и новых знакомых по Коктебелю. Здесь и сейчас с этими людьми мне уютно и хорошо. Слава и Андрей тоже здесь. Слава расположился рядом слева и весело поддерживает со мной разговор, Андрей на другом конце стола заигрывает с какой-то милой девушкой.

Потягиваю всё тот же коньяк, растянув стограммовую порцию уже почти на час. Стараюсь не думать о Кире, и мне это почти удаётся. Вечер течёт размеренно и неторопливо. Однако, несколько раз мимолётными фразами и жестами соседей по застолью и проходящих мимо людей настойчиво напоминает о том, что кого-то не хватает. Кто, скорее всего, уже уехал вместе со своим другом куда-нибудь дальше вдоль побережья. Я почти уверена в этом. Но внутренний голос почему-то робко подсказывает, что это не так.

Справа ко мне подсаживается высокий темноволосый мужчина. Судя по всему, тоже завсегдатай Коктебеля, но его я вижу впервые. Слава тут же представляет нас, в ответ на мой вопросительный взгляд, мол, кто такой? Игорь лет на десять старше меня. Оба интересны внешне, хотя и по-разному. У Славы приятное доброе лицо, лучистые серо-голубые глаза, тёмно-русые длинные волосы по плечи, короткая аристократическая борода, за состоянием которой он перестаёт тщательно следить только здесь и приземистая пропорциональная фигура. Он всегда расслаблен и двигается немного лениво, как кот. У моего нового знакомого короткие, вьющиеся, чёрные волосы, довольно резкие черты лица, неопределенного оттенка глаза, длинные жилистые пальцы, вытянутое худощавое тело и слегка беспокойные взгляд и жесты. Он тоже пьёт коньяк. Да за этим столом почти все пьют этот коньяк. Странное единство вкусов.

— Какой-то наиболее полный заезд сторожил в этот раз получился, — хрипло смеётся брюнет, — Давненько не видел столько знакомых лиц на набережной и здесь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— А вы который год сюда приезжаете? — интересуюсь я.

— Оленька, не надо со мной на «вы». Пожалуйста! Я ведь не настолько старый! — весело возмущается он, — Который год? Уууу! Так сразу и не вспомню. Давно это было. Очень давно!

— Ну вот, а говоришь — не настолько старый, — подтруниваю над ним, переходя на «ты».