Будущее: рассекречено. Каким будет мир в 2030 году - Мэтью Барроуз

Без участия европейцев сегодня угроза войны остается только на региональном уровне. И шансы на то, что конфликты могут разрастаться, охватывать большие территории и иметь далекоидущие последствия, увеличиваются. Наиболее вероятной ареной таких событий станут Ближний Восток и другие волатильные регионы, в том числе Южная и в меньшей степени Восточная Азия.

Прежде чем мы рассмотрим эти регионы, взглянем на имеющиеся на сегодня паттерны внутренних или межгосударственных конфликтов. В эпоху, последовавшую за окончанием холодной войны, эти схемы были менее распространены, но мы наблюдаем их рост, особенно в Сирии. Где бы ни возникали гражданские или этнические войны, они всегда затягивались. Средний внутригосударственный конфликт, начавшийся в 1970–1999 гг., продолжался около шести лет. Некоторые – в том числе гражданская война в Анголе, конфликт в Северной Ирландии, война в Перу против партии «Сияющий путь» или гражданская война в Афганистане – шли десятилетиями. А межгосударственные конфликты, начавшиеся в 1970–1999 гг., в среднем продолжались менее двух лет.

Ученые считают, что существенный рост количества и масштаба миротворческих операций снизил живучесть одних конфликтов и предотвратил повторное появление других. Доля стран с молодым населением, переживающих существенные внутренние вооруженные конфликты, снизилась с 25 % в 1995 г. до 15 % в 2005 г. Миротворчество и поддержание государственности – несмотря на все более двойственное отношение к подобным действиям на Западе – помогли избежать еще большего числа жертв.

С 1970‑х около 80 % гражданских войн и вооруженных этнических конфликтов (с 25 или более смертями, связанными с боевыми действиями, в год) начинались в странах с молодым населением (средний возраст – 25 лет или менее). Позже, возможно, риск внутренних конфликтов станет снижаться в странах и регионах, где будет наблюдаться взросление населения (средний возраст старше 25 лет). И все же, ввиду того что во многих странах население по-прежнему останется очень молодым, в последующие 20 лет будет высок риск конфликтов, особенно в западной, центральной и восточной частях экваториальной Африки, в отдельных регионах Ближнего Востока и Южной Африке, а также в отдельных островных горячих точках Тихого океана, таких как Восточный Тимор, Папуа – Новая Гвинея, Филиппины и Соломоновы Острова. Как мы уже видели, многие из этих стран страдают от других дестабилизирующих факторов: плохо управляемой экономики, ухудшающихся экологических условий и слабого правительства.

Есть и другие причины быть осторожным в прогнозах относительно существенного снижения количества и интенсивности внутригосударственных конфликтов. Во-первых, все зависит от продолжения, а возможно, и увеличения международной поддержки дорогостоящих миротворческих операций, но этого, скорее всего, не будет. Во-вторых, наблюдается постепенное увеличение числа внутригосударственных конфликтов в странах со зрелым населением, где присутствуют одно или несколько молодых этнических меньшинств, вступающих в политический диссонанс с большинством. Конфликты с участием курдов в Турции, шиитов в Ливане и мусульман провинции Паттани в Южном Таиланде – примеры продолжительных внутригосударственных конфликтов в странах со средним возрастным составом населения (25–35 лет). Некоторые конфликты начались после того, как средний возраст по стране стал более зрелым (35–45 лет). Среди таких примеров – чеченский конфликт на юге России и конфликт в Северной Ирландии. Заглядывая вперед, можно сказать, что возможность гражданских столкновений в экваториальной Африке с большой вероятностью будет оставаться высокой даже после того, как изменится возрастная структура населения стран региона. Это связано с тем, что там много этнических и племенных меньшинств, которые по-прежнему будут моложе основной массы населения.

Поэтому неудивительно, что Ближний Восток и Южная Азия – регионы, где внутренние конфликты могут выйти за пределы государств и перерасти в крупные войны. Темпы роста численности населения все еще достаточно высоки, хотя они и замедлятся к 2030 г. во всех странах Ближнего Востока. В число стран с молодым населением к 2030 г. будут входить палестинские территории (Восточный берег реки Иордан и Газа), а также Иордания и Йемен. Афганистан в 2030 г. будет оставаться страной с молодым населением. А в соседних странах с большим и растущим населением (Пакистан, Индия) старение «замаскирует» молодые этнические меньшинства, которые могли бы представлять угрозу безопасности. Будет сохраняться молодое племенное население в западных провинциях Пакистана. В Пакистане и Афганистане уровень рождаемости среди пуштунского населения – более пяти детей на одну женщину. В Индии, где в южных штатах и крупных городах рождаемость существенно снизилась, молодость населения – которая может приводить к нестабильности в условиях отсутствия мер увеличения занятости – будет нивелироваться медленнее в центре северных штатов Уттар-Прадеш и Бихар.

Конфликт зачастую порождает еще больший конфликт, и это, наряду с разрушениями и смертями, пожалуй, худшее его свойство. Специалисты по конфликтам оценивают вероятность появления новых столкновений на почве старых в 40 % в первые 10 лет после их окончания{176}. Даже после прекращения боевых действий экономическое развитие чаще всего идет медленно, и это крайне негативно сказывается на поддержке населением демократического правительства, даже если она и наблюдается. Гражданская война в Сирии удручает особенно: все началось так обнадеживающе, с мирных в основном демонстраций, которые поддерживало большинство. Движения гражданского сопротивления – например, то, которым руководил Ганди против британского господства в Индии, – часто приводят к приходу к власти демократического правительства. К сожалению, волнения в Сирии не только переросли в вооруженный конфликт с появлением радикально настроенных исламистов-суннитов. В него также оказались втянуты внешние силы, что сделало изначально внутригосударственный конфликт международным. Сирия находится на тектоническом разломе между шиитами и суннитами, который наблюдается у многих наций Ближнего Востока, так что конфликт перешел в противостояние двух сект. Режим Башара аль-Асада использовал страх, чтобы получить поддержку основных меньшинств, включая друзов, алидов и все увеличивающееся количество христиан. Асад увеличил влияние сект, оперевшись на военизированные группы самообороны, состоящие в основном из его сторонников-алидов. В ответ на это среди оппозиции выросло число и значение боевиков-салафитов и джихадистских группировок, связанных с «Аль-Каидой» или сочувствующих ей.

Сирийский конфликт становится опосредованной войной для Саудовской Аравии и Ирана{177}, что в некотором смысле напоминает испанскую гражданскую войну в 1930‑е гг., когда внешние коммунистические и фашистские силы участвовали во внутреннем испанском конфликте и сражались друг с другом. В новой региональной холодной войне Саудовская Аравия встала на сторону антиасадовской оппозиции и призывает к смене режима, чтобы лишить Тегеран главного арабского союзника и отрезать «Хезболле» пути снабжения, проходящие через Сирию. Иран, опасаясь ослабления собственной позиции, взял на себя активную роль по поддержке режима Асада. Иран заручился поддержкой «Хезболлы», чтобы достичь своих целей. Чем дальше, тем больше происходящее в стране объясняется региональными геополитическими интересами.

Еще худшим поводом бить тревогу становится поток беженцев и все большее присутствие в регионе сил «Аль-Каиды». В конце 2013 г. более 2 млн человек бежали из Сирии и более 4 млн человек были вынуждены сменить место проживания внутри страны. В Ираке силы «Аль-Каиды» вновь получили поддержку, что ухудшило и без того непростые взаимоотношения сект в стране. Ливан находится перед лицом надвигающейся катастрофы, если напряженность между сектами будет и дальше расти. К тому же на страну оказывает огромное давление поток сирийских беженцев. Иордания также столкнулась с серьезными экономическими последствиями притока беженцев.

На региональном уровне сектантство в Сирии становится серьезным фактором радикализации. Сара Ассаф – ливанка, регулярно пишущая в Twitter о сирийской гражданской войне. В ноябре 2013 г. она рассказала, как ситуация катится по наклонной и растут радикальные настроения даже среди умеренных мусульман вроде нее.

Мои корни наполовину из Сирии и из Ирака, но я родилась, выросла в Ливане и горжусь этим. Я ходила во французский лицей. Я окончила американский колледж. Я сделала карьеру в области рекламы и СМИ. Я езжу в Лондон и Париж на Новый год. Я ношу кеды Converse днем, а вечером надеваю туфли Louboutin – короче говоря, все те клише, которые прилагаются к званию современной по-западному мыслящей женщины XXI в.