Агротора. Дожить до зари (СИ) - "Тея"

Мои руки скрутили за спиной, надели зачарованные наручники и потащили в подъезд, где жил Богдан. Из-за неудобной позы я несколько раз запиналась о ступеньки и чуть не падала лицом вниз, но меня вовремя подхватывали. Я только хмыкала и размышляла, зачем Богдану потребовалось меня связывать.

Входная дверь была распахнута, и меня буквально втолкнули внутрь. В широком коридоре я успела разглядеть только широкую спину своего «провожатого», прежде чем он потянул меня в гостиную.

— Все черти здесь, — пораженно усмехнулась я, цитируя Шекспира.

Богдан стоял в центре на коленях, скованный странно светившимися цепями. Наверняка зачарованы, прямо как мои уже почти родные наручники. Его за волосы держал Дмитрий Корнеев, поднимая лицо вверх. В поношенном спортивном костюме и с растрепанными волосами я его почти не узнала, хотя часто видела его в Совете. Меня испугали его светящиеся золотом глаза и выступившие клыки настолько, что я сама рухнула на колени.

— А вот и приспешница господина Земцова, — послышался еще один голос, заставив меня отчаянно застонать.

Ко мне подошел Григорий Бобровский, опустился рядом на корточки и заглянул прямо в глаза. В глубине его зрачков поблескивало едва заметное серебро, словно он изо всех сил сдерживал себя.

— Игра окончена, демонята.

— Григорий, подождите, — горячо прошептала я, чуть наклоняясь вниз. Бобровский заинтересованно поднял бровь, позволяя высказаться: — Все должно быть не так, нет… Пожалуйста, позвольте мне убить его, я знаю способ…

— Самонадеянная девчонка, — резко рассмеялся Корнеев, откинув голову Богдана. — Неужели ты думаешь, что тебе по силам убить древнего полудемона, сильнейшего из живущих?

Богдан зарычал, свирепо глядя на меня. Вместо благоговения я испытывала ненависть, что не могло не радовать. И его преобразившееся лицо тоже говорило о самой лютой ненависти.

— Зная её, с уверенностью могу сказать, что да, она так и думает. — Бобровский грациозно поднялся на ноги и подошел к моему сопровождающему. Тот словно из ниоткуда протянул ему… ножны с мечом? — Вот что убьет любого демона, каким бы сильным он ни был. — Он взялся за рукоять меча и медленно, сантиметр за сантиметром, начал вытаскивать его. — Ценнейший артефакт, который Совет оберегает тщательнее любых тайн. И все, что есть у тебя, Соня, не сравнится с этим мечом.

Сомневаюсь. Скорее всего, наши оружия сделаны одними мастерами: и на моем кинжале, и на его мече были выгравированы одинаковые символы.

— Ублюдки! Ненавижу!!! — заорал Богдан, брыкаясь всем телом. Цепи, к счастью или сожалению, сдержали его.

Бобровский аккуратно передал меч Корнееву. Странно, но в его руках орудие выглядело органичнее, несмотря на неброский наряд.

— Из-за своего происхождения, — указал острием на полудемона, пафосно начал Корнеев, — ты не будешь судим и наказан публично. Все останется в тайне и не выйдет дальше этих стен. За многочисленные убийства, воровство, терорристические атаки, похищения людей, шантаж представителя власти и за многие другие преступления ты приговорен к смертной казни, которую проведет сам Совет. Права на помилование и последнее слово у тебя нет.

И легко, словно играючи, Корнеев ввел кончик меча в грудь Богдана. Белая рубашка вмиг окрасилась в красный, причем с двух сторон, потому что палач не остановился, пока эфес меча не прикоснулся к уже мертвому телу.

Я смотрела, не моргая. Что-то зачаровало меня в этой смерти, и окровавленный меч, который вытащил Корнеев, приковывал к себе взгляд.

И все? Вот так… просто?..

Корнеев брезгливо вытер кровь с клинка брошенным пиджаком Богдана и протянул меч Бобровскому. Он взял его, задумчивым взглядом изучил со всех сторон и повернул острием в мою сторону.

Я похолодела.

— Из-за преступной связи с демоном ты будешь приговорена тайно, — начал Бобровский, прикоснувшись острым кончиком к коже, под которой билось сердце. — София Стрельцова, за содействие Богдану Земцову, сокрытие демона от закона, шантаж представителя власти и прочие преступления Совет приговаривает тебя к смертной казни.

Острие чуть надавило, и я зажмурилась, пряча слезы. Оказалось, я не хотела умирать… Забавно, потому что еще час назад готова была жизнь отдать в этой борьбе.

Боль пронзила грудь, и капелька крови сбежала вниз… В голове мелькнула мысль о самом дорогом мне человеке и…

Стоп. Капелька?

Я распахнула глаза и встретилась взглядом с ухмыляющимся Бобровским.

— Но благодаря спасению теперь уже супруги вновь действующего делегата ты заслуживаешь помилования, — удовлетворенно закончил он.

Вот же… сука! Самое место ему в Совете, чтоб его!

И вновь я поблагодарила свою силу воли, благодаря которой смогла намекнуть Бобровскому в последнюю нашу встречу. Не зря он столько провел у власти, ума у него хватает. Бобровский понял мой намек, и наверняка обратил свою невесту. Фактически она умерла и воскресла, что сняло с неё проклятье Богдана. И Бобровский смог рассказать правду Совету, не рискуя своей возлюбленной.

— Мы также приняли во внимание наложенное на тебя проклятье, — обыденным тоном продолжил Корнеев, запихивая меч в ножны. — Скажи спасибо своей сестре, Мария вовремя догадалась все рассказать отцу.

Бобровский лично снял с меня наручники и помог подняться.

— Как ваша невеста? — тихо спросила я.

— Супруга, — мягко поправил он и едва заметно улыбнулся: — Проявляет удивительную сдержанность для голодного новообращенного вампира.

Я улыбнулась в ответ и часто заморгала, стараясь сдержать слезы. Не от радости за его любимую, конечно. А от облегчения. Я почувствовала себя свободной впервые за долгое время и… не знала, что делать. Как жить дальше? Я не убила Богдана, не стала героем, не отомстила за разрушенную жизнь. И, тем не менее, он мертв. Моя жажда мести не утолена. Но зато я осталась в живых, верно?

Хотя какая теперь разница…

***

Оказалось, помилование было с некоторыми особенностями. То есть меня не убили, конечно, но и не отпустили. Принудительное лечение в частной психиатрической клинике — звучало ужасно. Хотя слово «частная» не зря здесь стояло. Вместо обшарпанных стен и врачей-садистов из дешевых ужастиков я жила в загородном доме с вежливыми врачами. Да и психи не были уж такими неадекватными — богатенькие мажоры, перебравшие с запрещенными препаратами, да не менее богатые алкоголики, поймавшие «белочку».

Но место было замечательное. Искусственный пруд, чудесный парк, огромная коллекция книг и главное — тишина. Я редко кого видела из местных, а гостей сюда не пускали. Хотя каждый раз, когда кто-то через главного врача пытался добиться встречи, меня оповещали. В основном это была моя семья: мама, папа, Олег. Чаще всего Маша. Даже один из моих «хороших друзей», в число которых причислил себя Волков. Вот тут я порадовалась, что никого сюда не пускали.

Раз в день я беседовала с врачом. Это был немолодой косматый шатен с густыми усами прямиком из СССР. Они меня дико забавляли, и я постоянно переводила разговор с моих личных проблем на них.

— Вы похожи на таракана.

— Вы принципиально не сбриваете их?

— Они похожи на щетку.

— У вас есть специальная расческа для них?

Врач терпеливо сносил мои насмешки. Еще бы, при такой зарплате, как у него, я бы и не такое стерпела. К тому же богатые психи народ капризный, и я один из самых покладистых экземпляров.

Если говорить о деньгах, то я не знала, кто оплачивал мое заточение. Может, родители, может, все было за счет государства. Кто знает, может сам Бобровский в качестве благодарности. Я пыталась расспросить об этом усатого, но он уходил от ответа. Тогда я начинала его изводить. Прикольно было, и он ни разу не добился от меня правды насчет истинных чувств.

В какой-то момент он сдался. Дня три меня не вызывали в его кабинет, и я наслаждалась одиночеством. За это время в голове не появилось ни одной серьезной мысли о будущем и прошлом. Я жила настоящим. Дышала свежим воздухом, читала художественную литературу и спала по двенадцать часов в день.