Чингисхан. Великий завоеватель - Эренжен Хара-Даван

Развалины Хара-Хото — тунгутского города, входившего в империю Чингисхана

Еще зимой 1226–1227 года на облавной охоте на диких лошадей он упал с коня, который, чего-то испугавшись, шарахнулся, и уже после этого случая старый хан почувствовал себя плохо. Созванный военный совет решил приостановить поход до выздоровления императора, распустив армию по домам. В качестве мотива этого решения было приведено то, что тангуты как народ оседлый никуда укочевать не могут, так что всегда будет возможно снова приняться за них. Но Чингисхан с этим решением не согласился, справедливо указывая, что такой отход армии неприятелем может быть приписан слабости монголов, а это придаст ему новые силы для продолжения борьбы.

— Клянусь Вечно Синим Небом, — воскликнул он, — лучше я умру, но потребую отчета от тангутского царя!

Таким образом, война продолжалась.

Между тем здоровье Чингисхана клонилось все более к упадку. Летом 1227 года к нему прибыли послы от цзиньского императора с просьбой о мире. Чувствуя, что ему уже не суждено лично повести свое войско против этого заклятого врага и предвидя неизбежные трения, которые на первое время после его смерти должны были возникнуть в верховном управлении, он согласился на заключение просимого мира, решив в своих мыслях, что это будет лишь временное перемирие, впредь до восстановления в государстве нормального порядка.

В то же время неутомимый ум его работал в направлении изыскания наилучших путей для нанесения в будущем смертельного удара врагу, которому он только что даровал мир. Находясь уже на смертном одре, он дает следующее наставление своим сыновьям и воеводам:

«Лучшие цзиньские войска находятся у Тункуана (крепость на Желтой реке, со всех сторон прикрытая труднодоступной местностью). Там трудно будет уничтожить их посредством внезапного нападения. Если просить у государства Сун о свободном проходе наших войск (через его территорию), то ввиду постоянно враждебных отношений между государствами Сун и Цзинь на это, наверное, последует согласие. В таком случае мы должны армию послать через Танг и Тенг (в Южном Хонане), а оттуда ломить прямо на Та-лиан (иначе Бянь-лянь, южная столица Цзиньской империи). Государь Цзиня тогда будет принужден поспешно притянуть войска из Тункуана. Когда они в числе нескольких десятков тысяч прибудут на выручку, люди и лошади после марша в 1000 ли будут настолько истощены, что не будут боеспособны. Тогда можно будет истребить их наверняка».[205]

Тут же умирающий в предвидении еще более далеких событий дал окружающим ясные директивы о способах ведения войны со следующим противником — Сунской державой. «Не забывайте никогда, — прибавил он по этому поводу, — что душой всякого дела является то, чтобы оно было доведено до конца».[206]

В это время осажденная тангутская столица была доведена до крайности; укрывшийся в ней глава государства предложил Чингисхану сдать город, обещав по прошествии месяца лично явиться для изъявления покорности. Чингисхан сделал вид, что принимает условия, для усыпления бдительности врага назвав его своим сыном. Однако в то же время, чувствуя приближение конца, он запретил известие о его смерти предавать огласке до окончания расправы над тангутским царем. Когда же последний явится, то его захватить и со всей свитой умертвить.

Вскоре после этих последних распоряжений грозный повелитель испустил дух 72 лет от роду. Перед самой смертью, последовавшей в 1227 году в полнолуние месяца «свиньи» и в год «свиньи»,[207] он в последний раз призвал к своему ложу сыновей Угедея и Тулуя, а также внука Исунке-Ака, сына недавно умершего Джучи,[208] и изъявил им свою последнюю волю в следующих словах:

«О дети! Знайте вопреки ожиданиям, что приблизилось время последнего похода и перехода моего, силою Господнею и помощью Небесною. Я завоевал и покончил (укрепил) для вас, детки, царство такой пространной ширины, что до центра его в каждую сторону будет один год пути. Теперь мое завещание таково: вы для поражения врагов и возвеличения друзей будьте одного мнения и одного лица, дабы жить приятно и легко и наслаждаться царством. Угедей-хана поставьте наследником. Вы не должны изменять моего „Джасака" после моей смерти, чтобы не было смуты в царстве».[209]

Выбор ханом наследником своим третьего сына, Угедея, объясняется фамильным решением, принятым перед отправлением в этот поход по предложению ханской наложницы Есуй, которая сказала хану: «Царь, ты идешь за горы и реки, далекие страны на битвы: если случится тебе оставить по себе не произносимое имя, то которому из четырех сыновей своих повелишь быть господином? Объяви о том наперед всем!»

Сын Чингисхана Угедэй

Тогда старшего сына Джучи отвел от права на престол второй сын, Джагатай, намекая на его сомнительное происхождение (мать их Борте родила его после пленения меркитами); Джагатая же отвел от права быть наследником престола Джучи, говоря, что у него, кроме крутого нрава, нет талантов.

Тогда Джагатай предложил назначить наследником Угедея, говоря, что он спокоен, рассудителен и всеми ими уважаем; Чингисхан и весь совет фамильный одобрили его кандидатуру с тем, однако, чтобы после Угедея наследником был бы вновь избран достойный из дома Чингисова, так как Угедей сам сказал на совете, что сомневается в достоинствах на престол своих сыновей.

Этим решением фамильного совета санкционированы выборы хана со всеми последствиями, приведшими к распаду империи. Это решение было перед походом на Хорезм, и Чингисхан его подтвердил, сказав: «Слова мои неизменны, не позволю нарушать их».

Мы видим, как это решение исполнилось наследниками Чингисхана. В грамоте Кубилая на утверждение его сына наследником престола сказано: «Чингисхан оставил наставление, чтобы заблаговременно избирать и утверждать наследника из законных наследников того, который достоин наследовать и которому можно вверить управление». Эти наставления Чингисхана хранились в Золотом ящике в железной комнате (дворцовый архив).[210]

Тело Чингисхана, по его желанию, было отвезено на родину под плач и причитания и предано земле на горе Бурхан-Халдан,[211] которая неоднократно спасала его жизнь в юности. «Он пришел из тленного мира и трон царства оставил славному роду», — повествует нам Рашид-ад-Дин.

Относительно причин смерти Чингисхана, кроме официальной версии о падении с коня во время охоты на диких лошадей, существует несколько других, но все они сходятся на дате его смерти, на 1227 годе и в том, что он умер не своей смертью. Так, у Марко Поло Чингисхан умирает от раны в колено стрелой. У Плано Карпини — от удара молнии.

По распространенной монгольской легенде, которую пришлось слышать и автору, Чингисхан будто умер от раны, причиненной тангутской ханшей, красавицей Кюрбелдишин-хатун, которая провела единственную брачную ночь с Чингисханом, взявшим ее в жены по праву завоевателя после взятия столицы Тангутского царства. Покинувший свою столицу и гарем тангутский царь Шидурхо-Хаган, отличавшийся хитростью и коварством, будто уговорил свою супругу, оставшуюся там, причинить смертельную рану зубами Чингисхану во время брачной ночи, и его коварство было столь велико, что он послал совет Чингисхану, чтобы ее предварительно обыскали «до ногтей» во избежание покушения на жизнь хана. После укуса Кюрбелдишин-хатун бросилась будто в реку Хуанхэ, на берегу которой стоял своей ставкой Чингисхан, Эта река после того монголами стала называться Хатун-мюрен, что значит «река царицы». На этот случай намекается и в следующем надгробном причитании князя Килукена.

Существует монгольская легенда, что когда везли в Монголию тело Чингисхана на телеге, она однажды сильно завязла в болоте. Тогда князь Килукен из племени сунид стал причитывать так:[212]

«О, чудесный лев, среди людей явившийся с голубого Неба Тенгри, мой Богдо-хан! Или ты хочешь покинуть свой народ и остаться здесь? О мой Богдо! Твоя супруга там на прекрасном месте своего рождения, твое прочное государственное управление, сила твоих законов, твои подданные — все там! Твои любимые жены, твой золотой шатер, твой верный народ — все там! Твоя родина, река, в которой тебя мыли, плодовитый народ монгол, носители твоей славы, князья и вельможи: Делюпон Болдрк на реке Онон, место твоего рождения — все там! Там твои бунчуки, барабаны, кубки, трубы и свирели, твой золотой дворец, который заключает в себе все, чему только есть имя, луга на Ононе, где ты взошел на трон Аруладов — все там! Твоя превосходная верная супруга Борте, счастливая страна, великий народ; Богурчи и Мукали: два верных друга[213] — все там! Твоя неземная супруга Хутан-Хатун, ее гусли, флейты и другие музыкальные инструменты, твои две другие жены — Джису и Джису-ген — все там! Или потому, что страна эта тепла, или потому, что здесь много побежденных тангутов, или потому, что прекрасна Кюрбелдишин-хатун, ты хочешь покинуть своих монголов? И если нам уже не было суждено уберечь твою драгоценную жизнь, так мы сможем привезти твои, сидящие подобно яшме, останки на родину, показать их супруге Борте и удовольствовать тем желанию всего народа!»