Путь наверх - Джон Брэйн

Я вспомнил высокомерное лицо миссис Браун, большой, сияющий праздничными огнями особняк на Тополевом проспекте, сверкающую красную машину Джека Уэйлса, его университетское произношение… Я снова стоял на улице, прижавшись грязной мордашкой к стеклу витрины: я потерял заветную монетку, мне уже не купить того, что я так хотел, и лавочник гонит меня прочь.

– У вас ведь нет девушки в Уорли, правда, Джо? Вы здесь ни за кем, как говорится, не ухаживаете?

– Еще успеется,- сказал я.

– Хмм. Вы должны нравиться женщинам. А это иной раз сущее проклятье. Вы можете попасть в трудное положение. Конечно, вам пора бы уже подумать о женитьбе.

Ранняя женитьба – это великое дело. У мужчины появляется чувство ответственности, конкретная цель, ради которой стоит работать.

– Вы совершенно правы,- сказал я, стараясь, чтобы в моем тоне не чувствовалось злости.- И потом – женатого человека легче держать в руках.

– Вы как будто рассердились? – с укоризной заметил он.- Кстати, вы будете на городском балу?

– Наверное,- сказал я.- При условии, что смогу достать фрак напрокат.

– На городском балу будут премилые девушки.- Он сложил губы в слащавую улыбку.- Я вас с кем-нибудь познакомлю.

– Я собираюсь пойти туда не один.

– Весенний семестр кончается пятнадцатого,- сказал он.- А бал назначен на двадцать пятое.

– Я не вполне понимаю, какая тут связь.

– Ну, ну.- Он улыбался, но глаза его были серьезны.- Вы отлично все понимаете, Джо. Я хочу уберечь вас от лишних трат. Вы ведь не берете пиво с собой в пивную, не правда ли? – Он посмотрел на свою пустую чашку.- Пожалуй, я выпью еще.

Я поднялся.

– Я скажу Джун.

– Нет, я позвоню, чтобы нам обоим принесли по чашке,- сказал он.- Не уходнте, Джо. Я еще не кончил.

Я был рад выпить вторую чашку: во рту у меня пересохло, а язык словно распух и, казалось, с трудом умещался в нем.

– Совсем как у Чехова, правда? -неожиданно заметил он.- Сидим, пьем чай и беседуем о жизни… Только, к сожалению, без зрителей. Надеюсь, вы меня понимаете?

Я рассмеялся. Смех мой прозвучал хрипло, принужденно, и я осекся.

– О, конечно. Наш разговор доставил мне большое удовольствие, мистер Хойлейк. И я запомнил, что вы сказали: на балу будет немало премилых девушек.

– Правильно,- одобрительно кивнул он,- вот это правильно. Я не часто говорю такие слова, Джо, но вас ждет большое будущее.

– А вы, однако, долгонько пробыли у фюрера,- заметил Тедди Сомс, когда я вернулся.- Не очень распекал?

– Совсем наоборот,- сказал я.- Беседа протекала в самой сердечной атмосфере.- Я зевнул: мною овладела вдруг такая усталость, что, казалось, я мог бы заснуть прямо на полу.

– Ну, бросьте!-сказал он.- Не затем же он держал вас целых двадцать пять минут, чтобы вести дружескую беседу. Я не всегда верю вам, Джозеф. О чем же вы всетаки говорили?

– О женщинах,- сказал я.

18

Вечером по дороге домой я зашел в аптеку, чтобы купить лезвия для бритья. Хозяин, высокий сухопарый человек с лицом сердитого старшего сержанта, беседовал о политике с покупателем – толстяком, похожим на торговца шерстью. Аптекарь знал, что я работаю в муниципалитете, и, здороваясь, назвал меня по фамилии. (Он знал фамилии почти всех своих покупателей, чем в известной мере объяснялось его преуспеяние.) – Добрый вечер, мистер Лэмптон! В каком положении городские финансы?

– Мы вполне кредитоспособны,- сказал я.

– Чего нельзя сказать обо всей стране,- мрачно буркнул толстяк.

– Что верно, то верно, Том.- Лицо аптекаря побагровело от гнева.- На все введены карточки и лимиты, ни одно обещание не выполнено. Можно подумать, что они нарочно все делают, чтобы разорить предпринимателей. Куда делась наша свобода?

Уинни был прав: мы живем под пятой гестапо.

Помощник аптекаря кончил завязывать большой пакет для толстяка.

– Вы совершенно правы, мистер Роббинс,- сказал он.- А посмотрите на подоходный налог…

Это был крупный сорокалетний мужчина, почти с меня ростом. Я вспомнил, как однажды он сказал мне, что работает у Роббинса уже двадцать лет. Он явно принадлежал к числу тех, не имеющих специальности, простаков, которым приходится выполнять всю черную работу, причем в самые неурочные часы. На бледном лице его застыла вечная улыбка; привычка к покорности ссутулила широкие сильные плечи.

– Вы правы, мистер Роббинс,- повторил он.- Совершенно правы.- Он улыбнулся еще шире и кивнул в подтверждение своих слов. Но хозяин и покупатель будто не слышали его, хотя стояли совсем рядом.

Я вышел из магазина с весьма неприятным чувством. И как только он терпит все это?

Он продал себя, а за какую цену? Фунтов семь в неделю, и никакой уверенности в завтрашнем дне: он полностью зависит от хозяина, а хозяин этот невежествен, груб и мелочен. Тут я вспомнил о своей беседе с Хойлейком и подумал, что,собственно, между мной и помощником аптекаря нет особой разницы. Да, конечно, я получаю больше, у меня лучшие условия труда и больше гарантий на будущее, но в основном положение наше почти одинаково. Мой хозяин лучше воспитан, чем Роббикс, и имеет надо мной меньше власти, но все же он остается моим хозяином. Просго моя цена чуть выше – вот и все.

Дождь продолжал лить; я направился к остановке и сел в автобус. Внутри пахло мокрой одеждой и табачным перегаром; все места были заняты. Я прошел вперед и так углубился в свои мысли, что, только когда мы уже подъехали к Орлиному шоссе, заметил, как далеко от выхода я стою. С трудом протискавшись, я наконец выбрался из автобуса – пальто мое было помято, я тяжело дышал. Подняв воротник и придерживая шляпу, я шел навстречу дождю и ветру, как вдруг увидел «остин» Боба Стора, заворачивавший за угол на шоссе Сент-Клэр.

После чая я позвонил ему.

– Ну как насчет завтра? Приходить к вам, Боб?

– Не знаю… Подождите минутку, Джо.- По его тону ничего нельзя было понять.

– На прошлой неделе вы же сами просили прийти.

– Да, конечно. Сейчас спрошу у Евы.

Я ждал. Сердце у меня бешено колотилось от злости: я уже знал, что услышу.

– Мне очень жаль, старина,- сказал Боб,- но Ева пригласила на завтра кое-кого из друзей. Между нами говоря, по чисто деловым соображениям. Она начиталась статей о том, как помочь мужу сделать карьеру. Я лично с удовольствием ушел бы куда-нибудь: эти люди до того скучны, просто сил нет. Но что с ней поделаешь? Как-нибудь в другой раз, хорошо? И во всяком случае, теперь с каждым днем становится все теплее.- Он засмеялся, как мне показалось, злорадно.- Передайте привет Сью,- сказал он.- Ева тоже ей кланяется. Извините, если мы расстроили ваши планы, Джо.

– Ничего страшного,- сказал я.- У меня, собственно, не было никаких планов.

– Когда я был помоложе, я ездил в «Каприз». Там никого никогда не бывает. А если кто и зайдет, то можно не опасаться: они вам мешать не станут.- Он снова рассмеялся.- Все-таки чертовски трудно приходится пылкой молодежи в холодном климате.

– Верно,- сказал я.- Что верно, то верно! Ну что же, Боб, возвращаюсь к радостям экономической науки. До свидания.

Я положил трубку на рычаг и подошел к окну. Улица блестела от дождя. В комнате было тихо. Томпсоны ушли в театр и должны были вернуться поздно вечером. В камине ярко горел огонь, и дрова распространяли легкий приятный аромат – совсем как в тот день, когда я впервые вошел в эту комнату. Тишина сместила мое представление о времени, как слова команды, вдруг раздающиеся в наушниках летчика: я вынужден был схватить газету, чтобы удостовериться, что сегодня – это сегодня, а не вчера. Мне же казалось, что вернулся вчерашний день и что мне предстоит еще раз пережить разговор с Хойлейком и эту беседу с Бобом по телефону.

Я закурил сигарету и взял «Экономику» Бенхэма. Прочитав с полглавы, я остановился. Я не понял ни единого слова, а все потому, что сам я получил недавно недурной урок по экономике. Рассмотрим для начала, кто же такой Джозеф Лэмптон. Родился в январе 1921 года в Дафтоне. Отец – Джон Лэмптон, профессия – мастер. Окончил дафтонскую среднюю школу. 1937 год – младший клерк в казначействе Дафтона. 1940 год – сержант-наблюдатель. 1943-1945 годы – лагерь для военнопленных № 1000, Бавария. В настоящее время – бухгалтер в муниципалитете города Уорли. Жалованье – по второй категории. Накопленный капитал – 800 фунтов: военное жалованье, пособие по демобилизации и страховая премия за родителей. Перспективы на будущее – со временем может стать казначеем в Уорли. Скажем, если ему очень повезет, может к сорока годам добиться жалованья в тысячу фунтов в год. Конечно, Лэмптон взобрался очень высоко, принимая во внимание, с чего он начал, но, по нашему глубокому убеждению, он не обладает такими способностями, которые позволили бы ему преуспеть в нашем понимании этого слова. Он выходец не из той среды, у него нет должного умения вести себя, должного воспитания,- словом, он вульгарен и не обладает талантами, которые позволили бы забыть об этом его недостатке.