Две Цены (СИ) - Йенч Вацлав

— Что ж, — хмыкнул Сыч, закидывая лук за спину и убирая стрелу в колчан, — вот и познакомились, значит. Пойдем, Феникс, а то намерзлись мы за тобой по болотам шляться.

Карнаж согласно кивнул и направился к костру, когда парень, все еще сидевший на влажном мху, робко спросил:

— Скажите, господин, а чья это голова? Она живая?

— Не твое дело! — грубо прервал Сыч.

— Уже нет, — нарочито зловеще произнес «ловец удачи», — но мне больше пригодится, чем её бывшему владельцу.

От такого ответа у парня душа с концами ушла в пятки, и старому лучнику пришлось силком поднимать его с кочки. Путь предстоял неблизкий. Сыч принес каждому по длинной слеге и они принялись осторожно выбираться из трясины, славившейся своим коварством.

— Надо до ночи будет добраться, — произнес старый лучник, злобно покосившись на ученика, — А то несдобровать нам, как стемнеет.

— Почему? — изумился Карнаж. — Здесь, вроде бы, не так опасно. Вчера вечером только эллиллдан видел. Покружил вокруг меня и пытался заманить, поэтому я остановился.

— К тем огонькам все уже пообвыклись, — ответил Сыч, проверяя слегой путь. — Дело не в них. Просто этот молодой дурень креститься вздумал.

— Я же испугался… По привычке, — попытался оправдаться парень.

— Вот в деревню как воротишься, так и крестись себе сколько влезет! — шикнул на него Сыч. — А здеся другая власть. Сколько раз тебе говорил!

— И я бы вернулся! Все лучше, чем со всей этой чертовщиной связываться! — огрызнулся молодой лучник.

— Ох, какой! А кто тебе подсобил, когда ты как-то раз увяз, а?! Дух святой? Или приор здешний подоспел?

— Нет, — парень опустил глаза.

— То-то и оно, — заключил Сыч.

— Так ты должник старика? — спросил молодого лучника Феникс.

— Если бы, — буркнул парень.

— Его должок посерьезнее будет, — подтвердил старый лучник, харкнув себе под ноги. — Он жизнью своей самой Бабке обязан. Это седовласая старуха, древняя как сама земля. Она повелевает здесь всем.

— Никогда не слышал. Она ведьма? — нахмурился Карнаж.

— Тише ты! — зашипел Сыч, прикладывая палец к губам.

Старый лучник остановился и долго осматривался, дав знак молчать. Карнаж остановился и прислушался. Его чуткие уши уловили едва различимые шажки, сопровождаемые чавкающим звуком. Полукровка тронул за плечо Сыча и указал на запад. Едва лучник повернулся, как что-то дернуло слегу в руках Феникса, едва не утащив того с собой в трясину. «Ловец удачи» тут же выпустил древко и отскочил назад. Палка целиком исчезла в болотной жиже. Со спины Карнажа послышался призыв о помощи и он уже не глядя схватил молодого парня, который плелся позади них с Сычом. Наставник тоже бросился на помощь своему ученику и вцепился в плечо. Вместе с Фениксом они принялись тянуть бедолагу из трясины. Его слега тоже целиком исчезла. Также неожиданно, словно кто-то схватил снизу и потянул на себя. Чертыхаясь Сыч и Карнаж еле вытащили парня. Старый лучник обхватил ученика руками в охапку, словно закрывая собой от неведомой опасности, и закричал хриплым голосом так громко, как только мог:

— Бабушка, не серчай! Прости, милая, прости!

Феникс выхватил меч и осмотрелся. Вокруг было тихо, даже слишком тихо для этих топей, по которым он шел несколько дней и постоянно слышал сонм различных звуков. Но после крика старика вокруг воцарилась зловещая тишина. Золотые глаза уловили движение у ствола старого, сгнившего дерева справа, ярдах в джвадцати. Полукровка замер. Там стояла маленькая старушка, не более трех футов ростом. Феникс не сразу заметил это существо, так как оно было одето в платье изо мха и почти сливалось с деревом. С морщинистого и плоского, как блин, лица, покрытого мелкими волосками, на него смотрели круглые, совиные глаза. Она прижалась к стволу, обхватив тот своими маленькими ручонками и безотрывно, не моргая, таращилась на них.

— Мшанка? — выдохнул Карнаж.

Молодой лучник снова завопил. Послышалась ругань Сыча. Меч «ловца удачи» свистнул в воздухе и, ухватившие парня за ноги две извивающиеся, словно живые, слеги исчезли под водой, оставив на лодыжках согнувшиеся обрубки. Феникс обернулся в ту сторону, где стояла мшанка. Старушка была уже далеко. Её силуэт неторопливо удалялся вглубь болот. Она растворилась среди пней и кустарников под громкие вопли парня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Да заткни ты его! — рыкнул полукровка.

Сыч зажал ученику рот, но тот продолжал жалобно мычать.

— Кто они такие? — голос «ловца удачи» дрогнул.

— Мшанки! Ты догадлив, — старик тяжело закашлялся.

— Но… Это же просто поверья, выдуманные истории и ничего более.

— Это еще пустяки, Феникс, — старик отпустил ученика и протянул тому флягу с водой.

— Хороши у вас «пустяки», — Карнаж старался говорить тверже. — Какая нелегкая занесла тебя сюда, в это чертово болото?

— С тех пор, как начали поднимать Шаарон, нам совсем житья не стало. Вот старуху свою схоронил и к вольным подался, в леса, значит. Но это ты знаешь. А потом, как к городу солдат нагнали, нам пришлось сюда перебраться. Вот и весь сказ. А ведь недавно хотел плотничать, — скорбная усмешка пробежала по лицу лучника, — думал, пригодятся руки рабочие, как деревушка наша оживет. Ан нет! Сборщику податей деньги только подавай, а плотников и столяров он в Швигебурге понанимал. Ты бы видел, как он рассердился, когда мы карманы-то повывертывали, а там меж дыр ветер гуляет. Вот и пришлось мне лук наладить… Снова… Будто война и не кончалась.

— И что? Здесь лучше? — нахмурился Феникс.

— Да житье не худо, знай старые обычаи соблюдай, а мшанки эти даже помогают. То трав наберут и к порогу принесут, то захворавшую домашнюю птицу выходят. То всяких дурней из трясины вытащат, — Сыч покосился на перепуганного парня. — Вот мы, значит, по старинке, в хлеб тмина не запекаем, кору с деревьев не сдираем и снов своих не рассказываем. Хотя тут все время какая только чертовщина не снится. Иной раз что проснулся рад так, хоть крестись. Но этого они особенно не любят!

Старый лучник поднялся и пошёл вперёд, проверяя оставшейся слегой путь. Карнаж подошел к коню. Тот стоял как вкопанный все это время и смотрел в ту сторону, откуда появилась мшанка. Полукровка потрепал сильванийского скакуна за ухом и потянул за собой. Животное сперва упиралось, но, наконец, сдвинулось с места и покорно последовало за своим хозяином, который теперь замыкал шествие. Шли молча, постоянно озираясь. Карнаж не выпускал из рук меча, лихорадочно вспоминая всё, что мог слышать о мшанках и их загадочной повелительнице. Если для двух спутников, которых случай послал ему, окружающее было не то, что привычно, скорее неизбежно, то полукровка предпочитал разбираться в том, чего не понимал, и не собирался принимать как есть столь явное проявление реликтового чародейства, и довольно неплохого по своей силе и возможностям. Конечно, все эти ожившие палки могли оказаться простой иллюзией, но почему тогда он не почувствовал воздействия, о котором его всегда и крайне точно предупреждала ран’дьянская половина крови — сухостью в горле и резью в глазах? Да взять хотя бы сильванийских лошадей, которые чутко реагировали на сплетение любых заклятий, какие ни возьми. Однако конь застыл, словно изваяние и даже не заржал. А подавить инстинкты животного настолько быстро и сильно способен был не каждый друид.

Они шли и шли. Вокруг снова разносился громкий, разноголосый хор болотной живности, которая ползала по деревьям, мельтешила под ногами, таращилась на троих путников с кочек и из-под воды. Теперь было даже слишком громко. Такого оживления «ловец удачи» не встречал, пока пробирался один и был немало встревожен происходящим вокруг.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Смеркалось. Они приблизились к затопленному лесу, небольшой полосой отделявшему топи от берегов Бегуна. Вступив под кроны голых ветвей без листьев, они продолжали идти по колено, а иногда и по пояс в холодной воде. Здесь у полукровки принялось снова нарастать чувство какого-то неясного беспокойства и тревоги. Хотелось поскорее выбраться отсюда. Феникс чувствовал чьи-то взгляды, но, сколько не оглядывался, никого так и не увидел. Людям здесь было проще. Они не чувствовали некоторые вещи так остро как способны были ран’дьянцы. Уши Карнажа улавливали чьи-то шаги, то рядом, то вдалеке. Это была все та же легкая поступь маленьких коротеньких ножек по сырому мху, но вокруг, на сколько хватало глаз, стояла только затхлая вода. Карнаж потер глаза, потряс головой, но звуки продолжали настойчиво его преследовать.