Форс-мажор. Рассказы - Олег Михалевич

– И вы со мной будете такими же откровенными?

– Конечно! А теперь скажи, – незаметно для себя перешел на «ты» Петров, – почему вещи были мокрыми?

– Из-за меня, наверное, – упавшим голосом сказала Мария.

Хорошо сложенный мужчина лет сорока в потертых джинсах и рубашке поло навыпуск, чуть покачиваясь с пяток на носки, уже несколько минут вглядывался в картину. У него было привлекательное, окаймленное легкой курчавой бородкой лицо и тонкий нос с едва заметной горбинкой. Картина изображала морской пейзаж. Не банальное фотографическое отображение куска пляжа в Пирите с парой парусников на залитой солнцем водной поверхности и пенными барашками, как у всех остальных продавцов картин, выстроившихся на пляжном променаде. Вместо этого море на картине было феерическое, волны смешивались с небом, солнце пробивалось прямо из центра, сквозь толщу воды, сверху и снизу яркими радужными пятнами светились пучеглазые рыбы, парус на закрученной волне смотрел вниз, но смотрел уверенно, не символом отчаяния, а безграничной уверенностью, которой Марии так не хватало в обычной жизни.

– Вам нравится? – робко спросила она.

Прежде чем ответить, мужчина внимательно, так же как картину, осмотрел девушку и уверенным жестом объединил все выставленные на продажу картины, живопись и акварели:

– На фоне всей этой мазни – просто шедевр. Кстати, меня зовут Эдуард. Но для вас – просто Эдик. Сколько вы хотите за эту картину?

– Я…

– А вы когда-нибудь выходили в море на настоящей яхте?

Денег у Эдика не оказалось, зато планов и перспектив было целое море. И еще яхта-тезка с многообещающим именем на борту – «Мария». Яхта тоже была не его. Но уже на второй день, после того как они остались в его холостяцкой, несмотря на многочисленные следы женского присутствия, квартире, которую, по его словам, его бывшая покинула вместе с восьмилетней дочерью, Эдик сделал ей предложение. Не руки и сердца, правда, а всего лишь возможности неплохо подзаработать, но и этого в ее положении было немало. Картины в галерее не продавались, квартирная хозяйка уже грозилась выставить за задержку платежей, и Эдик казался настоящим спасательным буем в море преследующих ее неудач.

Предложение заключалось в том, чтобы как следует подготовить яхту к продаже. Хозяин, крутой портовый стивидор, на которого работал Эдик, выделил ему кругленькую сумму, в яхтенном мире ничего дешевого не предлагалось, и Эдик быстро сделал несложную калькуляцию.

– Смотри, – объяснил он. – Я сам по профессии механик и неплохо разбираюсь в движках. Сделаю им кое-какую профилактику, выдраю, чтобы блестели как новенькие. Ты выдраишь помещения и снаружи все, где надо, подкрасишь, ты же художница. За пару дней справимся и денежки наши. Чего их кому-то на сторону отдавать, верно? Шеф отвалил на все пять тысяч.

– Пять?

– Евро! – поспешно уточнил он, заметив ее разочарование. – Не крон же! Будут деньги, мы еще на чем-нибудь раскрутимся. Сделаем для тебя персональную выставку, прессу организуем. Буду у тебя продюсером. Или антрепренером, как у вас, художников, правильно называется?

– Ты уверен? – на всякий случай спросила она. – Боюсь, я приношу людям несчастья.

– Не со мной! – уверенно ответил он.

Эдик, несмотря на то, что о живописи ни ее личной, ни об искусстве вообще они больше не разговаривали, с его хваткой, напористостью, уверенностью нравился ей все больше. Они закупили краску, моющие средства, машинное масло и кое-какой инструмент. Первый день работали допоздна, так что к концу дня руки и ноги едва двигались. За день она израсходовала на яхте всю воду, и Эдик воткнул в горловину водоприемника шланг, чтобы пополнить запасы. Темнело, и подкрашивать покорябанное название на борту яхты Мария не стала, наметив это занятие как первую утреннюю работу назавтра. Эдик с трудом оттер пропитанные маслом руки, они сели в его виды видавший «форд фокус» и поехали к нему.

Утро выдалось по-настоящему летнее. Из окна Эдиковой квартиры на девятом этаже проглядывала полоска Таллинского залива. На небе не было ни единого облачка, с моря тянуло слабым, приятно освежающим ветром. Они быстро позавтракали и покатили на яхту в Палдиски. Вчерашняя усталость улетучилась сама собой, настроение было прекрасное. У ворот встретили капитана порта, который приходился ее новому другу каким-то дальним родственником, и к месту швартовки подъехали вместе с ним. Эдик что-то выбирал из багажника, а она направилась к яхте и застыла на месте. «Марии» не было.

Рядом стоял все тот же портовый кран, у ноги которого они только вчера складывали принесенные на яхту припасы, здесь же был металлический ящик, на котором она вчера сидела в ожидании Эдика. Не было только одного.

– Извините, – повернулась она к капитану порта. – А вы не скажите, куда делась яхта. Ее переставили?

Мария сама оглядела пустынный причал во всю его ширь. По словам капитана порта, месяц назад здесь еще разгружалось одно небольшое судно, но сейчас порт со всеми его сооружениями стоял абсолютно пустым.

– Что значит – переставили? – пожилой эстонец повернулся к причалу, и в его голосе зазвучало ничем неприкрытое беспокойство. – Не мог ее никто переставлять, кроме вас, я бы знал. Неужели угнали?

– Не может такого быть! – Эдик первым подбежал к кромке причала и стал внимательно вглядываться вдаль, словно надеясь, что яхта каким-то чудодейственным способом отвязалась, отошла от причала и сейчас болтается потихоньку на акватории порта. – Не может такого быть. Угнали, блин! Даже шланг не вытащили, смотрите!

Он потянул за свисающий в воду шланг и вытянул его на поверхность. Из шланга вытекала устойчивая струя воды. Эдик отошел к вентилю пресной воды, перекрыл его, вернулся к причалу и сделал новое открытие.

– И швартов, смотрите! Обрезали, что ли? – он потянул за коричневый швартовый канат, но тот, в отличие от шланга, и не думал поддаваться. Эдик потянул сильнее, потом склонился над водой и застыл.

– Что там?

Мария и капитан порта тоже подошли к кромке причала и уставились на кончик торчащей из воды мачты.

– В общем, – рассказала Мария, – тогда мы и поняли, что, когда уходили, забыли закрыть кран, вода заполнила цистерну, пошла через край, попала в помещения, может быть, через ту же дырку в потолке, то есть в подволоке, – поспешно поправилась она, – и яхта затонула. Хорошо, мы полицию не успели вызвать. При угоне мы бы ни при чем были. А так все на нас сыпалось. Ну вот, сели, стали думать, что делать. Шеф у Эдика – тот еще тип, лучше не связываться. Работы бы Эдик лишился однозначно, да еще и штраф такой навесил – в жизни не рассчитаешься. Ну мы и надумали: вытащить быстренько, подсушить, привести в порядок, чтобы никто ничего не узнал. Эдик нырял, веревки привязывал, капитан сам на подъемный кран забрался. И вытащили. Вот почти неделю ее и сушили. Только бумаги все размокли. Мы их на копирование в одну контору отдали, а те в срок не уложились.

– История, – озадаченно резюмировал Паша. Яхту сильно качнуло, и он, схватившись за поручни, едва удержался на ногах. Марию сорвало с места, и Петров подхватил ее одной рукой. Не отпуская поручней, Паша повернулся к новоявленной парочке. – Ладно, я все понимаю. Кроме одного. Вы-то вдвоем когда успели… Или я что-то упустил?

Мария напряглась, и Петров поспешно отпустил девушку.

– Мы ничего не успевали. Она нечаянно заснула в каюте, и я увидел ее на две минуты раньше тебя. И довольно об этом. Пока еще что-то видно, надо срочно сооружать плавучий якорь, иначе нас просто опрокинет.

– Из чего сооружать?

– Да хотя бы… – Петров оглядел лаконичные обводы корпуса, консоль управления и белый пластиковый диван на верхней палубе, небольшую, обшитую деревом площадку на главной палубе, так называемый сандек, кокпит со входом в кают-компанию с одной стороны и с воротцами для выхода на низкую, почти вровень с линией воды кормовую площадку для купания, и его взгляд остановился на единственной не предусмотренной яхтенным регламентом вещи. К кормовым рейлингам по-прежнему был прикреплен выставленный на просушку матрас.

Паша быстро притащил бухту плетеного каната в палец толщиной и большой нож для разделки мяса. Освободив матрас, он ухватил его за края с двух сторон и потянул на себя. К этому моменту яхту развернуло кормой на волну. Резкий шквал вдавил матрас в Пашу. Под напором ветра он шагнул назад, зацепился пяткой за палубный рым и спиной вперед упал на Петрова и Марию, сбив их с ног.

– Извините, никого не ушиб? Ну матрасище! Как парус подхватило! Как парус… Постойте, а может, его как парус и приспособить?

– Парус нас опрокинет в два счета. – Петров осторожно отодвинулся от вжатой между ним и комингсом кают-компании Марии, поднялся сам и помог встать девушке. – У яхты осадка один метр, а надстройка на все три тянет. Как она вообще ветер выдер…