Япония по контракту - Ольга Круглова

В университет она вернулась голодная. Что такое несколько маленьких японских колобков для русского желудка? В студенческом зале столовой за бамбуковой ширмочкой кормили едой поизысканнее, чем на общей раздаче. Здесь были сущи, нюдлс — этим английским словом называлась японская лапша, залитая мясным бульоном. Маленькие японцы как-то справлялись с огромной миской. Она выбрала стойку с надписью "Гриль". Пластмассовые модели обещали жареное мясо и цыплёнка в сухарях. У кассы она произнесла только одно слово — цыплёнок. И получила впридачу чашку с горячим рисом и мисо-суп. Рис и мисо-суп подразумевались всегда — такова японская традиция. И серая пластмассовая посуда поддерживала традицию, стараясь походить на глину.

В лаборатории Шимада наливал кипяток в пластмассовую миску с лапшой. Такие миски продавались здесь повсюду. Заботливые жёны запасались ими в супермаркетах, чтобы дать уходящему на работу мужу. Шимада покупал свою миску в университетском магазинчике или в автомате. Лапшу быстрого приготовления Япония потребляла в невероятных количествах. Шимада заправил свою лапшу сухими овощами и кусочками колбасы из приложенного пакетика, слил воду через специально сделанные в крышке дырочки, взял приклеенные к чашке деревянные палочки… Предусмотрено было всё. Кроме одного — поколение, которое потребляет щедро сдобренный химией концентрат, вряд ли продолжит дело отцов, обеспечивших Японии славу страны с самой длинной жизнью. Своё синтетическое блюдо Шимада запил растворимым кофе, закурил сигарету — отрава на первое, второе и третье — обычный обед работающего японца.

Вечером она сварила мисо-суп. Не убогий из пакетика, а настоящий. На его приготовление ушло не больше двух минут — вскипятить воду, разболтать пасту, бросить водоросли, тофу, лук. Получилось нечто горячее и сытное, и на вкус похожее на еду. И очень полезное. Мисо и тофу — соя, белок без холестерина, лук и водоросли — витамины, микроэлементы. Она закусила суп корнем конняку — он чистил организм, запила коричневым китайским чаем оча — он выводил лишний жир. А зелёный японский чай вообще выводил всё, даже последствия радиации. Японцы утверждали, что если бы не зелёный чай, атомные бомбы унесли куда больше народу. Здоровье японцев оберегала традиционная японская еда — главный секрет японского долголетия.

В пути я занемог.

И всё бежит, кружит мой сон

По выжженным полям.

Басё

Победив туберкулёз и ревматизм, болезни сырости и нищеты, японцы жили дольше всех в мире. Правда, потребляя при этом больше всех в мире лекарств. И часто произносили слово "рак", в особенности, рак желудка. От этой болезни умер отец Хидэо, отец Шимады, и два сэнсэя с инженерного факультета ушли за один год в пятьдесят с небольшим. Почему? Здесь хорошая еда. Всюду, в любой забегаловке. Правда, много жаренного в обильном масле, в сухарях — это плохо для желудка. Но ещё хуже целыми днями не есть. В столовую ходили в основном низшие чины и студенты. Сэнсэи же наведывались редко, в своём тугом графике они не находили даже пяти минут, чтобы съесть обед из коробки. Хидэо обычно приносил макароны с кусочком мяса или рис с яйцом, и на этой пустяковине бегал целый день. Он всегда ел обед холодным, хотя в столовой стояла микроволновка, в лаборатории — газовая плита. Но разогревать Хидэо было некогда, он и холодное-то ел не всегда.

— Сегодня не успел поесть, отдал обед студентам, а то жена рассердится. Я не просто так отдал, а с условием — помыть коробку.

И он смеялся весело и гордо. "Я не успел поесть!" — здесь звучало как знак принадлежности к высшей касте важных, занятых людей. Иметь так много времени, чтобы обедать каждый день, профессору считалось неприличным. При такой жизни проблемы неизбежны — Хидэо жаловался на боли в животе.

И у неё появились проблемы — посыпались пломбы.

— Вся Япония мучается с зубами, — не удивилась сообщению Намико. — Наша вода и еда почти не содержат кальция.

Намико посоветовала есть побольше водорослей. И объяснила, что японские старики справлялись с нехваткой кальция, поедая маленькую рыбку прямо со скелетом. Высушенные мальки продавались в магазине целиком или в размолотом виде — такой порошок добавляли в мисо-суп. Она купила рыбок, заставила себя их съесть, но заработала изжогу. Стараясь потрафить вкусам молодёжи, фабрика щедро сдобрила пресный продукт специями. Молоко и йогурт не в силах были заменить малька, а здешний сыр был дорог и невкусен. Про творог и сметану японцы не слыхали. Пришлось спрашивать адреса зубных врачей. Всё про них знала Наташа. Она готовила только русскую еду, испытывая отвращение к водорослям и малькам. И жаловалась, что ногти у неё ломаются, волосы секутся. Зубного врача Наташа посещала каждый месяц.

— А почему бы и нет? — улыбалась Наташа, — медицинская страховка аспиранта включает оплату дантиста для всей семьи.

Ей, приглашённому профессору, бесплатный дантист не полагался. Пришлось взять в банке побольше денег и по совету Наташи отправиться в большую новую больницу, где на первом этаже работала поликлиника.

Она шла лечиться. Может, потому замечала то, чего не видела раньше? Казалось, город был полон инвалидов. По тротуару шла выложенная бугорчатыми плитками дорожка для слепых. Сворачивая к переходу, она расширялась площадкой. И здесь слепой не оставался покинутым. Его охранял… птичий щебет. С зелёным сигналом светофора заводила свою песню кукушка, сменяясь тревожной перекличкой птиц при жёлтом свете. Вместе с красным всё смолкало. Город думал о слепых, устраивая улицы, дома… В коридорах международного центра резиновые бугорчатые дорожки вели к лестницам и залам, к стене холла, где висел план дома с выпуклыми надписями. Слепые были не единственными, кого город опекал. Инвалиды в колясках могли спокойно передвигаться: все тротуары и переходы имели пологий съезд, а среди обычных будок с телефонами стояли специальные с широкими дверями. В больших магазинах были просторный лифт и туалет. Для немощных и стариков в туалетах был вделан в стену поручень, помогающий присесть и встать. А для мам с детьми при входе в туалет стоял пеленальный столик. О нервных, вечно спешащих город заботился тоже: у переходов через небольшие улицы висели коробки с кнопками, которые могли поторопить зелёный сигнал. На проспектах, где нервные, дай им кнопки, могли бы вообще остановить движение, вместе с красным светом возле светофора загорался треугольник из горизонтальных полос. Полосы гасли одна за другой, начиная с верхней, самой длинной, утешая: