Русская военно-промышленная политика. 1914—1917. Государственные задачи и частные интересы. - Владимир Поликарпов

К производству оптических дальномеров (потребность — около 25 тысяч, в войсках имелось «не свыше 200 шт.») в Петрограде не знали как подступиться. При проектировании нового завода в Изюме пришлось эту задачу «вовсе не затрагивать»: «выяснить условия такового [производства] теперь же не представляется возможным», отмечало ГАУ 13 октября 1916 г., потому что еще только начинались переговоры с фирмой Барра и Струда — возьмется ли она установить его на Изюмском заводе{450} (тем не менее в законопроекте, направленном в Думу, была указана ожидаемая годовая производительность в 2700 шт.).

Оптическое стекло

Серьезным препятствием для утверждения оптических производств в России являлось отсутствие производителей специального стекла.

К началу Первой мировой войны оптическое стекло для биноклей, стереотруб, перископов, прицелов, прожекторов «целиком получалось из Германии, так как в России заводов, изготовлявших такое стекло, не было»{451}. Стеклозаводчики причину того, что производство оптического стекла в России «совершенно не существует», видели в «полной невозможности конкурировать» с иностранными заводами, особенно германским Шотта в Йене, «обставленным научными лабораториями и обслуживаемым прекрасно подготовленными химиками-специалистами». По отзыву А.Е. Чичибабина, и сам «промышленный класс… был настолько невежественен в науке, что был совершенно неспособен создать аппарат для практического использования научных открытий»{452}.

Морское министерство по крайней мере с 1908 г. проявляло заинтересованность в постановке собственного производства и «освобождении от иностранной зависимости в этом деле»{453}. Помощник начальника Обуховского завода Я.Н. Перепелкин и заведовавший оптико-механической мастерской Гершун по поручению начальника завода Меллера побывали у военного министра Редигера и доложили ему, что ввиду чрезвычайной технологической сложности дела желательно «опыты, а затем и выделку стекла… установить на хрустальном заводе Министерства двора. По этому поводу, — вспоминал Редигер, — я написал барону Фредериксу (министру императорского двора. — В. П.), который согласился на предлагаемые опыты при условии, чтобы это не вызывало расхода для Министерства двора». Редигер полагал, что поставленное условие можно будет выполнить, если направить ассигнование по сметам Военного и Морского министерств. «Мне, однако, не пришлось довести это дело до конца» из-за последовавшей вскоре отставки{454}.

Между тем 9 февраля 1909 г. в Кабинете императорского двора состоялось совещание с участием Перепелкина и Гершуна{455}. Обсуждались возможности организации сотрудничества Обуховского завода с царским Фарфоровым для проведения в полузаводской, полулабораторной обстановке систематических, научно поставленных опытов. Фарфоровый завод Кабинета должен был изготовлять и передавать Обуховскому заготовки стекла в виде чечевиц, а Обуховский, располагавший химической и физической лабораториями и оптической мастерской, брался исследовать свойства получаемого стекла и сообщать на Фарфоровый завод сведения, необходимые для повышения качества изделий, — результаты изучения физических и оптических качеств стеклянных масс. Как объяснял на совещании Гершун, «Обуховскому заводу известно в общих чертах изготовление первоначальной стеклянной массы, но шихта, размер тиглей, температура, а равно различные приспособления для мешания, а затем моллировки стекла, работа с терморегулятором и т. д. должны быть получены путем опытов, так как секреты изготовления оптического стекла хранятся в большой тайне». Первые шаги в изготовлении небольших количеств стекла, главным образом для исследовательских целей, предполагалось проделать под руководством специалистов Обуховского завода в помещениях Фарфорового, так как для постановки собственного производства стекла у Обуховского завода не было условий{456}.[110]

Заведовавший кабинетскими заводами барон Н.Б. Вольф оптимистически заявил, что достаточно переделать одну из имеющихся на Фарфоровом заводе печей «в газовую с шестью горшками», и тогда завод будет давать до 2000 кг стекла в полгода (Обуховскому заводу требовалось 1000–2000 кг в год), «изготовляя массу хотя бы только в одном горшке», и только «просил выяснить некоторые детали производства».

Представители Обуховского завода предупредили партнеров, что ограниченный размер предполагаемого производства означает, что оно «будет операцией убыточной», но управляющий Кабинетом князь Н.Д. Оболенский пообещал, что «Министерство двора готово идти на жертвы в общегосударственных интересах», оно выкроит 20 тысяч рублей на переделку печи и предоставит для опытов помещения. Подчеркивалось, что специалисты Обуховского завода должны будут, «когда опыты дадут удачные результаты», «сообщить чертежи и соответственные указания относительно устройства новых печей» Кабинету, а если состоится переход к заводскому производству, то «техник, лаборант и двое рабочих должны перейти на императорские заводы и находиться под непосредственным наблюдением старшего техника… техник императорского завода должен быть постоянно в курсе дела и тщательно составленные журналы по производству опытов [должны] поступать полностью в распоряжение императорских заводов». На этой стадии Кабинету было желательно «устранить полную зависимость от Обуховского завода в отношении браковки», для чего предполагалось устроить у себя химическую и оптическую лаборатории.

По оценке представителей Обуховского завода, приспособление Фарфорового завода для нового производства могло обойтись в 100 тысяч рублей; к этому добавлялось 37 тысяч рублей на содержание в течение двух лет личного состава в опытном производстве.

Практических последствий совещание не дало. А.М. Бахрах, использовавший в своем исследовании журнал совещания 9 февраля 1909 г., полагал, что препятствием к исполнению замысла послужила скупость в данном случае Министерства двора (в этом смысле довольно откровенно высказался позднее В.Б. Фредерикс){457},[111] «ежегодно тратившего многие миллионы рублей на содержание и увеселения царя и его многочисленной челяди»{458}. Дальнейшее показало, что это обстоятельство приходится учитывать; по сведениям Михайлова, вместо начала самостоятельных изысканий «решено было пользоваться заграничным, германским стеклом», потому что требовалось его лишь «несколько десятков пудов» в год, «постановка же производства… вызывала расходы не менее чем в полмиллиона рублей»{459}. Но обращает на себя внимание и то, что представители Обуховского завода считали затею с самого начала рискованной. Они полагали, что опасно, даже «недопустимо» вести опыты «в больших размерах… потому что о таких работах стало бы немедленно известно фирме Цейса», а тогда Обухове кий завод лишился бы немецкого оптического стекла и попал «в безвыходное положение, так как уже теперь заграничные заводы отпускают стеклянную массу в очень ограниченных размерах и Обуховский завод имеет запас стекла, вместо разрешенного ему трехгодичного, всего на четыре месяца». Между тем опыты «могут продолжаться до полутора, а то и до двух лет»{460}.

Ограниченный запас стекла получали из Германии и рижские заводы Герца и Цейса. Завод Цейса, ссылаясь на это обстоятельство, несколько раз даже отказывался от военных и морских заказов. Артиллерийский генерал, обследовавший эти заводы в первые дни войны, увидел, что «вследствие недостатка оптического стекла завод Герца может выполнить едва треть заказа на панорамы и шестую часть — на трубы и бинокли», запас иссякнет через два-три месяца, как и на заводе Цейса. И Корольков обратился к управляющему Фарфоровым заводом «с просьбою попытаться начать фабрикацию оптического стекла, на что получил с ведома управляющего Кабинетом Е[го] В[еличества] полное согласие». У него даже сложилось впечатление, что расходы на материалы, топливо и техников будут приняты этим заводом на свой счет. В 1914 г. все начиналось с той же точки, что и в 1908 г., со «сбора литературных данных»{461}. В начале августа 1914 г. Артиллерийский комитет воззвал «к большим частным стекольным заводам… Некоторые из этих заводов откликнулись с большой охотой, и опыты начались одновременно в разных местах», — свидетельствовал профессор Г.Ю. Жуковский. Однако все эти опыты «до сих пор, — то есть к концу 1915 г., — не привели решительно ни к каким результатам». «Изготовление оптического стекла является делом настолько сложным, что требует… нового оборудования, специальных плавильных печей и разработки особого способа плавки, непрактикуемого на стеклянных заводах, изготовляющих обыкновенное или зеркальное стекло». Надлежит определить условия отжига стекла, состав стекла, подходящий по физическим свойствам, подобрать сорта глин для горшков. Нужны «такие исключительные условия, которые не встречаются при выработке даже самых тонких сортов [обычного] стекла». Российские заводы «оказались бессильными самостоятельно решить поставленную задачу» — они «не обладали соответствующими научными силами», чтобы «поставить систематические опыты и разъяснить [техникам] основные требования производства, а также разыскать причины неудач»; сказывалась и «малая личная заинтересованность работающих лиц»{462}.