Дети горчичного рая - Анна Кальма

– А все-таки ребята намерены ехать, – сказал Гирич. – Хотят только разузнать хорошенько о жизни там.

Цезарь выпустил целый столб дыма.

– Я крепко надеюсь на Джима Робинсона, – сказал он. – Джим должен скоро приехать из большого путешествия. Ходят слухи, что он побывал во всех странах, где люди ввели новый порядок. Вот порасскажет-то! Он хоть и знаменитый артист, но из такой же семьи бедняков, как все мы. Свой парень, одним словом. Он понимает, что интересует рабочего человека…

– Я тоже мечтаю с ним встретиться, – сказал учитель. – Доктор Рендаль обещал меня с ним познакомить. Хотелось бы расспросить его…

– Только не попадитесь ищейкам Милларда, сэр, – остерег его Цезарь. – Они так и шныряют всюду, так и выслеживают людей… Придерутся к обычному разговору, раздуют целую историю и обвинят в антиамериканской деятельности, или в пропаганде, или еще в чем-нибудь. Не оберешься потом хлопот и неприятностей…

Цезарь нервно застучал своей деревяшкой:

– Они и за мной охотятся. Когда я пришел на завод навестить кое-кого из ребят, меня сейчас же спровадили и тут же по моему следу направили шпика, А как они натравливают белых на черных! Твердят без конца, будто черные берутся по дешевке за всякую работу и вытесняют белых рабочих.

Ричардсон насупился.

– Все это звенья одной цепи, – сказал он. – Даже в школе мальчишки устроили целый заговор и вознамерились выжить всех цветных. К счастью, я подоспел вовремя.

– Знаем, знаем! Всё про это знаем! – воскликнул Цезарь. – Ведь Робинсон – сынишка моего погибшего друга Тэда. Чарли мне говорил, что против него затевается гнусное дело.

– И мне мой Василь рассказывал, – подхватил Гирич. – Они ведь с Чарли закадычные. Мой то и дело таскает меня к Робинсону совещаться по поводу автомобиля. Оба они – конструкторы, – засмеялся он. – Ну, а теперь у них в классе все издеваются над директорским сынком. Только эти парни не успокоятся, можете мне поверить. Они еще посчитаются со всеми, кто держит сторону Робинсона… Я эту публику хорошо знаю, еще с тех самых пор, как батрачил у пана в своих Карпатах…

Цезарь постучал здоровой рукой о стол.

– Надоело! Ох, как надоело! – сказал он. – Мы решили собраться на майский праздник – все, кто был на войне, – и поговорить по душам. Мы, цветные ветераны, поднимем наши деревяшки и пустые рукава и предъявим хороший счет всем, кто послал нас воевать. И пусть те, кто не хочет больше войн, подумают хорошенько обо всем.

– Одних цветных ветеранов мало, – сказал учитель. – Весь народ должен подняться против тех, кому выгодна война. Весь народ! – энергично повторил он.

Я не сеяв, не косив,Бо мя заец укусив! –

вдруг громче донеслась из соседней комнаты задорная песенка.

Цезарь, музыкальный, как все негры, тотчас же уловил мотив и начал потихоньку подпевать.

– Это карпатская песня? – спросил Ричардсон прислушиваясь.

Гирич кивнул,

– Да, ее у нас подпевают на праздничных танцульках, – ответил он. – Называется «коломыйка».

– «Ко-ло-мый-ка», – задумчиво повторил учитель. – Ведь это по-украински? Какой красивый язык! И как жаль, что я его не знаю! Но я дал себе слово летом заняться русским, чтобы к осени я смог уже читать.

– Я охотно помогу вам, сэр, – обрадовался Гирич. – Ведь я хорошо знаю русский. А когда вы научитесь читать, я дам вам несколько книжек, которые у меня есть: Пушкина, Толстого, Ленина…

– И Ленина и Толстого я читал, и не один раз, – сказал учитель, – но, разумеется, мне хочется прочесть их на их родном языке.

Пока шел этот разговор, скрипка в соседней комнате вдруг замолкла. Замолк и голос Василя, подпевавшего ей. Вместо этого там послышался взволнованный шепот и какие-то непонятные звуки – не то смех, не то плач.

– Что там такое? Плачет кто-нибудь? – спросил учитель, недоуменно глядя на хозяина.

Тот поспешно вышел в комнату сына и почти тотчас же вернулся. Лицо его покраснело, на лбу надулась широкая синяя жила.

– Вот полюбуйтесь на работу Босса и его помощников! – сказал он, с силой стукнув кулаком по столу. – Там пришли двое ребят из школы – сынишка Беннета и с ним девочка-мулаточка. Девчоночка навзрыд плачет: видите ли, ей какие-то ваши учитель с учительницей сказали, что она не будет выступать на майском празднике. Вместо нее стихи будет читать белая девочка, а ей дали ясно понять, что белый цвет кожи, по мнению начальства, выглядит гораздо лучше. Обиднее всего, что стихи-то написала она – мулаточка.

– Это, наверно, Нэнси Гоу, – в волнении поднялся учитель. – Джой, Нэнси, подите сюда!

В дверь заглянул сначала Джой. Узнав учителя, мальчик так изумился, что застыл на пороге.

– Мистер Ричардсон, вы… здесь? – пробормотал он.

Из-за его плеча выглянуло залитое слезами личико Нэнси. При виде учителя, который всегда относился к ней по-дружески, девочка зарыдала еще сильнее. Вошел хмурый, с крепко стиснутыми губами Василь.

– Ну, ну, перестань плакать и расскажи мне, что случилось, – ласково сказал учитель. – Кто тебя обидел?

– Я… я… м-мне… мисс Вендикс… – прорыдала Нэнси и захлебнулась слезами.

– Позвольте, сэр, я скажу, – выступил вперед Василь. – Она очень горюет, сэр. Пускай лучше выплачется как следует, – добавил он деловито. – Она, сэр, написала приветственные стихи в честь весны, очень хорошие стихи, и все ее хвалили за них. Мать сшила ей белое платье, чтобы она выступила в нем на сцене, и мисс Вендикс репетировала с ней эти стихи и тоже ее хвалила. А сегодня, когда она пришла на репетицию, там оказался мистер Хомер. Мисс Вендикс и мистер Хомер поговорили между собой, а потом мисс Вендикс подошла к Нэнси и сказала ей, что она выглядит в своем белом платье, как муха, которая попала в молоко, и, конечно, это не понравится зрителям. Стихи она взяла и сказала, что передаст их другой девочке – Мери Смит.

– Мери Смит? – воскликнул учитель. – Да ведь это я сам просил мисс Вендикс дать Мери Смит какую-нибудь роль в спектакле или концерте!

– А Чарли просил вас, чтобы вы помогли найти ей роль, сэр, – вмешался Джой. – Он, верно, не подозревал, что из-за Мери выгонят Нэнси.

– Они – мистер Хомер и мисс Вендикс – очень смеялись… говорили, что исполняют просьбу мистера Ричардсона, хотят сделать ему удовольствие. И смеялись, смеялись без конца, – говорила сквозь слезы Нэнси.

Учитель невольно сжал кулаки:

– Смеялись?.. Мое желание помочь девочке превратили в издевательство!

– Они всех цветных сняли с программы, сэр, – тихо сказал Василь. – Всех цветных, которые должны были участвовать в танцах и пении. Некоторым сказали, что они не справляются с ролью, что у них нет чувства ритма, а другим, как Чарли, просто велели убираться..

Цезарь потряс своим пустым рукавом:

– Негодяй! Ух какие негодяи!.. И за них я, осел, отдал свою руку и свою ногу, стал беспомощным калекой! И я еще верил, что наступит всеобщее равенство, всеобщий мир и братство!

– Все равно я не дам Мери читать мои стихи! Я их вырву у нее! – выкрикнула рыдающим голосом Нэнси. – Она меня попомнит, клянусь вам!

28. Попечители

Собирались медленно, без особой охоты. Лица и позы заранее выражали скуку: эти ежемесячные собрания в школе давно успели всем надоесть.

Однако никто из присутствующих ни разу не пропустил собрания, потому что здесь встречались представители всех «тринадцати семейств» Стон-Пойнта. И это было такой же традицией светского общества, как ежемесячные сборища в клубе, на «конференции волкодавов» или на пикниках, которые устраивались по подписке и куда допускались только «свои». Впрочем, на этот раз собрание должно было оживить обсуждение ежегодного весеннего праздника – его устраивал город, то есть мистер Миллард, для «простых людей», в том числе и для школьников. Кроме того, директор Мак-Магон успел намекнуть каждому из попечителей, что у него есть еще особые новости, которые должны всех заинтересовать.

Итак, здесь находились уже известный нам судья Сфикси, еще более брюзгливый и въедливый, чем обычно; редактор «Стон-пойнтовских новостей» Клиффорд Уорвик – меланхоличный мужчина, которому, по-видимому, все на свете давно успело надоесть; доктор Рендаль – морщинистый, с упрямым и волевым лицом ученого; владелец «Атенеума» Тернер – маленький человечек, похожий на морскую свинку, и Парк Бийл – директор банка, белокурый гигант, председатель многих спортивных клубов и устроитель матчей и состязаний в гольф. Кроме Мак-Магона, присутствовало несколько наиболее доверенных учителей, в том числе Хомер и мисс Вендикс.

Все ждали Милларда и, поглядывая в окна, курили, пили содовую и лениво перебрасывались словами.

– Уже совсем весна, – сказал доктор Рендаль. – Вчера меня вызвали к больному на ферму, и я видел куст боярышника, весь покрытый бутонами.

– Гм… боярышник? – промычал Уорвик. – В самом деле?

– В такое время не об уроках думать, а о том, чтобы побегать на воле с хорошенькой подружкой, – сказал, приосанясь, Тернер. – Нет, не краснейте, мисс Вендикс, – обратился он к учительнице, – ведь я говорю о самой идеальной, чистой дружбе.