Ученик якудзы - Дмитрий Силлов

— А Кога?

— Кога… Кога стали называться Сумиёси-кай. Типа, «общество морского бога Сумиёси».

— Почему морского? — спросил Виктор.

— К Кога в Средние века много пиратов вако перебегало, которые во Внутреннем море промышляли. Как им правительство по шапке надает — так они сразу в ниндзя.

— Понятно, — протянул Виктор. — Стало быть, две Якудзы получается.

— Да нет, — покачал головой Колян. — Войны, взаимовыгодное сотрудничество и поражение Японии в последней войне как бы укрепили видимые связи между кланами, вместе составляющие теперь одну организацию — Якудза. Но за кулисами конфликт все равно был, есть и будет.

— Однако, — потер лоб Виктор. — Стало быть, как я понимаю, это Школа клана Кога? То есть как его… Сумиёси-кай?

Он кивнул на хлипкие с виду стены дома.

— Да какая это Школа, — фыркнул Колян. — Это так, старое додзё, в котором ниндзя в Средние века тренировались. Его по доскам разобрали и сюда перевезли. Настоящая Школа там.

Колян ткнул пальцем в пол.

— То есть? — не понял Виктор. — В подвале, что ли?

— Под землей, — сказал Колян. — Японцы после войны под давлением оккупационных сил американцев приняли конституцию, согласно которой им любая милитаристская возня строго воспрещается. Так они Школу ниндзя под землю упрятали. Японцы без войны — не японцы. К тому же со свободными территориями у них, мягко говоря, неважно. Вот и растут вглубь. А сюда наверх бойцы раз в неделю наведываются, тренируются на дедовских макиварах, жрут, спят, типа, духом древних воинов пропитываются.

— Ну а если накроет кто всё это хозяйство? — изумился Виктор.

— Кто накроет? — хмыкнул Колян. — Официально вся территория Школы — частная собственность уважаемого бизнесмена, имеющего обширные связи в правительстве. И в то же время этот бизнесмен — дзёнин. То есть глава клана ниндзя.

— Стало быть, эта школа готовит правительственных агентов?

— Тоже не все так просто, — сказал Колян. — Никогда не поймешь, то ли они на правительство горбатятся, то ли на себя, то ли еще на кого. Я ж тебе говорю — трёхнутая страна. Движение левостороннее, чаевые халдею дашь — считай, врага нажил, оскорбил незнамо как. Такси ловить соберешься, так красный глаз — свободно, зеленый — занято. Даже в туалете на толчке сидеть надо мордой к стене. Кстати, выйдешь прогуляться — обрати внимание. Вместо конька на крыше дома — рыба, которая стоит раком, причем задницей к тебе. По мне, так наглядный символ того, что у них тут все через задницу.

— А может, это у них правильно, а у нас через задницу? — задумчиво предположил Виктор.

Колян открыл рот и слегка подвис.

— Кстати, а откуда ты все это знаешь? — спросил Виктор. — Ига, Кога, кто самурай, а кто не пойми кто?

Колян закрыл рот и помотал головой.

— Ну ты сказал… У нас через задницу, а у них — правильно… Хотя… ты о чем?

— Откуда ты все про всех здесь знаешь? — повторил вопрос Виктор. — И говоришь обо всем этом свободно. Это ж типа тайна… наверно.

— Так я здесь уже второй год, — усмехнулся перезагрузившийся Колян. — Плюс женат был почти полгода. По-японски наблатыкаться успел — только в путь, не зря в двух институтах штаны просиживал. И по истории кой-чего там же нахватался. А тайна…

Он сплюнул себе под ноги.

— Растрепать эту тайну, братан, конечно, можно. Но только кому? Выход отсюда один — в море-океан, на корм акулам.

— И ты здесь второй год на пинчищах летаешь? — изумился Виктор.

Колян набычился.

— Знаешь что, — сказал он, вставая с матраса. — Летаю. Зато живой. А вот ты учти — если бычить будешь, в следующий раз микродозой не отделаешься. Здесь народ простой, незатейливый. Забьют как кабана, и хорошо, если быстро. Я здесь за это время много чего повидал. Некоторые особо умные неделями мучаются, пока не подохнут. Веришь — на глазах умнеют. Да вот только толку от этого бывает не много.

Колян взял с пола ведро и направился к выходу.

— В общем, до вечера у тебя, считай, каникулы. Отлеживайся. Пойду я, а то дед припрётся, орать будет. А ближе к ночи твои новые друзья пожалуют — вот тогда держись.

Кто пожалует ближе к ночи и чей дед припрется, Виктор спросить не успел. Разобиженный «братан» рывком задвинул за собой дверь — аж труха сверху посыпалась.

Виктор расслабился. Деревянная стена за спиной приятно холодила все еще гудящий затылок.

«Крепкий вроде „братан“, — подумал Виктор, вспомнив, кого он видел со снегоочистительной лопатой в руках, когда сидел на заборе Школы. — Однако что-то в нем не то. Второй год на трендюлях летать — и как будто все так и надо. В армии несмотря на бокс и атлетику точно был бы „дух со стажем“. Такие до „дембелей“ не дорастают».

Но тут вспомнился японец, колотящий ногами по бревну, словно это и не бревно вовсе, а меховой покемон.

«Интересно, а до чего ты здесь дорастешь, борзотá? — подумал Виктор. — Ну начну выеживаться. Ну подвесят заместо того бревна и будут пинки отрабатывать. Или мишень на морде нарисуют и в дартс играть начнут своими сюрикэнами[29]. И что? Н-да… Как говорится, возможны варианты».

Виктор вздохнул.

«Судьба у тебя, Витя, такая. Как говорится, не бык обосрёт, так плетнем придавит. Ладно, увидим, что к чему. Утро вечера мудренее».

Он попытался сжать кулаки. Неважно пока, но в общем движение получилось. По крайней мере пальцы ощущались: их словно кололи тысячами мельчайших иголочек — так бывает, когда сильно руку отлежишь. Но это было уже хорошо. Правда, все остальное тело на попытки движения реагировало крайне отрицательно — мол, отвали, хозяин, видишь, сил никаких нет, дай отлежаться.

«Ну и хрен с тобой, валяйся, — разрешил Виктор телу. — „Братан“ сказал, что до вечера можно не рефлексировать».

Насчет «не рефлексировать» потравленный организм был всеми онемевшими конечностями «за».

Виктор завернулся поплотнее в одеяло и очень быстро погрузился в сон, который и есть самое лучшее лекарство, в отличие от отключки, возникающей вследствие воздействия на организм яда из подглазных желез иноземной жабы.

Он проспал до вечера.

Когда Виктор открыл глаза, сквозь щели между полупрозрачными панелями дома пробивался слабый свет, характерный скорее для сумерек, предшествующих ночи, чем для рассвета… который вот только что вроде как имел место быть, до того как глаза закрыл, — и уже на тебе, последние лучи заходящего солнца.

В доме был дубак почище, чем в подземелье. И замерз Виктор не на шутку, несмотря на то, что и куртку ему вернули, и даже носки с ботинками натянули, пока он был без сознания.