Упоение властью. Револьвер, спирт и кокаин. 1917 год - Владимир Виленович Шигин

Учредительного Собрания. Телефонный монолог начала 1918 года: «Барышня, барышня, дайте мне Петроград. Что значит, не отвечает?! Да вы знаете, кто с вами говорит?! Это революционный матрос Железняк! Барышня, дайте Смольный. Что значит занято?! Да вы знаете, кто с вами говорит?! Это революционный матрос Железняк! Немедленно дайте Смольный! Але, это Смольный? Дайте Владимира Ильича. Что значит – обедает?! Да вы знаете, кто с вами говорит?! Это революционный матрос Железняк! Немедленно дайте Владимира Ильича! Але, Владимир Ильич? Это революционный матрос Железняк… Что значит – на хрен?…»

Но анекдот, он и сесть анекдот. На самом деле в начале 1918 года В.И. Ленин никогда не позволил бы себе так реагировать на звонок анархиста Железнякова. Как говорится, не та была ситуация… В целом отношения между матросами и большевиками после разгона Учредительного собрания сохранили свою напряженность. В.И. Ленин понимал, что матросский бандитизм следует, как можно скорее, остановить, иначе он неминуемо погубит новую власть. С другой стороны для открытой конфронтации с матросами у большевиков еще не было реальной силы. Поэтому им все время приходилось идти на компромиссы, пытаясь решать вопросы путем бесконечных переговоров и уступок.

Что касается матросов, то они искренне недоумевали, почему большевики так резко «разлюбили» флот, ведь мировую революцию куда удобней удобно нести на линкорах и крейсерах, чем на пехотных штыках!

Писатель А.Н. Толстой в знаменитой трилогии «Хождение по мукам», очень чутко уловил изменившееся мировоззрение революционных матросов. Если раньше, до февраля 1917 года все их могущество и хозяйство заключалось в нехитром матросском рундучке, то теперь оно увеличить до «вещи широкой, понятной морской душе» – всего мира».

В начале 1918 года в Кронштадте весьма серьезно обсуждался вопрос о собственном «флотском экспорте революции». Для этого предполагалось послать учебный корабль «Океана» с наиболее «левой» командой в Германию для революционной агитации, официально – «за военнопленными и грузом». Этакий «пломбированный пароход»… Слава богу, у кого-то все же хватило ума не поддаться на эту авантюру. Надо ли говорить, что уже это одно вызывало у немцев огромное желание, как можно скорее покончить с российскими кораблями и загнать куда-нибудь вглубь России революционных матросов. Признаемся, что боялись немцы не зря. Свержение кайзера Вильгельма начнется именно с восстания немецких революционных матросов в Кильской военно-морской базе. Думаю, что в случае встречи со своими русскими собратьями, несмотря на языковый барьер, революционные матросы обоих флотов общий язык нашли бы весьма легко.

Матросы жаждали экспортировать «матросскую революцию» в Финляндию и в Румынию, на Украину и в Прибалтику. При этом они хотели действовать совершенно самостоятельно, без оглядки на Советскую власть. Писательница Ольга Форш оставила воспоминания о совместной поездке в поезде с революционным матросом. В ответ на мнения пассажиров, что Европа не примет мировую революцию, матрос доказывал: «Все как надо, весь мир Россия спасет, весь зажжет!» При этом он ссылался на революционные выступления в Киле с участием немецких моряков в январе 1918 года и ожесточенно отстаивал свое мнение целыми сутками. И даже, когда грамотные попутчики, вооруженные цифрами, заставили его признать обман надежд на скорую мировую революцию, матрос это признание выразил в следующей форме: «Ну, хотя бы и обман! За такой обман и помереть не жалко!»

Глава шестая

Страшное в революции…

Вскоре после разгона Учредительного Собрания в Смольный позвонил некий осведомитель из 2-го Балтийского флотского экипажа и сообщил, что там анархиствующие матросы поймали трех случайных офицеров и хотят устроить над ними публичную казнь, В.И. Ленин понял, что далее терпеть беззаконие нельзя. Он распорядился выехать в экипаж и не допустить кровавой расправы, которая в очередной раз запятнала бы новую власть. В.Д. Бонч-Бруевич с рабочими комиссарами и популярным тогда среди матросов поэтом Демьяном Бедным.

Владимир Дмитриевич Бонч-Бруевич

В январе 1926 году В.Д. Бонч-Бруевич написал свои воспоминания об этой поездке. Прежде всего, необходимо отметить, что В.Д. Бонч-Бруевич в 1917 году занимался вопросами контрразведки в Смольном, а кроме этого осуществлял и личную охрану своего старого друга и старшего соратника В.И. Ленина. Забегая вперед, скажем, что работал Бонч-Бруевич весьма эффективно и, несмотря на многочисленные попытки покушения на Ленина. Ни одно из них не было осуществлено. Но как только в 1918 году Бонч-Бруевича оттеснил от Ленина Я.М. Свердлов, как пули террористов достигли своей цели.

Бруевича оттеснил от Ленина Я.М. Свердлов, как пули террористов достигли своей цели.

Разумеется, можно было бы пересказать воспоминания В.Д. Бонч-Бруевича, но лучше, все же послушать самого Владимира Дмитриевича, чтобы проникнуться духом эпохи. Автор просит прощения у читателей за весьма пространную цитату, но она, право, того стоит. Свои воспоминания Бонч- Бруевич весьма многозначительно назвал «Страшное в революции». Согласитесь, чтобы старый подпольщик и контрразведчик поставил такое название, для этого надо иметь серьезные основания…

* * *

Итак, представляем слово главному контрразведчику РСДРП(б): «Когда прошли первые дни Октябрьской революции, принесшие с собой удивительный революционный порядок и бодрое спокойствие во взволнованную красную столицу новой России, наступили дни понижения настроения и прямого упадка революционного творчества в некоторых наших рядах. Стала выявляться прослойка такой накипи в рядах восставшего пролетариата, солдат и матросов, которая по своим стремлениям объективно была антиреволюционна. Деятельность этих элементов была антиобщественна, да и сама по себе и могла повлечь дурные последствия и осложнения в напряженном строительстве нового государства. Одним из ярких проявлений этой стороны жизни того времени были так называемые «пьяные погромы», с которыми так ревностно боролся Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов и о которых надо будет писать особое исследование. В этой полосе петроградских событий того времени ярко выделяется один эпизод, где проявилась стальная воля Владимира Ильича… …Матрос, приехавший в Смольный (и рассказавший о беспределе в экипаже – В.Ш.), очень нервничал.

– Вы только не говорите, что я к вам приезжал, – шепнул он мне, – я как есть партейный, потому и приехал, потому что беспорядок! Нешто так молено, – к примеру, я начну арестовывать вот он или, к примеру, вот ты, – указывал он на всех нас, – что из этого получится? Одно плутовство, безобразие, для этого есть наша власть, вот это ее дело… А они, – ух, народ, – убьют, нипочем убьют… Не доезжая до здания 2-го гвардейского флотского экипажа, которое расположено неподалеку от Дворцового моста, матрос запросился слезть… Ясно, что настроение матросов было прескверное, раз их же товарищ так боялся своей собственной среды….

…Мы вошли в довольно просторную комнату, всю сплошь беспорядочно заваленную ящиками с