Орфей - Николай Полунин

— После твоего появления я уже четвертый, кого дергают, — сказал Правдивый. — Наташку, Вовку, тебя и меня. Никогда так раньше не было. Нас в покое уже полгода как оставили.

— За кого ты здесь? Завхоз?

— Комендант и сестра-хозяйка в одном лице. Повариха и кастелянша.

— Тогда уж и Господь Бог Саваоф, — попробовал я пошутить.

— О нет, эта вакансия не мной занята.

— Кем же? — Я решил применить к нему способ, сработавший на Кузьмиче и Бледном. Пусть выскажется против кого-нибудь, если у него накипело. Мы уж отделим злаки от плевел. Но Правдивый меня перехитрил:

— А ты сам-то как думаешь? Вы вообще думаете, Игорь Николаевич, или способны только костры в неположенных местах разводить? Мне казалось, что писатели иногда шевелят мозгами. Если не по собственному желанию, так в силу профессиональной необходимости. Но я далек от вашего специфического труда… Ворота! — осадил он мою слабую попытку трепыхнуться.

Да, Ворота. Закапал из припавших к сухим вершинам сосен туч первый дождик. Далеко загремело, прокатилось небесным рокотом. Трава на бывшей дороге доставала до колен.

— Вот что, Саш, с вызовом-то твоим я… Калитка, уже знакомо скрипнув, поехала внутрь.

Она сперва вдвигалась прямо, затем на шарнирах уезжала в сторону. Верно, как в бункерах каких-нибудь фантастических. Сверхглубокого залегания.

— Ну, Игорюха, будь! — просипел Правдивый с выражением прежнего Правдивого. — Про костры разводить — смотри! Я тут и за пожарника… тьфу! За пожарного. В общем, надзор. Еще повторится — накажу. Лишишься этой самой и кухни, понял? Мы с Ксюхой тебя перевоспитаем. Держи кардан!

— Там уже было кострище, — сбившись, пробормотал я.

Калитка встала на место с тихим чваком. Железный коридор за Воротами был освещен лампами вполнакала, я мало что рассмотрел. Ну, может, одну-две фигуры. Наверное, те же военные ребята. Задрал голову — над Крольчатником все плыли неряшливые изнанки туч, сеящие дождь. Тогда, отойдя от Ворот на порядочное расстояние, я развернул бумажный комочек, что мне сунул Правдивый при последнем рукопожатии.

«Игорь! Сомневаюсь, что делаю верно, и еще не решил, отдавать ли тебе эту записку. И вообще глупо. Если Крольчатнику конец, то нам всем тоже. И тебе. Без (неразборчиво, короткое слово из заглавных, перепутанных, как пьяный забор) нас сохранять не будут. На сегодня-завтра вы обеспечены, дольше меня не держат. Постараюсь вернуться. Игорь! Извини за почерк, пишу в спешке. Все думал — надо, нет? Позаботься о Ларе. Она самая неприспособленная. При ее (неразборчиво), в общем, помоги. Ей трудно и страшно, они этим пользуются. Гони от нее этого засранца. Про Барабанова я так и не понял ничего, но ему не верю. Извини, что я наговорил про Ксеньку. Это все неправда. Понимаешь, ты появился, и мы все (опять неразборчиво, можно понять только слово «сразу»). Игорь, я постараюсь вернуться, но если что — ты единственный стоящий мужик остаешься. С Территории так просто не выбраться, да и (зачеркнуто). Е…Й это «Объект», но мы же ни в чем не виноваты. А девочки? Позаботься, придумай что-нибудь, ты же можешь. Игорь, не жги своих костров! Хоть она и (неразборчиво), верю Наташке. По-человечески не попрощался, теперь уж поздно. Тогда прощаюсь с тобой».

Я перечел наезжающие друг на друга строчки. Медленно порвал бумагу, хотел развеять клочки по ветру, но в последний момент отодрал кусок дерна и сунул под него. Сумасшедший, подумал я. Все они от замкнутой жизни трехнулись, вот и все. И не мучайся в догадках. И Правдивый туда же. Записку эту идиотскую можно хоть прямо на Ворота прилепить.

А ноги меня уже несли. Я выбрал направление и шел скорым шагом. Чтобы отвлечься, стал думать про строителей, которые продолжали колотить за забором свои сваи. Что они там строят? Почему такая засекреченная штука, как наш «Объект-36», окружена цивильными заботами? Так и до разглашения недолго. Стройматериалы им завозятся? Плиты-блоки, штукатурка-унитазы? Водители — кто? Солдатики из стройбата у нашей вохры бегают закурить стрельнуть? На водку в городе скидываются? Ворованный кафель предлагают?

…«А чего у вас там?

Ах… его знает, спецучасток.

А-а. Слышь, краснюки, а там ничего такого нету? Чтоб его оттуда — того?

О…л, мотыга, да туда машины за полгода ни одной не прошло! Туда и заезда нет, гляделки разуй. Дверь, как в банке, в сейфе.

Во, бля! Эй, а люди-то там есть или склад какой?

Ну. Человек семь, может, больше. Мы их всех в лицо знаем. Выйдет один, увезут его, потом обратно привезут. И снова на неделю под замок, а то и на месяц. А то и больше. Разговаривать не положено.

Как же они там-то?

X… их знает. Там и бабы есть, ага.

Устроились, бля. А это, через забор? Пробовали?

Давай попробуй. Я тебе мешать не стану, я и отвернуться могу. У нас один попробовал — полсапога похоронили…»

Я остановился отдышаться за могучим сосновым стволом. Да, примерно такие сцены могут иметь место быть. Голова только у меня за это не болит. А вот почему калитка открылась?

Коттедж с васильковыми окнами стоял в дикой заросли карагача. Только здесь есть. И сосны вокруг великолепны. Лет по двести. Поодаль торчал расщепленный ствол.

На первый стук не отворили. Приглушенные шаги, голоса. Я поколотил еще. Не стесняясь.

— Кто там? (Юноша. Конечно, тут как тут.)

— Володя, выйди, разговор есть.

— Какой разговор? На обеде поговорим, Игорь Николаевич.

— Выйди, выйди, а то сам войду. Новости имеются.

— Говорю, обеда дождись, не ясно? Мы заняты. Отвали.

— Отойди от двери, Вовик! Зашибу.

Уголовник Гриф учил меня, что язычковый замок следует выбивать не точно по нему, а чуть ниже. И при ударе видеть цель как бы сантиметров на десять дальше от себя, чем она есть. Предположим, я пошел на поводу пожеланий Правдивого.

От первого удара дверь крякнула. Хотя, может, это была моя нога. Повторно мне придется бить другой ногой, и я подумал, что неплохо бы в этот раз достичь результата, ведь ног у меня только две. Но дверь крякнула снова, более громко. И пошатнулась. Домик весь трясся. Я отступил на пару шагов, собрался, прижав согнутые руки к груди, и попер быком. Это помогло.

С умеренным грохотом я снес дверь, Юношу Володю, который, как оказалось, в этот момент как раз отодвинул засов, и, влетев в прихожую, вмазался в стенку сам.

— Терпеть не могу, — пробормотал, силясь вытрясти звон из ушей, встать прямо на моих разбитых ногах и сообразить, с какой стороны ждать удара от Бледного, — когда мне хамят через дверь. С детства.

Пока я разговаривал, Юноша быстро несколько раз ударил мне в ухо. Это он зря, ведь там и без того звенело хорошо. Я выбросил к нему руку, схватил за отворот, подтянул и врезал головой вперед и вниз. К шуму в ушах много мне не прибавило, но я услыхал, как у него треснула переносица.

Сражение сразу кончилось. Я прислонился к стене и моргал. Он шевелился на полу, размазывая по нарисованным паркетинам на линолеуме густую темную кровь. В пиджаке он своем был, никаких альковных тайн я им не нарушил.

Из комнаты-спальни донесся крик Ларис Иванны:

— Прекратите! Прекратите немедленно! Игорь! Вовик!

— Все, Лариса, мы уже прекратили, — успокоил я. — Только умыться, и мы как огурцы.

— Что с ним? — потребовал ее голос. Ага, подразумевается, что со мной ничего произойти не могло. Или во внимание не стоит принимать.

— Вскрытие покажет. Не волнуйтесь, только по носу получил. Сейчас я обмою ему лицо.

— И уходите потом немедленно, слышите? И его с собой заберите!

— У вас пластырь есть?

Я подобрал мычащего Юношу. Кровь струйкой полилась с его губ и из ноздрей. На пробитой насквозь переносице вздувался пузырь.

— Скоро вы уберетесь? Господи…

Я возился с Бледным в душевой. Как-то странно звучал Ларис Иванны голос. Неестественно. Хотя — как? Нормально, истерически: пошли вон, два мерзавца, один к женщине ломится, другой ему по морде дать не может. Что еще?

Юноша с заклеенным крестиком переносьем все порывался посмотреть в зеркало и потрогать себя руками. Потрогать я разрешил, а смотреться ему не стоило. Оттеснив его, я взглянул на свое ухо. Оно было похоже на виноградную гроздь. Такое же красное в синеву.

— Просто по голове ты не мог ударить? Кому я теперь нужен с таким ухом?

— А я? Мозги у тебя еще поболят.

— Как сказать, — говорю, — по ним ты вроде не попал. Бил не туда.

— Да уйдете вы когда-нибудь или нет?! — взвизгнула из спальни Ларис Иванна. Юноша добрался до зеркала, посмотрел, сморщился.

— Ладно, ты иди, — сказал он, — а мне еще с ней надо. К обеду, может, выйдем, а нет, собери там, что на столе будет, принеси, если не трудно… Наташке скажи, она принесет. Это для Ларисы. Мне-то плевать…