Рейс налево - Алина Кускова

– Доброе утро. – Она позвонила совершенно не вовремя. – Максим? Я сразу поняла, что это ты. Вот звоню, хочу извиниться за то, что вчера получилось. В принципе, по большому счету, все вышло очень спонтанно. Закрутилось в клубок и пошло, поехало…

– Куда? – Кудрин не ожидал ее звонка. Услышав ее голос, он обессиленно опустился на диван.

– К этому известному скрипачу со скрипкой Страдивари. Мы-то сначала и не знали, какой он на самом деле. Впрочем, Вика Наумова, которой нужно было брать у него интервью, знала. Я не знала.

– Ближе к делу, – прохрипел Кудрин, который уже начал волноваться, слыша ее сумбурную речь.

– Да, это все не так важно. Я извиняюсь за то, что по моей, заметь, пожалуйста, случайной оплошности ты опоздал на самолет…

– Да меня с него сняли, как последнего террориста! – взорвался тот, вскакивая с дивана и носясь с трубкой по квартире. – Одели наручники! Приволокли, куда там приволокли…

– Я знаю куда. Туда же, куда и меня. Нас повязали вместе. И скрипача тоже. Мне так жаль…

– Жаль?! – взвился Кудрин. – Чего, собственно, жаль?! Ты добилась всего, чего хотела.

– А чего я хотела? – поинтересовалась Липа, догадываясь, что ни о каком прощении и речи быть не может. Слишком женишок расстроен тем, что невеста таскается по пирамидам без него.

– Ты хотела расстроить мое романтическое путешествие, и тебе это удалось!

Всему есть предел. Олимпиада старалась, как могла, и сдерживала себя изо всех сил. Хамство Кудрина явилось последней каплей в жбане ее недовольства этим двуличным субъектом.

– Да, – призналась она, – я этого действительно хотела! И получила то, что хотела! Я всегда получаю. – Она схватилась за синяк под глазом, который в последние дни стал менее заметен. – В смысле желаний!

– А! Сперла где-то золотую рыбку?! – донимал ее тот. – И пригрозила оторвать ей хвост?!

– Сам-то! Сам-то хорош! Да если бы ты любил свою Верочку, то кинулся бы следом! Раз не кинулся, то она тебе до лампочки!

– Не тебе судить, журналистка несчастная! – вырвалось у Кудрина, и он перевел дух.

– Счастливая журналистка! – едко заявила Липа. – Погляди центральные газеты! Твоя физиономия на первых полосах под заголовком «Страдивари собирались похитить!». Правда, там физиономий целая толпа. Но среди них есть и ты. Пусть твои знакомые задумаются, с кем имеют дело! Каково твое истинное лицо! Пусть они выскажут все, что о тебе думают!

– Я слушаю, – устало сказал Кудрин в трубку.

– Что? – переспросила Липа.

– Ты моя знакомая. Говори все, что ты обо мне думаешь!

– Я думаю, – опешила Липа. – Я думаю… Я думаю, что ты, Кудрин, очень хороший человек. Только однажды тебе не повезло. В твою квартиру забрела нетрезвая незнакомка. И с этого момента твоя жизнь пошла наперекосяк. А Верочка тебя не любит, уж поверь, нам, бабам, виднее. Я на ее месте ни минуты не сидела бы без тебя в самолете! Спрыгнула бы за тобой и без парашюта. Да, ладно. Сейчас не об этом. Я позвонила для того, чтобы извиниться. Извини меня, Кудрин, если что не так. С Рождеством!

Липа положила трубку и подошла к зеркалу. Да, она была слишком откровенна, не нужно было этого делать. Неужели у нее последний шанс, который сознание старается использовать в отрыве от ее мозгов? Или подсознание, куда заложено то самое, которое постоянно твердит сознанию, что Липа – перезрелая груша, и ее нужно срочно куда-то пристроить. Впрочем, мордашка ничего, местами вполне привлекательная, профиль тоже удался. Волосенки с противными кудряшками мило обрамляют лицо. Сколько лет ей дашь? Безусловно, не восемнадцать, но и не двадцать пять. Или все-таки двадцать пять дашь? Опять двадцать пять!

Если подсознание давило на мозг и требовало Липу куда-нибудь пристроить, то отчего же оно не воспользовалось Стасом Дружининым? Ах, да. Оно как раз и воспользовалось! В тот момент, когда Липа предлагала ему на себе жениться, она чувствовала, что слова идут откуда-то из недр сознания. Или бытия? А после Стаса оно стало глумиться над Кудриным, позволяя Липе болтать, о чем вздумается. На что оно надеется? Пристроить Липу к главному инженеру мебельной фабрики? Дудки!

Олимпиада Кутузова свободная, феминистически настроенная девушка, не позволит никакому подсознанию портить себе жизнь. Она испортит ее сама. Делов-то! Вот зачем-то позвонила этому мебельщику и извинилась. Кто ее только за язык тянул? Ах, да. Все оно же, подсознание! Нужно срочно включить мозги и прекратить думать об этом неблагодарном типе. А почему он, собственно, должен быть благодарным? Она действительно пронеслась по его жизни, как ведьма на помеле, накуролесила и сбежала. По большому счету извиняться было за что, и правильно она сделала, что извинилась.

Но он тоже хорош! Еще обзывается несчастной журналисткой. Да она счастлива тем, что им все-таки удалось разговорить такого ненавистника корреспондентов, как Негонини. Благодаря Липе подруга выполнила задание и получила сногсшибательное интервью! Кстати, как там Викуся? Вчера она, как одержимая, понеслась записывать все, что услышала. Будто с минуты на минуту у нее начнется старческий склероз и она все забудет. Записала?

– Привет, Викуся. – Липа чувствовала, что отвлекать творческого человека, который писал всю ночь, не следовало бы, но очень хотелось. – Как дела?

– Прекрасно, – сонным голосом ответила та, – ваяла всю ночь, уснула под утро. Представляешь, уснула на столе! Хорошо, что ты меня разбудила, у меня клавиатура отпечаталась на щеке. Не хватает только того, чтобы текст был из трех букв. Да, Кутузова! Я, между прочим, твою фамилию ставлю. Под своей статьей. Рядом с моей, естественно. Без тебя бы у меня ничего не получилось.

– Ни к чему это, – вяло сопротивлялась та.

– К чему, к чему, – сказала будущая звезда журналистики, – материал классный! Послужит тебе толчком в столицу, а то засиделась ты в своих Петушках.

– У меня толчки бывают только под мягкое место, – призналась Липа.

– Он что, сильно разозлился? – поинтересовалась подруга, перед глазами которой сразу же всплыли картинки вчерашнего разбирательства с задержанием гражданина, перевозившего некультурные ценности в нижнем белье.

– А ты как думаешь? – вздохнула Липа. – Даже извинений моих не принял.

– Олимпиада! Ты извинялась перед мужчиной?! Это так на тебя не похоже! Видимо, случилось нечто экстраординарное. Липа, ты влюбилась!

– Спасибо тебе огромное, подруженька дорогая, за констатацию фактов. Сама боялась себе в этом признаться. А ему, дура, сказала, что прыгнула бы с самолета без парашюта. Ради него. Представляешь?!

– Кутузова, – охнула на обратном конце провода Вика, – у тебя такой тяжелый случай! Нужно срочно встретиться и обсудить последствия. Думаю, они будут разрушительными, как цунами. Так, сегодня я не могу, побегу в редакцию сдавать материал. Нужно спешить для того, чтобы он вышел сразу же после Рождества. Липа! Давай с девчонками встретимся прямо на Рождество! Как перед Новым годом. Как говорится, на том же месте в тот же час.

– Очень хорошее предложение, – согласилась Липа. – На Рождество должен вернуться Дружинин. А я чувствую, что не смогу его обмануть и испорчу еще одному хорошему мужику праздник. А так у меня будет уважительная причина. К тому же я напьюсь, как потерпевшая, и прикинусь трупом.

– Может, до такой степени пить не нужно? – всполошилась правильная Наумова.

– Не нужно, – согласилась с ней Липа, – но придется. Думаешь, легко их бросать, мужиков-то? Придется и пить, и рубить с плеча.

Подруги договорились, что обзвоном остальных займется Липа, которая и организует незабываемую встречу под Рождество на том же месте в тот же час. Только Вика заявила, что лично она к спиртному не притронется. Для того чтобы Олимпиада вновь не перепутала маршруты и вернулась к себе домой. Липа согласилась с ней целиком и полностью. Хватит с нее путаницы, так запутавшей ее судьбу!

Она просидела «на телефоне» целый час, делясь своим горем с Элькой и Маринкой Смирновой. Те сразу же согласились поддержать увязнувшую в любви подругу и сменили свои планы на Рождество.

Серафима Павловна готовилась к битве за счастье сына с энтузиазмом суворовского солдата, штурмующего Альпы. Благо, что для этого изобретена такая отличная штука, как косметика. Она может не только маскировать годы, но и ретушировать здоровье. Именно это требовалось Серафиме Павловне на данный момент. Сердечными приступами она, хвала небесам, не страдала. Здоровье было отменным. Но его требовалось ретушировать для того, чтобы единственный сын поверил, как матери плохо.

Серафима Павловна густо намазала синими тенями веки и подглазины, бледной пудрой затерла естественный румянец на лице, в довершение образа покрасила ногти синим лаком, который позаимствовала у несовершеннолетней соседки вместе с синей губной помадой. Вампиры отдыхают! Синий образ болезной матушки вырисовался настолько убедительно, что Серафима Павловна тут же кинулась к телефону.