Семья - Лесли Уоллер

Он остановился на этой ноте и начал рассматривать незавершенную статую, он уделял этой «ню» такое внимание, словно это была еще одна гостья на приеме. Грифельно-серые глаза Кимберли наполнились какой-то невысказанной болью, усталостью от проигранной борьбы за признание.

— Жизнь в искусстве, — безрадостно бормотал он, — великое дело.

— Мне она нравится, — услышала Эдис собственные слова, обращенные к этой другой гостье, — я не имею представления, что вы собираетесь с ней делать, но она почти готова для обозрения.

Взгляд Кимберли вернулся к Эдис. Его глаза расширились.

— Вы так считаете?

— Может быть, немного доделать лицо? — спросила Эдис. — Хотя бы один глаз.

Кимберли покосился на скульптуру.

— Она едва начата, а вы хотите, чтобы я объявил ее завершенной?

— Но она гораздо больше, чем начата. А как вы обработали это дерево!

— Фигура еще скрыта в материале. До завершения далеко.

— Нет, мне правится, как она выглядит, — упрямо настаивала Эдис.

— Это все скреплено вместе цементом, потому что я не мог купить один большой кусок дерева.

— Тем более хорошо.

— Да, она вся состоит из отдельных кусочков.

— Чудесно! — сказал Эдис.

Кимберли со злостью вскочил на ноги. Он обошел скульптуру со всех сторон, потом отошел в угол, откуда взирал с отвращением сначала на скульптуру, а затем на Эдис.

— Понимаете, — начал он, утрачивая правильный мелодичный выговор по мере того, как текила оказывала воздействие на его речь, — высокомерие правящего класса вышло за все мыслимые пределы.

— Тогда не надо, — ответила Эдис, надувшись.

Темная кожа Кимберли была словно присыпана пушком, заметила она, словно естественная припудренность на ягодах винограда. Его крючковатый нос утолщался на переносице, особенно когда он гримасничал.

— Не буду я заканчивать ее, — сказал он, — я начинаю видеть, что надменность делает с человеком, он уже не в состоянии естественно воспринимать мир. Это психологический наркотик. Оставь скульптуру в покое и заяви, что она завершена. Хлоп! Плюй в глаза собственной аудитории и заставляй ее аплодировать. Хлоп! И знаете, это может сработать!

— Я достаточно взрослая, чтобы… — Эдис запнулась на середине мысли. В комнате повисла тишина. Кимберли присел рядом с ней на раскладушку и продолжал пялиться на скульптуру. Его бедро, упиравшееся ей в бок, было твердым, как дерево. Он тяжело дышал.

Эдис чувствовала себя абсолютно трезвой. Более или менее трезвой. Она понимала, что не пьяна. Для этого обычно ей требовалось выпить немного больше, чем сейчас. Но она ощущала чувство теплого удовлетворения, которое пришло к ней после второй порции.

Она понимала, что на сей раз это было нечто большее, чем просто алкоголь. Она все еще не понимала, почему так задела чувства Кимберли. Он был выведен из равновесия, ее безобидное замечание, что скульптура не завершена, каким-то образом загнало его в мертвую петлю. Она не была в состоянии понять, что такого она сказала, но ощутила, что какое-то новое чувство переполняет ее. Это было почти так, говорила она себе, как если бы она принимала участие в акте творения.

Она взглянула на темную ладонь Кимберли, похлопывающую ее по колену. «Это просто должно сработать», — размышлял он вслух. Она положила руку на его ладонь. Он повернулся и взглянул на нее. В следующее мгновенье он снял руку с ее колена, обнял ее за талию и привлек к себе. Вначале его язык показался ей соленым. Потом она ощутила терпкую сладость текилы. Она расслабилась и опустилась на раскладушку, размышляя одновременно о том, догадается ли миссис Кейдж накормить детей ужином и запер ли Кимберли входную дверь магазина.

Глава тридцать седьмая

В скромной, безликой комнате после того, как ее покинул Гаэтано Фискетти, на долгое время воцарилась тишина. Винни Биг взирал через стол на своего подручного Рокко Сгроя. Эти два человека, столь схожие по росту и внешнему виду, казалось, вслушивались в отзвуки тишины в воздухе, уши обоих были настроены на столь многозначное безмолвие.

Наконец Винни поднялся на ноги. Движения были быстрыми и ловкими для мужчины его возраста. Он молча пересек комнату в маленьких, остроконечных туфлях и бесшумно затворил дверь. Рокко приподнялся было, чтобы молча предложить свою помощь, но Винни, не произнеся ни слова, покачал головой.

Закрыв дверь, Винни быстро вернулся к своему креслу и снова уселся в него. Некоторое мгновенье он молча взирал на пустой стол, потом медленно перевел взгляд голубых глаз на Рокко.

— И долго этот несчастный blatta[76] действовал подобным образом?

Рокко уклонился от взгляда Винни Бига. По многолетнему опыту он знал, какими пронизывающими могут быть эти глаза, даже если их ярость, презрение или ненависть были направлены не против Рокко, а против какой-то третьей стороны.

— Довольно долго, — сказал Рокко, потом быстро добавил, уже по собственной инициативе: — Ничего страшного, просто по дурости делал. — После паузы еще добавил задумчиво: — Не то чтобы дурость, вы же понимаете, padrone, а как бы вы назвали это?

— Я называю это глупостью. И каждый, кто не сообщил мне о степени глупости этого болвана, так же глуп и сам. До тебя дошло, что я сказал?

Рокко Сгрой развел руками в стороны вверх ладонями, словно бы выпустил в воздух прекрасного белого голубя истины.

— Padrone, подумайте, что вы говорите. Фискетти? Ваш сват? Свекр вашей дочери?

Глаза Винни Бига на темно-смуглом лице затуманились.

— С этой родней одни неприятности, — сказал он больше самому себе, нежели Рокко, — это всегда отдает таким scimunitos,[77] от Тони Фиша просто негде укрыться. Он не может сражаться за свой путь наверх, не может найти его. Но может забраться в свою маленькую норку и выжидать там, как таракан в стене. И стена защищает его. Все удары приходятся на стену. Черт побери, я и есть эта стена! А он тараканчик внутри меня, и он собирается пожрать мои внутренности.

Руки Рокко, теперь протянутые вперед, начали новую пантомиму вежливого отрицания. Протянутые к Винни Бигу ладони совершали мелкие движения, словно растирали комок жирного крема.

— Но он не так уж виноват, padrone. Я имею в виду, что этому несчастному ублюдку просто доверили. Он ведь делал то, что ему было сказано, не так ли? Никто не смог бы учредить эту липовую корпорацию лучше, чем он. Я прав?

— Любой идиот может учредить липовую корпорацию. Ты когда-нибудь слышал, что произошло, когда я в первый раз поручил Тони Фишу составить контракт?

Рокко кивнул.

— Что-то слышал.

— Ты ничего не мог слышать, приятель, иначе не заступался бы за него. — Винни Биг откинулся в кресле и уставил свой яростный взгляд на бесцветный потолок. — Это было сразу после войны, Второй мировой войны, — начал он вспоминать. — Мой отец и я разработали цельный план. В старой стране[78] он проходил как по маслу. Мы только добавили к нему несколько штрихов, чтобы американизировать его.

Рот Винни расплылся в ухмылке, похожей на оскал акульей пасти.

— Так это вы вдвоем придумали весь первый план? — сказал Рокко. — Я не знал этого.

Винни скромно покачал головой.

— Мы не изобрели его целиком сами, Рокко. Мы его импортировали. — Акулий оскал медленно сошел с его лица. — Это было за два месяца до Рождества, точно. У нас была маленькая компания электродеталей, в Куинсе. Во время войны они изготовляли детали к прицелам для бомбометания, а потом выпускали лампочки, штепсели, выключатели. У них были хорошие кредитные линии с каждой большой компанией, производящей металлоизделия. Я поручил Тони открыть дело. Предполагалось, что он будет представлять себя оптовым торговцем из Кливленда.

— Торговца чем?

— Электротоварами, чем же еще? — Винни взирал в потолок, словно это был киноэкран, на котором проецировались его воспоминания. — Он купил эти штуки в Куинсе на сумму пятьдесят тысяч долларов, расплатившись чеком банка в Кливленде, где у меня был счет для операций компании «Даунтаун». Они их поставили, а мы все тут же переправили в Чикаго. Никакого дохода не получили, но свое вернули.

— Понятно. И с тех пор эти люди из Куинса были у Тони на поводке.

— Все правильно. Потом Тони сделал им еще два небольших заказа — по двадцать тысяч каждый. Он выплатил в течение десяти дней все до последнего цента и стал у этих идиотов чуть ли не первым клиентом, И вот он появляется в Куинсе с заказом на двести тысяч — срочно нужны штепсели, розетки, поставки до первого декабря, премия за срочность и т. п. А в это время… — Винни сделал паузу, внимательно изучая потолок.

— А в это время, — подхватил Рокко, — владелец компании проиграл в карты одному из наших мальчиков примерно такую же сумму, так?