Тверской Баскак. Том Второй - Дмитрий Анатолиевич Емельянов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
За охраняемой линией обороны все пространство занято пирамидами шалашей, коновязями и поднимающимися дымами костров. Как-никак здесь собрано почти тысяча человек. Правлю к загороженному рогаткой проезду, и стрелки, завидев меня, освобождают дорогу.
Калида, как и положено, встречает у самых ворот.
— Здоровья тебе, консул! Как доехали⁈ — Протянув руку, он берет мою лошадь под уздцы.
— Все хорошо! — Спрыгнув на утоптанный снег, я несколько секунд разминаю затекшие за день ноги.
Прихрамывая, протягиваю Калиде руку и широко улыбаюсь.
— Ну как вы тут, не замерзли⁈
Калида, как обычно, понимает все буквально и начинает рассказывать, что в общем-то все нормально. Двое лишь поморозилось, около трех десятков слегло по дороге. Их пришлось оставить на попечение местных в Великих Луках и во Ржеве, а в остальном все десять рот в боевом состоянии.
— А все остальное? — Перестав хромать, я наконец-то выпрямляюсь.
— Все цело! — Калида провел рукой, показывая на сани с сосудами, наполненными горючей жидкостью.
Готовыми к немедленному употреблению, я приказал возить не больше процента от общего количества зарядов. Остальные должны заливаться непосредственно перед боем. Все это делается, дабы уменьшить потери на бой, и чтобы смесь не выдыхалась. Заткнутые фитилем снаряды все-таки не герметичны.
Повернувшись к Куранбасе, приказываю ему располагаться, а сам прохожу к саням. Все действительно в порядке. Специальные керамические бутыли уложены и раскреплены на санях в специальных клетях. Каждая ровно на десять литров, и это тоже часть моей реформы стандартизации.
Вспоминаю, как я рассчитал первую литровую и десятилитровую бутыли, это даже для меня гуманитария по образования оказалось несложно. Затем под этот объем вырезали из дерева формы и поставили производство уже на поток. Первую же литровую форму и бутыль поместили в палате мер и весов со всеми прочим эталонными образцами длины и веса.
Начав осмотр, я уже не останавливаюсь и перехожу к баллистам. Зимой с колесной тяги пришлось перебазироваться на санную. Это внесло свои коррективы. Сани не сделаешь такого размера как фургон, иначе ни одна лошадь их с места не сдвинет. Поэтому пришлось уменьшать и сужать опорную базу. Да и в полностью готовом для стрельбы состоянии их уже возить невозможно, только в частично разобранном виде.
Закончив с баллистами, иду дальше и прохожу мимо зарывшейся в снег стаи ездовых собак. Это первая проба моей новой идеи, к которой я пришел после удачной диверсионной вылазки в Ливонию. Зимой тяжелые сани и лошади могут передвигаться только по утоптанной дороге. С отрядом в тысячу человек — это не проблема, утопчут, а вот с десятком уже да. Например, взвод лыжников на себе много не унесет, и сани за ним не проедут, а вот нарты с собачьей упряжкой самое то. Они могут перевезти больше еды, снарядов, а значит такая группа станет более автономной и мобильной. А самое главное, в зимнем лесу она будет неуловима и для пехоты, и для конницы.
В нынешнем походе эти качества для меня непринципиальны, но опробовать все равно стоит, поскольку я уверен, что очень скоро мне такие диверсионные отряды ох как понадобятся.
Проверяя снаряжение, я не сомневался, что у Калиды все в полном порядке, но не проверить значило показать себя излишне доверчивым, а по нынешним временам доверчивость равносильна слабости. Ее не прощают!
Обойдя весь лагерь, я наконец-то позволил себе заслуженный отдых. В приготовленном для меня шалаше меня встретило долгожданное тепло, острый запах дыма и ели. Посредине, на выложенным из камней очаге, тлели прогоревшие угли, а в углу толстым матрацем возвышались наваленные еловые ветки.
Опустившись на лапник, я поджал ноги по-татарски и придвинулся поближе к костру. Калида присел рядом и, помолчав, задал волнующий его вопрос.
— Когда выступаем⁈
Не торопясь, перемешав горящие угли, поднимаю на него взгляд.
— Скоро! Я оставил людей в лагере Александра. Как только он начнет отводить войско назад, к Чудскому озеру, мне дадут знать.
Прищурившись, Калида зыркнул в мою сторону.
— Почему думаешь, что Александр испугается?
— Не испугается, — спокойно правлю товарища, — а поступит разумно! Ты сам посчитай! В самом начале похода у ливонцев было две с половиной тысячи воинов. За год даже без серьезных боев они потеряли не меньше трех-четырех сотен. Поэтому Теодорих не стал садиться в осаду, а предпочел покинуть Псков.
У Александра пятьсот своих дружинников и тысячи две новгородского ополчения. Вроде бы есть небольшое преимущество, но я думаю, что к ливонцам подошло подкрепление из Дерпта. — Тут я подмигиваю Калиде. — Что нам, несомненно, на руку!
Помолчав и сформулировав мысль для самого себя, продолжаю.
— Разгром передового отряда вернул Александру трезвость мысли и показал, что противник все еще силен. Возможно, даже имеет численное превосходство. Сражаться с ним на неизвестной чужой земле, это как минимум неумно. Совсем другое дело, просматриваемое со всех сторон замерзшее озеро. Любой маневр противника как на ладони, да и брат Андрей на подходе с Владимирским полком. Так что, это не трусость и не отступление, а скорее заманивание противника на невыгодную для него позицию.
Еще немного подумав, делаю интересный вывод.
— В этой кампании победа каждый раз играет с победителями злую шутку, делая их глупее. Вот и сейчас Теодорих, разгромив передовой полк новгородцев, решил, что также легко разобьет и всю новгородскую рать. Уверен, это плохо для него закончится!
* * *
Раздвинув еловый лапник, смотрю на стены Дерпта. Я уже видел их в прошлый раз, но зимой все смотрится по-другому. Замерзшая река, обледенелый склон, струйки дыма над печными трубами. Город выглядит спокойным, подтверждая мою теорию, что нападения здесь не ждут.
Оторвав взгляд от города, Калида повернулся ко мне.
— Посады возьмем без проблем, а вот с монастырем и старым городом придется повозиться. Стены высокие и гарнизон там есть. — Он еще подумал и добавил. — Ежели сходу не ворвемся, то боюсь не по зубам нам будет этот орешек.
Мне тоже уже не видится все таким легким, как еще день назад. Сейчас каменные стены города смотрятся грозными и неприступными.
Гоню от себя мрачные мысли и стараюсь мыслить позитивно.
«Если монастырь и цитадель не взять, то и штурм города не имеет особого смысла. Мы же не монголы, живой товар нас не интересует, а других богатств на посаде мы не найдем. Надо кровь из носу брать старый город и монастырь, там живут все зажиточные горожане, и там монастырская казна. Если этого не получится, то вся затея напрасна!»
Еще и еще всматриваюсь в городские стены, ища за что бы зацепиться. Самая низкая их часть со стороны реки. Там высокий, крутой берег и в высоте стены нет надобности. Именно там мы закидывали зажигательные снаряды в прошлый раз.
Отметив это, продолжаю размышлять.
«Едва мы войдем в пригород, тут же поднимется тревога. Посадский народ побежит к городским воротам, надеясь спастись за ними, но епископ, можно не сомневаться, тянуть не будет и ворота сразу же закроет. У него в старом городе сейчас сил немного. Может, сотня кнехтов, может, две, не больше! И все равно, если дело дойдет до штурма, то бойцов у меня поляжет немало. Такие потери никакая добыча не окупит! Значит, надо придумывать что-то другое!»
Что⁈ В голове лихорадочно закрутились разные мысли. На расстоянии мне как-то все виделось проще. Думал, подожжем город как в прошлый раз, они откроют ворота, и мы ворвемся вовнутрь, но теперь, глядя на заснеженную каменную твердыню, меня одолевают сомнения.
«Если действовать как в прошлый раз и забросить снаряды за стену, то большой пожар не устроим. Город каменный! Скорее всполошим всех, чем реальную угрозу создадим. Силенок у них сейчас маловато, не в пример прошлому разу, и они побоятся ворота открывать. Огонь потушат и будут утра ждать. Как рассветет, увидят моих стрелков на посаде и еще сильнее затворятся. Нужно придумать что-то такое, чтобы добраться до ворот, прежде чем их успеют закрыть!»
Часть 2
Глава 4
Поворачиваюсь к Калиде и вижу на его лице все те же сомнения. И тут меня пробивает.
«А чего я думаю-то! Надо их страхи использовать против них же самих. Устроить видимость штурма с одной стороны, а ударить с другой. Вот и вся недолга! Старые доброе хитрости никогда не приедаются».
