Элементарно, Ватсон! - Лори Кинг

— После кокаина настроение такое, будто выиграл миллион баксов, так? Но кроме зависимости, постоянное использование приводит к носовым кровотечениям. Кокаин, если использовать его в больших количествах, сжигает ткани носа, и стенки кровяных сосудов истончаются.

— Еще одна причина избегать его. А почему ты спросил?

— Клерк Уоттса говорил мне, что судья страдает носовыми кровотечениями. Недавно случилось такое сильное, что ему пришлось прервать судебное заседание на сорок пять минут.

Бутби вдавил в пол педаль газа. Водитель, который ехал за нами, возмущенно загудел и объехал нас по дуге. Бутби его проигнорировал, повернулся ко мне, сощурился:

— Ты называешь Гибсона Уоттса кокаиновым наркоманом? — На лице отражалось полнейшее изумление. — Куда более вероятно, что он Кларк Кент и подвергается воздействию криптонита[54].

— Я никем его не называю, но, пожалуйста, выслушайте меня. У него в доме стоит рояль. И некоторые из басовых струн недавно меняли — по крайней мере так думает Джулия Остриан. В полицейском донесении указано, что Ину повесили на басовой фортепьянной струне.

Бутби мрачно смотрел на меня, но по крайней мере слушал.

— Вероятно, это совпадение, — продолжил я, — но совпадения всегда меня настораживают. Предположим, что судья Уоттс покупал кокаин у Ины и кто-то рассказал ему о сделке со следствием, которую заключил Доак. Он не мог не встревожиться из-за того, что Ина сдаст его в обмен на более мягкий приговор.

Бутби молчал. Потом посмотрел в зеркало заднего обзора и поехал дальше.

— Уоттс знает о сделке со следствием. Я упомянул о ней за ленчем на следующий день.

Какое-то время мы ехали в молчании. Я посмотрел на него. Брови опустились. Знак беды.

Мы остановились на красный свет.

— Пару лет назад я пообщался с одним из однокурсников Уоттса по юридической школе на встрече адвокатской коллегии Вермонта. Он спросил меня, как поживает Тини Уоттс. В юридической школе его прозвали Мартини, обыгрывая его имя, Гибсон[55], а также отдавая должное его любви к джину.

— Тини. То самое прозвище из дневника? Черт! — Я задумался. — Вы собираетесь сообщить в полицию?

Включился зеленый, и мы поехали дальше.

— Гибсон Уоттс мой друг и прекрасный судья. Сообщить в полицию и поставить под удар его карьеру… даже подозрения в употреблении наркотиков, не говоря об убийстве, — черное пятно на репутации. И на данный момент у нас есть лишь ничем не связанные факты.

— Судья, позвольте мне выяснить, кто настраивал рояль судьи Уоттса. Возможно, струны не менялись, а если и менялись, я постараюсь выяснить, куда дели старые.

— Дельная мысль. А пока нам лучше остановить уборку, которую затеяла Эмми. Лучше сохранить образцы ДНК, которые могут найти судебные эксперты. Подозревая самоубийство, они, возможно, обследовали квартиру не столь тщательно, как сделали бы это в случае убийства. — И он внезапно развернул, автомобиль. Такой маневр, будь рядом представитель славной полиции Льюистона, наверняка обернулся бы крупным штрафом.

Пару дней спустя я стоял на тротуаре перед зданием суда у лотка с хот-догами, когда Бутби подошел ко мне и предложил прогуляться по парку. Я плеснул горчицы на купленный хот-дог и последовал за ним через улицу к широкой, вымощенной кирпичом дорожке, которая вела к большому пруду.

— Я получил твою записку. Что ты выяснил?

— Я нашел женщину, которая настраивала рояль судьи Уоттса. Она заменила три басовые струны за неделю до вечеринки. И собиралась вновь настроить рояль, после того как струны состарятся. Она сказала, что длина струн примерно восемь футов. Старые струны она оставила в контейнере для металлических отходов, который стоит в поместье судьи Уоттса.

Я искоса глянул на него. Брови на положенном месте: он слушал внимательно.

— Согласно полицейскому донесению, один конец струны обрезан, — продолжил я. — Следователи обнаружили несколько отрезанных басовых струн в том старом пианино, поставленном на попа, и подумали, что Ина взяла струну оттуда. Обрезав струну можно замаскировать ее происхождение.

Мы добрались до пруда, по которому скользили несколько канадских гусей, и остановились полюбоваться ими.

Наконец он прервал молчание:

— Что ж, дерьмо, моча и коррупция. — Пауза. Вздох. — Я тоже провел небольшое расследование. Догадайся, что поделывал Уоттс до того, как поступил в юридическую школу?

— Помимо учебы в колледже?

Бутби потер руки.

— Я позвонил его однокурснику, с которым встречался в Вермонте, и солгал. — Он пожал плечами: мол, mea culpa[56]. — Сказал, что готовлю шутливую речь для одной судейской вечеринки, и мне нужны подробности прошлого Уоттса. — Короткая пауза. — Уоттс работал судебным стенографистом в Мэриленде. Его отметки в колледже оставляли желать лучшего, но он хотел стать адвокатом и выбрал стенографию в качестве пропуска в мир юриспруденции. Через несколько лет подал документы в юридическую школу. Я думаю, опыт работы в зале суда перевесил отметки колледжа.

— То есть Тини знал, как пользоваться машинкой для стенографирования.

— Да.

Итак, мы получили Большое трио: возможность, средства и мотив. Возможность состояла в том, что Уоттс знал Ину и она считала его своим другом, если Тини был тем самым Тини из дневника. Под средства подпадали фортепьянная струна и навык использования машинки для стенографирования. А мотив лежал на поверхности: риск, что Ина согласится стать свидетелем обвинения. Если Уоттс сидел на кокаине, все складывалось.

— Что теперь? — спросил я.

— Гибсон позвонил, предложил заехать и поговорить об Ине. По его словам, никак не может поверить, что ее убили. Думаю, я поеду. Хочешь составить мне компанию?

— Я? Вроде бы он приглашал только вас.

Он повернулся ко мне.

— Я проявляю осторожность: заткнуть рот нам обоим будет сложнее, чем мне одному.

Во второй половине субботы мы подъехали к особняку Гибсона Уоттса, поднялись по лестнице к парадной двери, и я позвонил.

Дверь открылась, на пороге стоял Уоттс в мешковатой повседневной одежде. Поприветствовал нас добродушным:

— Заходите, парни.

— Привет, Мартини! — весело, как ребенок в цирке, воскликнул Бутби и шагнул к Уоттсу, чтобы пожать руку.

Уоттс вроде бы удивился, но улыбка с лица не ушла.

— Кто заразил тебя смешинкой? И как ты узнал это мое прозвище?

— Друзья в судебных чертогах. И твоя репутация наконец-то догнала тебя, — продолжил Бутби все в том же игривом тоне.

Я особой радости от происходящего не испытывал. «Глок» модели 126 между поясницей и поясной лентой брюк напоминал мне о потенциальной опасности нашей встречи. Бутби хотел, чтобы мы «смогли найти деликатный выход из ситуации, если окажется, что правота не на нашей стороне». Меня деликатность совершенно не волновала в отличие от возможного желания Уоттса заткнуть нам рот. До юридической школы я провел какое-то время в Багдаде и крепко усвоил важный урок: не появляться безоружным на вражеской территории, — поэтому позаимствовал пистолет у друга, помешанного на оружии и, естественно, члена Национальной стрелковой ассоциации. Лицензии на ношение пистолета у меня не было, и Бутби я ничего не сказал.

Уоттс провел нас в ту самую библиотеку, где мы беседовали с Эмми. Мы все сели в кресла.

— Линвуд, почему ты с сопровождением? — Он указал на меня.

— Мы думали об Ине. И нам нужна твоя помощь. Я хочу зажать тебе нос.

Уоттс выглядел так, словно его огрели пыльным мешком. Он крепко закрыл глаза, резко качнул головой, открыл глаза, уставился на Бутби.

— Ты хочешь что?

— Зажать тебе нос. Так иногда поступают копы, когда к ним попадает подозреваемый в употреблении кокаина.

— Господи, ты чем-то обкурился?

— Вопрос неправильный, Гибсон. Вопрос звучит так: что ты нюхал, Гибсон? Нам необходимо точно знать, что ты не подсел на кокаин.

— Кокаин? — Уоттс наклонился вперед. — Вы, на хрен, совсем сдурели?

— Гибсон, пожалуйста, выслушай. Есть веские причины подозревать тебя в убийстве.

Уоттс начал подниматься.

— Пожалуйста, выслушай, пожалуйста, не обижайся. — Бутби знаком предложил ему сесть. — Мы здесь потому, что тревожимся о тебе, а не подозреваем тебя.

Уоттс опустился в кресло, не отрывая взгляда от Бутби. Глаза потемнели. Лицо так напряглось, что казалось, разорвется кожа на скулах.

Бутби продолжил:

— Ина, судя по всему, толкала кокаин, и прозвище одного из ее клиентов — Тини. Ина повесилась на басовой фортепьянной струне, и именно такие заменили в твоем рояле. Старые струны оставались у тебя.

Уоттс откинулся на спинку кресла. Сложил руки на груди, чуть повернувшись влево, к окну. Ничего не сказал.