Скала Мэддона - Хэммонд Иннес

– Как вас зовут? – повторил я, на этот раз более отчётливо. Его губы шевельнулись. У этого человека было усталое и серое лицо страдальца. Он раскрыл рот, тщетно стараясь подавить страх и хоть что-то сказать. Это было ужасное зрелище, особенно сейчас, когда сгущались мрачные сумерки.

– Зелински, – внезапно произнёс он, – Зелински – так моё имя.

– Как вы попали на «Трикалу»?

Он вскинул брови.

– Не понимаю. Это трудно. Я слишком долго один. Я забываю родной язык. Я тут уже… Не помню, сколько… – он лихорадочно

захлопал по карманам и достал маленький ежедневник. – Ах, да, я прибываю сюда десятого марта 1945. Значит, один год и один месяц, да? Вы заберёте меня с собой? – внезапно с жаром спросил он. – Пожалуйста, заберите меня с собой, а?

– Разумеется, заберём, – ответил я, и от улыбки морщины на его измождённом лице обозначились ещё резче, кадык дёрнулся.

– Но как вы сюда попали? – спросил я.

– Что? – он нахмурился, но потом его лицо вновь прояснилось. – Ах, да… как попал? Я поляк, понятно? В Мурманске сказали, этот корабль должен идти в Англию. Я хочу находить невесту, она в Англии. И я иду на этот корабль…

– Вы хотите сказать, что пробрались на борт тайком?

– Как, простите?

– Ладно, не будем об этом, – сказал я.

– Должно быть, он оставался на борту после того, как все, кроме Хэлси и его шайки, покинули судно, – проговорила Дженни.

– Да, – согласился я. – Так что мы привезём с собой не только серебро, но и живого свидетеля.

– Пожалуйста, – снова заговорил поляк, указывая на «Айлин Мор». – Пожалуйста, ваш корабль. Будет большой шторм. Здесь будет плохо. Он с запада, и вода течь через весь остров. Скоро будет темно, и вы должны иметь много якорей, нет?

– Бывает, что ветер дует с востока? – спросил я его. Он нахмурился, подыскивая слова.

– Нет, только однажды. Тогда было ужасно. Днище почти вдавило в корабль. Каюты все вода. Волны достают там, – и он указал на мачты.

Он, конечно, преувеличивал, однако было очевидно, что при восточном ветре волны будут перехлёстывать через защищавшие остров рифы, а этот укрытый пляж превратится в залитый бушующей водой ад. Слава Богу, что господствующими ветрами тут были западные.

– Тогда давайте укрепим «Айлин Мор» ненадёжнее, – предложил я.

– Вы не должны спать на ваша маленький корабль. Вы должны приходить сюда, пожалуйста. Будет очень плохо. «Айлин Мор» стояла носом к пляжу, против ветра, который с рёвом обдувал Скалу Мэддона. Среди снаряжения «Трикалы» мы нашли два маленьких шлюпочных якоря. Привязав к ним крепкие перлини, мы надёжно зачалили яхту. Два якоря на носу, два – на корме. С кормы перлини были длиннее, чтобы в случае перемены ветра яхту не выбросило на пляж. Потом мы перешли на «Трикалу», взяв с собой резиновую лодку.

Зелински настоял на том, что кашеварить будет он. Робости как не бывало. Слова лились из него непрерывным потоком, он бегал туда-сюда, стеля нам постель, грея воду, роясь в аптечке, чтобы залатать наши порезы. Он был до безумия рад человеческому обществу. Да и коком Зелински оказался прекрасным, а запас провизии на судне сохранился благодаря холоду. После ужина начался шторм. Мы поднялись на палубу. Стояла кромешная тьма. Ветер продувал надстройку, бросал нам в лицо брызги, шум прибоя в рифах усилился, но даже он не мог заглушить грома волн, бивших в скалы на западном краю острова.

– Будет ещё хуже, – пообещал Зелински. Мы ощупью пробрались на корму, чтобы взглянуть на «Айлин Мор», но смогли рассмотреть лишь смутно белевший прибой.

– Как ты думаешь, она уцелеет? – спросила Дженни.

– Не знаю. Мы уже ничем не можем ей помочь. Четыре якоря должны удержать. Слава Богу, что нам не придётся ночевать на борту.

– Может, будем стоять вахты?

– А что толку? Мы даже не видим её. Что мы сможем поделать, если она потащит по дну якоря?

Прежде чем лечь спать, я отыскал скользящую плиту, о которой говорил Рэнкин. Она была укреплена в желобах в трюме номер один, и цепи от неё шли под койку в бывшую каюту Хендрика. Когда размыкали сцепку, плита падала вниз и надёжно закупоривала пробоину в корпусе. А потом они и вовсе заварили эту пробоину.

Наутро мы с Бертом поднялись чуть свет. Даже с подветренной стороны острова дуло так, что нам пришлось продвигаться к корме, цепляясь за леера. Прилив почти достиг высшей точки, и «Трикала» мягко тёрлась килем о галечный пляж. Рифы исчезли, куда ни глянь, повсюду бесновалась ревущая пена, а прямо за кормой «Трикалы» дико плясало на волнах маленькое белое судёнышко, которое привезло нас в это жуткое место. К счастью, ветер терял напор и отжимал воду обратно к рифам, поэтому «Трикала» ещё не переломилась пополам.

Я огляделся. Дженни, спотыкаясь, брела в нашу сторону. Она не сказала ни слова, просто с тревогой посмотрела на «Айлин Мор» и быстро отвернулась.

Шторм продолжался весь день. Повсюду на судне слышался его рёв. Он действовал на нервы, и мы стали раздражительными. Один Зелински сохранял бодрость духа. Он болтал без умолку, военнопленных и освобождении русской армией, о заброшенной войной сначала в Германию, а потом в Англию невесте, которую он мечтал найти. Казалось, слова копились у него так долго, что теперь он просто не мог не выплеснуть их.

В этот день я основательно обшарил каюту Хэлси. Я чувствовал, что смогу найти здесь ключик к его прошлому, но так ничего и не нашёл. Хэлси хранил в каюте три подшивки переплетённых номеров «Театрала» за тысяча девятьсот девятнадцатый, двадцатый и двадцать первый годы. Я любил театр и в конце концов, бросив бесполезные поиски, понёс эти три тома на камбуз, чтобы просмотреть их в тепле. Тут-то я и сделал открытие. В подшивке за тысяча девятьсот двадцать первый год была фотография молодого актёра Лео Фудса. Его вздёрнутый подбородок и отведённая назад широким жестом рука показались мне знакомыми. Но фамилию Фудс я никогда не слышал, да и в театр в ту пору ещё не ходил. Я показал фотографию Дженни, и у неё тоже появилось ощущение, что она где-то видела этого человека. Даже Берт, который сроду не видел ни одной пьесы, признался, что человек на фотографии ему знаком. Тогда я взял карандаш и быстро подрисовал бородку клинышком и фуражку. И вот на нас уставился капитан Хэлси. Именно таким он был, когда горланил на мостике «Трикалы» цитаты из Шекспира. Да, это он. Несомненно, он. Я вырвал страницу из журнала и спрятал её в записную книжку. В сумерках мы с Бертом пошли взглянуть на «Айлин Мор» ещё разок. Дженни решила не ходить, это было выше её сил. Поднявшись на палубу, мы сразу же ощутили какую-то перемену. Стало тише, хотя рёв прибоя не смолкал, а от западного берега острова попрежнему доносился грохот волн. Но ветра больше не было. Небо окрасилось в жуткий дымчато-жёлтый цвет. Значит, пойдёт снег.