Пойманные под стеклом - Сара Кроссан

— Я не думала, что он такой огромный.

— До наступления ухудшения футбол был самой любимой игрой. Тысячи людей приходили на игру, и команды были гораздо больше сегодняшних.

— Мне сложно представить, что существовало время, когда Вторые имели такие же права как Премиум. Что они были также свободны. Мы можем только мечтать об этом, — я вытягиваю руки в сторону стадиона.

— Свободны? Ха! — кричит Мод. — Что значит свободны? Да, мы могли свободно дышать, окей, но никогда не было времени, когда мы правда были свободны. Свобода не обозначает ничего.

Посмотрите на историю: свобода всегда была фантомом, красивой сплетней. Ее никогда не было и никому не давали. Люди такие, как они есть. Очень корыстны. Поэтому равноправие не может существовать. Например, женщины никогда не играли на этом стадионе. Женщин-футболистов никогда не приветствовала огромная толпа. Всегда только мужчин. Ни одну сволочь не интересовало, сколько голов забили в женской футбольной лиге. Свобода и равноправие — выдумки. Девочки. Вы должны запомнить. Раз и навсегда. Свобода? Ха! Я могу только посмеяться.

— Ты готова? — спрашивает Алина, как только Мод закрывает рот.

Это странно, кажется, что Алину не интересует никоим образом, были ли мир несправедливым и ужасным до ухудшения или нет. Мир, позволяющий дышать воздухом, — идеален для нее, и она борется за его восстановление. Неуклонно.

Если этот старый мир не такой прекрасный, как Алина представляет, это поставит под сомнение всю ее борьбу.

— Хм, нет общества без ошибок, — допускаю я.

Мы тяжело поднимаемся по последним ступеням, но вместо того, чтобы выйти к выходу, мы упираемся в бетонную стену, Алина оборачивается через плечо, проверяет, что мы не потерялись, и подает знак следовать за ней.

Мы идем вдоль бетонной стены, в которой всего в нескольких метрах находится стальная дверь. Перед нами оказывается старая железнодорожная линия, на которой находится поезд.

Разумеется большинство вагонов с разбитыми стеклами повалены на бок.

Внезапно Алина останавливается, приближается к стальным дверям, стучит три раза, делает паузу, ударяет два раза, ждет и наконец стучит еще один раз. Ничего не происходит. Алина смотрит на меня, затем повторяет условный знак: три раза, пауза, два раза, пауза, еще один раз. Снова ничего.

Я бросаю взгляд на показание моего кислородного баллона и делаю глубокий вздох.

Кислорода хватит еще на минуту, максимум две.

Словно, прочитав мои мысли, Алина вытягивает руку, поворачивает мой вентиль и уменьшает подачу кислорода. Как от удара по голове я чувствую головокружение, мне приходится прикоснуться к стене, чтобы не упасть. Алина снова стучит.

— Есть другой вход? Возможно, мы подошли не к той двери, — вырывается у меня, когда я наконец снова обретаю равновесие.

— Это правильная дверь.

— Тогда попытайся покричать. Может ты забыла условный знак.

— Я никогда его не забываю. Он так прост, что его нельзя забыть, — Алина стоит там, нахмурив лоб и уперев руки в бока.

— Может они сменили его? — спрашиваю я.

— Они никогда не меняют его! — Алина смотрит на дверь, как будто она может открыть ее одним лишь желанием.

Наконец, Мод начинает говорить:

— Они определенно спрятались. Вероятно даже на несколько часов. У вас есть бункер внутри?

Алина смотрит на Мод и кивает. Теперь и я понимаю значение слов Мод: мятежники спасаются от тепловых датчиков Ципов. А это значит, что никого нет за этой дверью. Никто не слышит нашего стука.

Алина прислоняет голову к закрытой стальной двери и кричит. Затем начинает, как сумасшедшая колотить кулаками по двери. И в конце концов бьется об нее головой.

Она не останавливается. Когда на ее лбу выступает кровь, я хватаю ее и оттаскиваю от двери, но она продолжает кричать:

— Это я! Алина! Если вы не хотите, чтобы мы погибли здесь перед дверью, тогда откройте наконец!

— Они… не… могут… тебя… слышать! — рычит Мод, отходит назад на круговую дорожку и начинает смеяться, ее гнойная рана на губах открывается.

— Откройте дверь! — кричит Алина и я обнимаю ее сильнее. — ОТКРОЙТЕ ДВЕРЬ!

Наконец, она просто оседает в моих объятьях. — Мне так жаль, что я втянула тебя во все это, Беа, — шепчет она. — Если я не выживу, тогда, по крайней мере, я умру заслужено. Ты же напротив, ты не просила об этом. Ты была просто туристкой.

— Ты сделала все что могла, чтобы спасти нас, — возражаю я и прижимаю ее к себе.

— Но для чего нужна твоя смерть? Она должна принести что-то хорошее.

У меня должен быть ответ. Собственно, я пришла по своей воле. Это было мое решение.

Почему я сделала это? Из-за любви?

Да, отчасти из-за любви, но не только. В принципе я последовала не за Квинном, а за знанием. И Мод. Я в любой момент могла повернуть назад, могла бы пройти пограничный контроль и поехать на трамвае домой.

Тогда я бы уже давно была бы со своими родителями, с родителями, которые никогда не узнают, что на самом деле произошло. Я могла бы зареветь сейчас, не из-за жалости к себе, а из-за моих отца и матери, и горя, которое причиняю им.

— Я умру, потому что считала, что должна быть лучшая жизнь, — отвечаю я наконец, и смотрю в зеленые глаза Алины.

— Но ты не нашла ее, — говорит Алина. — Но я так хотела бы, чтобы ты нашла ее. Мне очень жаль.

— Я нашла ее, Алина. Я два дня дышала свободным воздухом.

После этого замечания Алина обнимает меня еще сильнее, пока Мод, которая смотрит на нас все время, что-то бормочет, но я не могу расслышать что.

— Что ты сказала? — я хотела бы, чтобы Мод знала, что ее последние слова важны, что она важная личность для меня. Но она отмахивается от меня и снова ковыряет свою рану.

Несмотря на то что кулаки Алины разодраны от ударов по двери, она пытается снова: три удара, пауза, два удара, пауза, один удар. Я пытаюсь остановить ее, но она отталкивает меня.

— Экономь энергию, — говорит Алина.

Я как раз хочу еще немного закрутить вентиль, когда вижу, что слишком поздно. Воздух на исходе.

Я стучу по бутылке, как будто воздух мог приклеиться к стенкам баллона. Мое постукивание смешивается с шумом в ушах и ударами Алины.

Мою грудь сдавливает, мои легкие обжигает. Я пытаюсь не дышать, пытаюсь обойтись воздухом, который есть внутри. Но моя голова кружится. Вокруг все кружится, как будто я только что спустилась с карусели.

Вероятно, я сейчас потеряю сознание. Но вместо этого чувствую густую сладкую жидкость в горле и стараюсь выплюнуть ее на землю.

Затем снимаю маску, чтобы дышать, хотя бы тем немногим, что есть в атмосфере. Огонь лижет мне горло и разрывает мои легкие.