И оживут слова (СИ) - Способина Наталья "Ledi Fiona"

Мы в молчании вошли в город, в молчании достигли дома Добронеги. Я вяло подумала, что нужно попрощаться с Улебом и Веленой, но даже не успела рта раскрыть, как Радим подал голос:

— Зайди!

Короткий приказ прозвучал, как удар хлыста. Я вздрогнула, а Альгидрас, к которому обращался воевода, остановился, точно споткнувшись, и неуверенно посмотрел на руку Велены, сжимавшую его предплечье.

— Я к Любаве загляну, — подала голос та, выпуская руку Альгидраса и ловко цепляя под локоть Улеба.

Добронега толкнула калитку, входя во двор. Злата вошла следом за ней, опустив взгляд. Глядя на них, у меня тоже появилось желание втянуть голову в плечи. Альгидрас двинулся в сторону калитки, но Радим, видимо, решил, что тот идет недостаточно быстро: схватив Альгидраса за плечо, он буквально втолкнул того во двор. Я глубоко вздохнула, понимая, что день сегодня бьет все рекорды по впечатлениям. Войдя во двор последней, я прикрыла за собой калитку. Злата и Добронега неуверенно замерли на полпути к дому. Альгидрас стоял в шаге от Радима, глядя на него снизу вверх. Что там говорил Улеб? Не понимает он, что делает? Разум растерял? Прекрасно он все понимает. И сейчас во его взгляде вина смешивалась с упрямством.

— Ты понимаешь, что сделал? — голос Радимира разнесся по двору.

Злата и Добронега одновременно поморщились.

— Подарил ребенку игрушку, — негромко прозвучало в ответ.

— Не верю, что не понимаешь. Кому назло делаешь? Мне?

— Не назло.

— Не назло?! — Радим рявкнул так, что Серый, по-прежнему томившийся в загоне, жалобно заскулил.

— Радимушка, идите в дом! — голос Добронеги прозвучал твердо.

Радим молча направился к дому, Альгидрас двинулся следом, ни на кого не глядя. За мужчинами закрылась дверь. Добронега подошла к крыльцу и устало присела на ступеньку. Злата с несчастным видом опустилась рядом с ней. Я подошла ближе, подумав, что теперь мы вовек не узнаем, чем же дело закончится. Подумала зря. Стены не слишком уберегли нас от их ссоры.

— Совсем ослеп? — раздалось злое. — Их сторонятся, потому что они не с живыми. Не верю, что ты того не понимаешь!

— Радим, я знаю, что эта девочка станет такой же через десять, двадцать… или сколько там лет пройдет? Но пока она только ребенок.

— Она уже такая! И беду ты накличешь. А я не могу заткнуть рты всем. Да и не собираюсь.

— Дети не должны отвечать за то, что делают взрослые!

— Должны! И испокон веков отвечали. За ошибки одного казнили род. С детьми. Чтобы не взращивать семя. Не хуже меня знаешь.

— Потому и ненависти в вас столько. Деревенские дети бросают в нее камни, а потом их матери в любом несчастье винят Белену. Это — глупость.

— Кто ты такой, чтобы менять заведенное нашими предками?!

— Не сильно-то тише стало, — пробормотала Злата, прикусив уголок бордовой шали.

— Не понимаешь, — меж тем бушевал Радим, — что следующие камни в тебя же и полетят? И я ничего сделать не сумею! Коль меня как побратима ни в грош не ставишь, так как воевода тебе приказываю: впредь ни одного шага без моего ведома!

— По нужде теперь тоже только с твоего дозволения? — прозвучало со злым весельем.

Злата прыснула, Добронега покачала головой и пробормотала:

— Ой, доиграется, паршивец!

Наступила гробовая тишина. Мы прислушивались, затаив дыхание, и подскочили от неожиданности, когда в комнате раздался грохот.

— Я тебя сам… своим руками задушу!

— Лавку менять придется, — флегматично озвучил Альгидрас.

— Убирайся с глаз долой! — прорычал Радим, и снова что-то грохнуло.

Несколько секунд все было тихо, а потом послышался негромкий голос Альгидраса.

— Радим, — примирительно начал он, — я спрашивал еще тогда. Помнишь? По вашим законам побратимство можно разорвать. Без позора тебе. Я же все понимаю. Я тебе…

— Правда Улебова, точно разума лишился. Или зазорным наше побратимство считаешь?

— Да нет же! — в голосе Альгидраса прозвучали отчаянные нотки. — Как ты не понимаешь?! Я же вижу, что тебе от этого худо одно. По тебе это бьет. А так с меня бы и спрос.

— Да ты и дня здесь с твоей дурной головой не проживешь! — яростно отчеканил Радим.

— Ну, уж сколько проживу.

В наступившей тишине отчетливо слышалось, как негромко поскуливает Серый.

— Что его бедовая голова опять удумала? — Злата ухватила Добронегу за рукав.

Та лишь головой покачала.

— Все-таки нужно было тебя тогда за борт выкинуть! — с досадой проговорил Радим и вновь по чему-то ударил.

— Нужно было! — прозвучало согласное.

Спустя миг Альгидрас распахнул дверь, сбегая по ступеням. Злата подвинулась, освобождая дорогу.

— Ты неправ, Олег, — негромко произнесла Добронега, не глядя на Альгидраса. — И на поляне, и теперь.

— Прости, — ответил он, также не взглянув на Добронегу, и быстро пересек двор.

Скрипнула калитка, залаял Серый, разочарованный тем, что ему так и не уделили внимания. А я смотрела на бревенчатый забор и думала, что да, Альгидрас неправ. Он из упрямства ли, назло или по какой другой причине уперся в том месте, где мудрее было бы уступить. Он, как ни крути, чужак и обязан уважать законы места, его приютившего. Но почему-то я не могла отделаться от мысли, что сцена с улыбающейся девочкой, прижимающей к себе куклу, была самой человечной из увиденных мной за сегодняшний день.

Хлопнула дверь, скрипнуло крыльцо. Я не стала оглядываться на Радима. Мысли, посетившие во время обряда, вернулись вместе с горечью во рту.

— Хорошо хоть, со Всемилкой обошлось.

Я усмехнулась, в очередной раз понимая, что не умеет Радим говорить тихо. Даже и пытаться ему не стоит. А потом до меня дошел смысл сказанного. Обошлось?

Я обернулась. Радим, Злата и Добронега смотрели на меня так, словно я сейчас сотворю что-то из ряда вон выходящее. Я выдавила из себя улыбку, внезапно осознав, что в Свири есть только один человек, способный мне помочь.

Глава 12

Бурной рекою затопят сомнения душу,

Тьма подкрадется, завоет голодным зверем.

Ты средь руин — хрупкий призрачный мир разрушен.

Что же ты, глупая, снова готова верить?

Радим и Злата пробыли в доме Добронеги до позднего вечера, и для меня это оказалось серьезным испытанием. Я просто не могла находиться рядом с Радимом. Перед мысленным взором снова и снова вставало произошедшее на поляне, и хоть я и пыталась убедить себя, что для этого мира ничего необычного в том не было и Радим вовсе не бездушное чудовище, которому наплевать на гибель ни в чем не повинной девочки, получалось у меня откровенно плохо. Единственное, чего я хотела этим душным летним вечером, — остаться наконец в одиночестве, чтобы просто подумать. Я с усмешкой вспоминала о тех днях, когда лежала под теплым одеялом, пила горькие отвары и слушала рассказы Радима, еще не зная, на что в действительности способны все эти люди. С другой стороны, в те дни я сходила с ума от неизвестности. Ничто в мире не идеально.

Я несколько раз пыталась сбежать в покои Всемилы, но каждая моя попытка вызывала беспокойную суету Добронеги и расспросы Радима о моем самочувствии, так что пришлось смириться с необходимостью провести остаток дня в их компании. А мне с каждой минутой все больше хотелось выбежать за ворота и броситься на поиски Альгидраса. Не давала покоя мысль: что сказала ему Помощница Смерти? И что делать дальше, если моя тайна уже раскрыта? Вдруг он расскажет все Радиму? Я должна как-то к этому подготовиться… И что делать, если он все же не расскажет, но что-то потребует взамен? Вдруг это знание как-то можно использовать против воеводы? Ну и что, что они побратимы? Мало ли… Сегодня они друг за друга горой, а завтра все может измениться. Или же в этом мире так не бывает, и здесь если дружба, так до последней капли крови? Но в этом случае Альгидрас уж точно должен рассказать Радиму правду. И что мне тогда делать?

Впрочем, может, старуха ничего ему и не сказала. Может, сказала что-то типа «воеводина сестра без ума от тебя», вот он по молодости лет и испугался. Мало ли. А то, что она показывала, как срезают косу да нож скользит по горлу… Я вздрогнула, на миг представив эту картину. Девушка, с которой все это проделали… мой двойник. Воображение услужливо нарисовало детали, заставив меня зажмуриться. Открыв глаза, я встретила обеспокоенный взгляд матери Радимира и выдавила из себя улыбку.