Прошлое и будущее - Шарль Азнавур

Эвелин была очаровательна, элегантна, уверена в себе, образована — меньше, чем утверждала, но все же достаточно. Ролан Авели — Безымянный Певец — познакомил нас на террасе ресторана «Фуке». Я был чувствителен к молодости и красоте, поэтому, благодаря пособничеству Ролана, делал все, чтобы видеться с ней как можно чаще. Постепенно стал назначать встречи самостоятельно. Она познакомила меня с Тедом Лапидусом, молодым кутюрье, о котором уже тогда много говорили и с которым у нас завязалась тесная дружба. От свиданий к флирту, от флирта к ночам, проведенным вместе, — любовь стала занимать все больше места в моей жизни. Я познакомил ее с Эдит, но им не суждено было понравиться друг другу. Эвелин была не из тех, кто мог понять странный уклад жизни Эдит. Но, самое главное, если они оказывались одновременно в одном и том же месте, то догадайтесь, которая из двух была в центре внимания? Кончилось все тем, что я в очередной раз, правда, без скандала, покинул дом Эдит, переехав в отель «Акрополис» на бульваре Сен — Жермен, чтобы жить там вместе с Эвелин.

Беру себя в руки

Любовные отношениях с Пиаф были тяжким испытанием для такой яркой индивидуальности, как Андре Пусс, терпение которого лучше было не испытывать. Должен признаться, что из всех мужчин, когда‑либо обосновавшихся в сердце Эдит, он был мне ближе всего по духу. Андре не имел отношения к артистической среде, по крайней мере тогда, поскольку впоследствии, побывав художественным руководителем кабаре «Мулен Руж», а затем спортивным импресарио, стал работать в кинематографе и сделал отличную карьеру на этом поприще. Кроме того, его образ жизни в корне отличался от образа жизни нашей звезды. Мы с ним отлично ладили. Эдит спала почти до полудня, и Андре, спортсмен, привыкший рано вставать, покоролевски подыхал от скуки, дожидаясь, пока в доме появятся признаки жизни.

В тот день, когда Андре Пусс решил оставить дом, в котором такому спортсмену, как он, «не хватало кислорода», я решил уйти вместе с ним. Тем более что мне советовал это и Рауль Бретон, считавший, что я никогда ничего не добьюсь в своей профессии, пока не освобожусь от «колдовских чар» Пиаф. Однажды утром, не в силах больше переносить неравномерный ритм жизни, которую мы все вели, я спросил у Андре:

— Похоже, ты уходишь?

— Да, приятель, выходит, сматываю удочки. А ты как догадался?

— Да ходят слухи среди домашних. Если ты уйдешь, то я — тоже, другого хозяина не смогу терпеть.

Мы очень любили Эдит, но ее образ жизни, в конце концов, утомил нас. Андре собрал чемоданы, скептически поглядывая в мою сторону. Только на следующий день он узнал, что я тоже упаковал свои вещи. Эдит не обиделась на меня: она догадывалась, что рано или поздно я вырвусь на песенную свободу.

И началось время тяжких испытаний. Многие люди, имевшие отношение к нашей профессии, думая, что Эдит меня выгнала, и стараясь сделать ей приятное, отказались принимать меня. Нет Пиаф — нет работы. Считалось, что мои пластинки никто не будет покупать, а мои песни никто не будет слушать. Я стал частью группы артистов, которых называли маргиналами.

От галер до гала — концертов

В сентябре 1950 года, когда Эвелин уехала в турне, я решил перебраться жить к Флоранс Веран, Ришару Марсану и Билли Флорану, которые самовольно захватили просторную квартиру на улице Виляре‑де — Жуаез, в двух шагах от Порт Майо. Поскольку они часто задерживались с платой за квартиру, ее хозяин мечтал избавиться от своих необязательных жильцов. Чтобы выселить упрямцев, он просто — напросто отключил подачу горячей воды. Но когда ты молод, то и холодная вода недостаточно холодна! Мы легко смирились с новыми обстоятельствами. Я говорю «мы», потому что к тому моменту успел внедриться в последнюю незанятую комнату. Днем, как на работу, ходил к Раулю Бретону, а вечером мы с Ришаром ходили по ночным кабакам, где, сидя за рюмкой, а правильнее сказать, за бутылкой, обсуждали мировые проблемы в компании постоянно меняющихся зрителей. Особенно жестко мы судили о людях нашей профессии. Поздно ночью шли домой, где изрядно подвыпившего Ришара ожидали упреки Флоранс, а меня — более приятные вещи, поскольку я часто возвращался в сопровождении представительниц слабого пола.

Срок моего контракта у Паташу закончился, надо было как можно скорее найти работу. Не помню, кому из нас пришла в голову идея «спектакля за три су», но решение было принято быстро и выразилось в названии «Три ноты». Мы разработали идею замысла, обошли все театральные агентства, и, поскольку не просили больших денег, с нами довольно быстро подписали серию контрактов, в том числе и на выступление в Магрибе. Первая страна — Марокко, город Касабланка. Представление разворачивалось таким образом: Ришар выходит на сцену, рассказывает три байки, затем объявляет меня, я пою в сопровождении Флоранс, которая затем исполняет свой репертуар, не вставая из‑за фортепьяно. И, наконец, я объявляю Ришара, который подражает голосам известных артистов, а я аккомпанирую ему на фортепьяно. Первый контракт был с «Зимним садом» в Касабланке. Уж не знаю, что сыграло основную роль — мой голос с восточными интонациями, мое пение или сами песни, но многочисленные посетители кабаре долго не желали отпускать меня со сцены. Когда представление закончилось, мы провели небольшое совещание и единогласно приняли решение, что отныне я буду закрывать представление. На следующий день присутствовавший в зале Жан Боше, директор кабаре «Мулен — Руж» в Париже и казино «Марракеш», предложил нам контракт в своем казино. В моем выступлении к тому моменту уже была песня «Покер». Игроки, которых, если честно, увидишь скорее за игорными столами, чем в залах кабаре, тем не менее подходили послушать мою песню, а затем по — быстрому возвращались к игорным столам. Похоже, такое случалось в казино впервые.

Братья Марли были самыми крупными импресарио на тысячи километров вокруг: Морис в Тунисе, Изидор в Алжире, а Сади — в Марокко. В то время многие считали, что маленький рост является основной помехой для моей карьеры, поэтому я выписал себе из Соединенных Штатов две пары elevatorshoes, ботинок, которые делали меня выше на целых семь сантиметров. Вскоре после этого мы с Ришаром пришли в кабинет Сади, чтобы поговорить о делах. Я сидел, положив ногу на ногу. Вдруг тот наклонился к моему другу и с удрученным видом прошептал: «У него одна нога короче». В этот момент я поменял ноги местами, и Сади ужаснулся: «Да у него обе ноги короче, вот бедолага!»

После Касабланки мы продолжили турне: Марракеш, Фес, Порт — Льетей — теперешняя Кенитра, Раба, Ужда, Алжир, Оран, Константина, Тунис. Мне, наконец, удалось скопить немного денег, и, благодаря этому, вернувшись во Францию, я смог купить новую машину взамен моей старой колымаги, которую доконали ухабистые дороги Северной Африки. А в довершение ко всему меня ожидал приятный сюрприз: Жан Боше приглашал меня в «Мулен — Руж» ведущим исполнителем. После стольких лет жизни впроголодь на горизонте наконец- то замаячила сытая жизнь. Я больше не сожалел о своем решении отделиться от Пьера Роша и снова начал видеться с Эдит, которую по — прежнему сопровождал ее шут, Безымянный Певец. А Эвелин в это время была в турне по Среднему Востоку — Бейрут, Каир. Особый успех она имела в Египте: светлые волосы, открытые корсажи… Телефоном тогда еще не пользовались так часто, как теперь, поэтому я слал ей пылкие письма. Я был безумно влюблен.