Записки купчинского гопника - Глеб Сташков

– Я не хочу, – сказал Жора.

– Не хочешь – не пей.

– А твой друг все-таки придурок, – засмеялся водитель.

– Артур? Нет, он не придурок.

Умная мысль посетила мою глупую голову.

– Он совсем не придурок. Он тот, кто нам нужен. Он тот, кто прорвет блокаду, в которую мы угодили.

Я набрал Артура.

– Ты где? С Васгеном? Приезжай сюда, надо проблему решить. Какую? Тут некоторое количество рассерженных молодых людей желает призвать нас к ответу. Где я? В кафе на Турку. Знаешь это кафе? Очень хорошо.

– Какой еще Вазген? – возмутился водитель. – Нам своих вазгенов хватает.

– Ты достал со своим национализмом! – завелся Жора.

Мне пришлось его поддержать:

– Я согласен. Твоя национальная политика, приятель, завела нас в тупик. К тому же Васгеном мы называем Василия Геннадьевича, но он сюда не приедет. Приедет один Артур. И, уверяю, решит проблемы.

– Он русский? – на всякий случай уточил шофер.

– Заткнись. Сиди и помалкивай, – на всякий случай предупредил его Жора.

Я чувствовал себя хорошо. Мне хотелось увидеть Артура, хотя не очень хотелось уходить из кафе.

– А я за Советский Союз, – неожиданно сказал оператор, разливая коньяк.

– Я тоже, – поддакнул шофер.

– Ты не можешь быть за Советский Союз, – злобно возразил оператор. – Или ты за Советский Союз, или за Россию для русских. Одно из двух. Выбирай.

– Не хочу я выбирать.

– Нет, выбирай.

– Отстань от меня.

– Друзья мои, – сказал я самым благодушным тоном. – Не будем ссориться. Советский Союз приказал долго жить, и попытка его восстановить – дело слишком дорогое.

– Я бы никаких денег не пожалел, – упрямо заявил оператор.

– Это смотря чьих денег.

В 1996 году мы с приятелем ехали в Ялту. На поезде. Ночью к нам пришли украинские пограничники.

– А вы, конечно, пьяные в доску? – спросила Аня.

– Почему обязательно пьяные? Не так уж часто я бываю пьяным. Я не виноват, что истории, заслуживающие внимания, случаются лишь тогда, когда я немного выпил. А в поезде, мы, между прочим, вообще пили шампанское.

И приходят украинские пограничники. Везете ли, спрашивают, валюту?

– Везу, – отвечаю я. – Доллары.

– Почему они не задекларированы?

– Я не знал, что надо декларировать. Нам проводница сказала, что не надо.

Пограничники смотрят на проводницу.

А проводница, шмара, идет в отказку. Ничего я, дескать, не говорила.

– Как не говорила?

– Так не говорила.

Я только руками развожу.

– Придется заплатить штраф, – говорят пограничники.

– Какой еще штраф?

– Заплатите сто долларов и езжайте себе дальше.

И взыграла во мне национальная гордость великоросса. Вырвалась наружу обида за разрушенную и разоренную Родину. Да и денег, честно говоря, жалко.

– Никаких, – говорю, – долларов я вам не дам. Я, – говорю, – в своей стране нахожусь. В Советском Союзе.

– Тогда, – говорят пограничники, – сходите с поезда. На месте разберемся, в какой стране вы находитесь.

А мне, понимаете ли, сходить в Харькове не с руки. Я вообще-то в Ялту еду. Зачем мне Харьков? Ялта гораздо лучше Харькова.

Ну я, разумеется, скис. Заскулил. Давайте, мол, договоримся.

– Двести долларов, – сказали пограничники.

Делать нечего. Отдал я двести долларов.

Пограничники ушли, а я все о национальной гордости думаю. Что же это получается? Я, конечно, предатель. Я отрекся от Советского Союза, чтобы в Харькове не сходить. Да еще лишние сто баксов уплатил за свои патриотические убеждения. Нет мне прощения.

Но ведь украинские пограничники гораздо хуже меня. Они за сто долларов отреклись от независимости Украины. Признали мое право считать ее частью Союза Советских Социалистических Республик.

Приятель отреагировал на мои размышления скептически:

– Ты им еще соточку зашли, они Крым российским признают.

Нет, думаю. Я лучше на эту соточку в Ялте портвейна выпью. Будь он хоть российский, хоть украинский.

– Крым наш, – процедил оператор.

– Зачем он тебе нужен? Там комнатенку в три квадратных метра снять дороже, чем дом в Болгарии.

– В Крыму плохо, потому что он не наш, – настаивал оператор.

– Ты в Сочи съезди, – предложил Жора, – и на ценник взгляни.

– И все-таки жалко, что Крым не наш, – внесла Аня и свою лепту в геополитический диспут.

– А мне Крыма не жалко, – сказал я. – Мне Эстонии жалко.

– Почему?

– Там хорошо. Был я там в две тысячи седьмом году.

Рассказ про салаку и метеорит

Когда я вернулся из Эстонии, знакомые лезли с одним и тем же вопросом. Не сильно ли мучили меня эстонские националисты? Успокаиваю тех, кто снова хочет спросить: нет. Меня принимали прекрасно. Я вообще никаких националистов не видел. Мне и нахамили-то за всю поездку один раз. Русская проводница в поезде Таллинн – Санкт-Петербург. Да и то, я уверен, не со зла, а чтобы напомнить: ты, дружок, едешь на Родину.

Правда, я находился в Эстонии на положении знатного гостя, изучающего развитие туризма в этой стране. Так уж вышло. Поэтому на объективность не претендую. Что видел – то пою. Возможно, сбивчиво и бестолково.

Я видел Бронзового солдата. Где он стоял, где стоит и где будет стоять. На этом тему закрываю.

– Да, русские нас освободили, – сказал мне один эстонец. – Но почему после этого они не ушли?

У меня нет ответа.

А еще одного эстонца спросили, когда было лучше – сейчас или при советской власти. Не я спрашивал, мне бы такой вопрос в голову не пришел. Эстонец походил на сильно пьющего жителя Ленинградской области. Он был то ли моряк, то ли рыбак, а еще – собственник куска земли у озера, на котором располагалось нечто вроде лодочной станции. Обветшалый сарай, а на сарае краской выписан веб-адрес.

Наш город он почему-то называл Петроградом.

– Сейчас свобода, – ответил то ли моряк, то ли рыбак. И тут же перестал походить в моих глазах на жителя Ленинградской области. – Но сколько в советские времена салаки ловили! А сейчас салаки считай что нет. Химия, круизные лайнеры – вся грязь в море.

Салаки в Эстонии навалом. Она признана национальной рыбой, что, как мне кажется, говорит о непритязательности народа. Тем не менее, экология – лучшее средство закончить с политикой. Все-таки при одном море живем.

Я не уверен, что эстонцы любят русских. Я даже не уверен, что я сам их люблю или, на худой конец, хорошо отношусь ко многим. Хотя отношусь к ним – это точно. Короче говоря, «идите направо, а там будет вокзал» – этого больше нет.

Правда, у русских женских фамилий в Эстонии зачем-то отобрали женский род. Нас сопровождала молодая особа, которая по паспорту значилась Эва Петров. По-моему, это неумно. Впрочем, я обещал закончить с политикой. Об остальных национальных проблемах посмотрите по телевизору.