Пик затмения (СИ) - Сойфер Дарья

Как же быстро на него подействовала Европа! Какой чай! Какой кофе! Когда речь идет про глобальную сеть вождей!

– Чай.

– Зеленый или?..

– Да любой! – не сдержалась Мара. – Я не хочу пить! Откуда ты это узнал, если не должен… Стоп! – она хлопнула себя по коленям. – Имагми! Это ведь он тебе сказал, верно?

И как она раньше не догадалась? В Илуаасаке не было вождя, зато был старый ангакук Апайя, который помер в этом году. А его место занял молодой Имагми, ворон, которому когда-то приснилась смерть Мариной мамы. Он ездил на большой костер! Он знает о ритуале все – а она даже не додумалась ему позвонить! Копалась в никому не нужных записках и мемуарах! Вот балда!

Сэм медленно кивнул и неспеша разил по кружкам кипяток. По комнате сразу разлился горьковатый запах трав: хоть в чем-то дед остался верен себе. Загадочное инуитское варево, от которого чешется язык, и снятся странные сны.

– Имагми был на большом костре, – подтвердил Сэм. – И поедет туда снова. Он примет участие в ритуале.

Мара обхватила кружку и, подув, осторожно отхлебнула пряного напитка. Дед не сводил с нее пристального взгляда, пока она не почувствовала себя неуютно.

– Подожди, – она наморщила лоб: очевидно, Сэм дожидался, пока она что-то поймет, и ответ проявился в ее голове, как снимок на полароиде. – Имагми принимает участие… Как Джо, что ли? Не как шаман, а именно как…

– Проводить обряд будут несколько человек. Остальные станут избранными. Каждый народ предоставит своего сына или дочь в знак единения. И в этот день будет заключен не один брак.

– Так, – Мара отставила кружку. – Постой. Джо в самом деле должен будет на ком-то жениться?! Что за глупости!

– Если его шаман так решил – то да.

– Но… Но почему тогда Имагми никого не пихнул вместо себя? А честно и открыто пошел сам? Получается, он тоже собрался жениться?.. Чушь какая… Да нет же! – она замотала головой. – Джо еще ребенок!

– Если его шаман решил, что Джо должен стать избранным, значит, на то есть причины, – весомо ответил Сэм. – В некоторых народах принято отдавать того, кого не жалко. У инуитов ангкакук вместе с властью принимает ответственность. И готовность жертвовать собственным родом во имя племени.

– Это благородно, конечно, но… Слушай, а если бы Имагми решил послать… Ну я не знаю, Роба! Вот если бы он послал Роба – что бы ты сделал? Неужели безо всяких возражений разрешил этому… Ну, в смысле, он же ребенок! И ты бы не возражал?

– Я бы поговорил с Имагми, – дед сделал большой глоток без страха обжечься. – И принял бы его решение.

Мара понимала преданность и всякие жертвенные заморочки у других – но никак не могла примерить их на себя. И уж тем более не собиралась смотреть, как Джо гробит себя и Брин заодно. Выяснив, в каком направлении рыть дальше, Мара оккупировала библиотеку. Телефон Имагми не отвечал, возможно, молодой ворон удалился в горы на поиски просветления, а вот книжная сокровищница Линдхольма работала по расписанию.

Конечно, не будь уроков и обильных домашних заданий, которые к сессии только усложнялись, не приставай к Маре всякие активистки с просьбой нарисовать плакаты для зимнего солнцестояния, поиски шли бы куда быстрее. От Нанду толку было ноль, он только отвлекал и валял дурака, разучивая новые шлягеры собственного сочинения, чем дважды довел миссис Крианян до гипертонического криза. Брин и Джо почти не разговаривали, причем не только друг с другом, но и вообще ни с кем. Исландка даже умудрилась отхватить не самый высший балл по астрономии, впрочем, и это не привело ее в чувство. Читала себе труды по антропологии, истории и культурологии солнцерожденных, чтобы найти хоть какие-то следы Союза Четырех в паутине прошлого. Нет, она, конечно, выслушала историю Мары про ритуал для возвращения древних сил, но сочла это очередной бесполезной сказкой, с которыми разве что несмышленышей можно укладывать в люльку.

Когда темнеть стало совсем рано, а каменистую шкуру Линдхольма покрыл мелкий и скрипучий, как пенопласт, снег, старания Мары были вознаграждены. К тому времени она уже отказалась от идеи найти легенды о затмении у народов Африки, и даже сказания индейцев не дали ответа, и пришлось наугад листать старые сборники сказок, мифов… Да всего подряд. Пока не натолкнулась на китайские сказания.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Есть! – завопила Мара, распугав заучек и разбудив миссис Крианян. – Вот оно. Смотрите.

– Что это? – Нанду вытащил изо рта изгрызанный карандаш.

Джо и Брин и вовсе не проявили никакого энтузиазма, но Мара была слишком рада, чтобы дуться.

– Слушайте! – она села поудобнее и понизила голос. – Вот тут. Называется «Подарок Фо».

– Фу? – поморщился Нанду.

– Не сейчас! Фо. Фо – верхновное божество. Ну мы же проходили в прошлом… – Мара взглянула на друзей и поняла, что распинаться бессмысленно. – Короче. По некоторым источникам Фо – это и есть Солнце.

– Точнее, его антропоморфный образ, – Брин поджала губы.

– Неважно! Слушайте.

Далеко-далеко за буйными реками, которые вгрызаются в сушу, в горы и пустоши водяными драконами, за соляными болотами, где нет ни жизни, ни смерти, на вершине отвесной скалы, на которую не взобраться ни одному смертному, высятся золотые врата. Четыре нефритовых столпа обращены на четыре стороны света, и на каждом из них виден лик великого духа. Там, за стеной, которую невозможно измерить и пересечь, в садах благоухающих лотосов восседает великий Фо.

Безмятежен его сон, и всевидящ взгляд. Сердце, бескрайнее, как мировой океан, наполнено отцовской любовью к детям. Подобно зернам риса рассеяны они по земле, и каждый дает росток мудрости и света, чтобы согреть человечество. Глазами своих детей смотрит на людей великий Фо, но люди глухи к зову великого духа. Черствы их сердца, глухи их уши, язык не способен познать всю сладость меда бессмертных пчел.

– Какие на фиг пчелы? – перебил Нанду.

– Откуда я знаю? Здесь так написано. Да подожди, вот еще чуть-чуть… – Мара провела пальцем по выцветшим строчкам. – А, вот. Короче, он разозлился и решил лишить людей мудрости своих детей. Когда от зависти и жестокости людей на землю упала первая капля священной крови, разгневался великий Фо и решил наказать неблагодарный народ. Призвал он богиню молнии Дянь-Му и бога грома Лэй-Гуна. Засверкали волшебные зеркала Дянь-Му, Лэй-Гун ударил молотом в свой каменный барабан, и это его ударов не устояла ни одна скала, ни один утес. Треснули нефритовые столпы вокруг золотого сада, и великий Фо вдохнул в них жизнь. Четыре исполина, напоенные божественным гневом, распростерли руки и сошли вниз с вершины горы Кунь-Лунь. Перешагивая через соляные болота и пенистые реки, через холмы и степи, двинулись великаны к песчаным пустыням, туда, где свет Фо ярок, и нет места для тени. Разбила Дянь-Му священное зеркало, и из осколков его вспыхнуло пламя. Соединили руки четыре великана, и великий Фо вышел из своего сада, скрывая лицо маской, чтобы не опалить землю. И забрал великий Фо свой подарок, лишил своих детей мудрости и света, обрекая человечество на невежество и мрак. Навеки решил скрыть великий Фо сыновей и дочерей от людской зависти. Взмахнул левой рукой – и половину наследников наградил умением превращаться…

– Это все понятно, – отмахнулся Нанду. – Все, как в главной легенде. Иноликие, звероликие, бла-бла-бла.

– Еще раз влезешь, и я… – Мара возмущенно засопела, прожигая приятеля взглядом. Тот миролюбиво поднял руки, и она продолжила. – Но пожалел своих детей великий Фо. И сказал, что в тот день, когда Цзинь-чи-Няо обнимет своими крыльями то, что было расколото, вновь поднимутся из праха нефритовые исполины, вновь разгорится пламя. И тогда великий Фо вновь спустится с престола из лотосов, примет у сыновей и дочерей жертву в знак их единения, и свет его божественной мудрости снизойдет на землю. И тогда север соединится с югом, а восток с западом, белое сольется с черным в круге вечной гармонии.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Мара замолчала, торжествующе улыбаясь. Однако никто почему-то не разделял ее радости. Брин равнодушно дернула плечом, Джо хмурился, а Нанду вращал карандаш между пальцами.