Неизвестная земля (сборник) - Николай Томан

Чувствуется, что Леониду Александровичу нелегко говорить об этом, хотя он и старается не выдавать своего волнения. И конечно, это из-за Вари, которая, наверно, огорчила его чем-то.

— Вы уже познакомились, наверно, с ее Вадимом? — будто угадав мысли Алексея, спрашивает Леонид Александрович после довольно продолжительного молчания. — Я ведь именно от него увез ее сюда. Не нравится мне этот недоросль, и не верю я, что он в нее влюблен.

— А Варя любит его?

— Не знаю… не уверен в этом. Пожалуй, ей просто нравится, что за нею так волочится этот балбес. Она ведь уверена, что имеет на него хорошее влияние, что перевоспитывает его… А я не верю! Да и этот приятель его… Варя меня с ним недавно познакомила.

— На меня он произвел впечатление образованного человека, — осторожно замечает Алексей.

— А мне показался ловкачом, ловчилой. Эх, мне бы в отделе кадров работать! Особым нюхом обладаю на не очень порядочных людей, даже если они и образованные. А почему, собственно, вы решили, что он образованный?

— Он ведь физик и даже, кажется, кандидат наук.

— Ах, даже еще и кандидат! Учтем это. А мне ведь показалось, что он не только не кандидат, но и не физик.

— А вам не кажется, Леонид Александрович, что вами могут интересоваться? Знаете, в каком смысле?…

— Да, знаю, хотя еще совсем недавно очень удивился бы этому вопросу.

— Но ведь вы же не ведете никаких секретных работ? И уж, конечно, эксперименты ваши не имеют никакого отношения к военной технике…

— Сейчас, дорогой мой, нет такого научного открытия, которому при желании не приписали бы военного значения, — вздыхает Кречетов. — В Тбилиси, например, мне сообщили, что за границей начали пописывать о какой-то «геологической» бомбе. И знаете, это не такой уж абсурд. Конечно, все это безграмотно, ибо журналисты слышали что-то, но, не поняв сути дела, истолковали слишком прямолинейно. А теперь болтают о возможности уничтожать если не континенты, то целые государства без термоядерного оружия и пагубных последствий радиации.

— А вы считаете, что это невозможно?

— Я считаю более вероятным разрушение целой планеты. Не понимаете? Как-нибудь в другой раз объясню вам это. Во всяком случае, планету разрушить будет легче, чем какое-нибудь конкретное государство. И я докажу им это… Скорее всего, однако, идея подобной войны — безответственная болтовня буржуазной прессы, жаждущей сенсаций.

— Но не могли же они так вдруг ни с того ни с сего?

— Не совсем вдруг, конечно. Что-то, видимо, стало им известно об экспериментах их ученых. Может быть, даже и о наших экспериментах…

31

На следующий день сразу же после завтрака профессор Кречетов снова заходит к Русину.

— А на пляж вы не собираетесь, Алексей Васильевич?

— Как раз об этом раздумывал.

— Ну и очень хорошо! Пошли тогда вместе. Там уже вся ваша компания и моя Варя со своими поклонниками. А этот «кандидат наук» уже что-то им проповедует.

Профессор в светлой летней пижаме. На голове его пробковый шлем, приобретенный во время одной из заграничных командировок. В руках киноаппарат «Лада».

— Вы увлекаетесь этим? — кивает Алексей на «Ладу».

— Увлекаюсь, — улыбается Леонид Александрович. — И знаете, через маленькое окошко его видоискателя я как-то шире стал видеть мир. Особенно когда бываю за границей. Ну, вы готовы?

Алексей надевает широкополую соломенную шляпу, перебрасывает через плечо полотенце, и они выходят из его комнаты.

На пляже первым бросается к ним Корнелий.

— О, наконец-то вы, товарищ профессор! А Варя уже беспокоиться начала. Вот, пожалуйста, сюда, под зонт, а то сегодня солнце уж очень злое.

— А я его не боюсь, — беспечно смеется Кречетов. — Мне ведь и в Африке доводилось бывать.

— В научной командировке, конечно?

— Нет, просто так, туристом.

— Простым туристом? — удивляется Корнелий. — И вас пустили?

— А вы считаете, что я недостаточно благонадежен?

— Да нет, совсем в другом смысле… — смущается Корнелий.

— Ну, а в другом смысле я мало для кого представляю интерес, так что за мной никто не охотится. Да и вообще область слабых взаимодействий — а это моя главная специальность — чертовски скучная.

— Ну, не скажите, профессор! Я ведь в этом тоже кое-что смыслю.

— Это и его специальность, Леонид Александрович, — замечает Русин, внимательно прислушивающийся к их разговору.

— Ах, даже так? — удивленно поднимает брови Кречетов.

— Ну, не совсем так, — смущенно улыбается Корнелий. — Просто готовлю диссертацию на эту тему. И вот хотел бы у вас спросить: неужели нейтрино так и не взаимодействует почти ни с каким веществом?

— Не ожидал от вас столь наивного вопроса, товарищ диссертант, — усмехается профессор. — А вы имеете хоть какое-нибудь представление о константе взаимодействия Ферми в эксперименте по упругому рассеянию антинейтрино на протонах?

Догадаться, что профессор начнет сейчас свой «зондаж» познаний Корнелия в области слабых взаимодействий, Алексею Русину уже не составляет большого труда. Кречетов так и сыплет теперь такими выражениями, как: «волновые функции гармонического осциллятора поля», «пространственное описание квантового состояния нейтринного поля», «лоренцово вращение», «реперные компоненты лагранжиана» и «истинная тензорная плотность третьего ранга».

Корнелий, конечно, и сам не рад, что завел такой разговор. Вид у него очень жалкий. А Кречетов будто и не замечает его растерянности. Спросив у Корнелия: «Связано ли спинорное поле с существованием мелкозернистой топологии?», и не получив ответа, он переходит к «оценке возмущения нейтринного поля в вакуумном состоянии». Потом достает где-то лист бумаги и начинает торопливо писать на нем «релятивистское волновое уравнение для нейтрино в искривленном пространстве». И делает он это настолько обстоятельно, что записывает его в «дираковской четырехкомпонентной форме» и в «двухкомпонентной форме Паули — Ли — Янга».

Исписав весь лист бумаги с двух сторон латинскими и греческими буквами, знаками плюс, минус и равенства, скобками простыми и фигурными, профессор спрашивает Корнелия:

— А теперь вы ответьте мне: являются ли поля и частицы инородными объектами, движущимися на арене пространства — времени? Или же они являются объектами, сконструированными из пространства? Является ли также метрический континуум некоей магической средой, которая, в одном случае, будучи искривленной, представляет гравитационное поле, в другом — будучи локально скрученной — долгоживущие концентрации массы-энергии?