Опасный попутчик - Сергей Иванович Зверев

регистрацию в Моссовет в рамках поставки ткацкой продукции, строго регламентированной, потому как ее хронически не хватало. — Сбываются мои главные потаенные желания.

— Главные? — заинтересовался я.

— Именно. Гражданская война, эпидемии, реки крови. Все это хорошо прочищает сознание и дисциплинирует, отсекая второстепенные устремления и желания, оставляя только основные.

— И какое основное желание у вас, прекрасная госпожа?

— Чтобы эта страна с этим народом провалилась к чертям. Не надо ни монархии, ни парламентов. Нужно, чтобы она просто околела.

— Ну так вы погибнете вместе с ней, — возразил я.

— Если вместе — это будет самый счастливый миг моей жизни!

— Авдотья, вам говорили, что вы очаровательны в гневе, — улыбаясь, всплеснул руками я, а она что-то фыркнула в ответ.

Эх, перестрелять бы вас всех сейчас да и забыть. Но Птицеед не дает. И тот его подручный стрелок с вихляющейся походкой…

Про покушение на посла шума большого не поднялось. Так, промелькнуло где-то в газетах — органами ОГПУ удалось предотвратить покушение, которое готовили белоэмигрантские элементы, осевшие в Европе, пытающиеся осложнить внутриполитическую ситуацию в СССР и создать проблемы на международной арене, в том числе разрушить добрососедские отношения с Германией. Посол ранен, но несерьезно, и уже приступил к исполнению своих обязанностей. Немцы даже выразили благодарность за четкие действия ОГПУ по пресечению и раскрытию преступления. На этом все и сдулось.

Хуже всего, что время идет. А я ни на шаг не ближе к вражине. Пока пассивно плыву по течению, как надутая автомобильная шина. А Птицеед — как моторная лодка. У него и скорость, и маневр. А мы только глазами и ушами хлопаем.

Нетрудно догадаться, что сейчас этот паук раздумывает, что делать со мной. Просчитывает, цепь ли это случайностей — ликвидация якобы внедренного агента ОГПУ, а после этого провал покушения на посла. Или все же я тоже фигура подставная, со всеми вытекающими.

И какие отсюда следуют варианты? Или он оставит меня в покое и все будет течь, как раньше. Или устроит новую проверку. Или просто грохнет. Притом последнее мне казалось с каждым днем все более вероятным…

Так что же мне делать? Есть пара идей. Но они на самый крайний случай. Это как кувалдой чинить часы — в принципе, возможно, но больше шансов, что разнесешь и сами часы, и свою руку…

Глава 28

Утром я запихал в свой потертый портфель выписанные мне вчера Авдотьей документы для московских бюрократов. Также положил до безумия глупую и непринужденно-легкомысленную фантастическую книжку Всеволода Иванова «Иприт» о похождениях матроса Словохотова и дрессированного медведя Рокамболя по капиталистическому миру. Издана лет десять назад, сейчас такую чушь уже не выпускают. Но читается забавно.

Проходя мимо жилконторы, заглянул туда, чтобы отдать книгу со словами благодарности. Комендант был на месте. Притом пребывал в самом добром расположении духа. Он усадил меня угощаться своим хитрым травяным отваром, который, как ни странно, отлично прочищал голову с утра.

— Вот, отведайте, — с гордостью произнес он, выставляя на стол блюдце с баранками.

— Это лишнее, — замахал я руками.

Все же ныне не старые времена, когда хозяева выставляли на стол все, что есть в сусеках, и не успокаивались, пока гость не наестся настолько, что не сможет встать с места. Ныне в стране продзатруднения. Каждая крошка на счету. А я не так давно видел места, где царила жестокая логика: угости гостя — умри сам.

— Ешьте, не стесняйтесь. У нас еще есть, — заверил комендант.

Рука моя сама потянулась к баранкам. Конечно, артельщики имели куда лучший доступ к продовольствию, чем основная масса населения — умели крутиться и выкручиваться. Но мой молодой растущий организм жаждал шкворчащей картошки, свиных отбивных, курочки и даже тортов — пусть будут. Эх! Ну или хотя бы вот такую свежую бараночку.

Угощал комендант меня не зря. Ему страсть как хотелось с утречка почесать языком, и тут подвернулся я.

Ну что же, мне сильно торопиться некуда. Поэтому я стоически выслушивал его философские и автобиографические рассуждения. Он повествовал о своей пролетарской судьбе, о том, как он благодаря народной власти сделал головокружительную карьеру и стал управляющим целым кварталом домов.

— Это все советская власть. Она чем нам дорога. Что напоминает человеку, что он человек. А не холоп. И дает возможность жить как человеку, — назидательно излагал он.

— Вот только голодно ныне, — вставил я.

— А, голод приходит и уходит. А человеческое достоинство — оно вечно. Главное, не позволять его уронить.

Странное ощущение на меня накатило. В этом помещении, заваленном бумагами, канцелярскими принадлежностями, книгами, я ощущал какое-то умиротворяющее спокойствие. Здесь был островок тишины. И мне сейчас страшно не хотелось выбираться отсюда в бурю и суету будней. В душе начинали нарастать нервозность и какие-то темные дурные предчувствия по поводу того, что меня ждет за стенами этой пусть хлипкой, но все же крепости, где царят обыденность, размеренность и благословенная скука. Будто снаружи наползала туча, а меня гнали под дождь и молнии.

Господи, чем у меня голова забита? Надо срочно брать себя в руки. Тем более долго рассиживаться просто неприлично. И дела представителя «Севснабсбыттекстиля» тоже сами собой не сделаются. Так что я поблагодарил хозяина за добрый прием, баранки и отправился в путь.

Нужное учреждение нашлось в административном многоэтажном сером здании в стиле конструктивизма рядом с улицей Горького. Там располагалось штук десять контор различной важности, а заодно редакция газеты «Молот». И там царила вечная бюрократическая суета. Шуршала пневмопочта, так и не прижившаяся массово, но в некоторых конторах еще остававшаяся. Это когда не носишь бумаги, а сворачиваешь, засовываешь в специальный контейнер, который проносится по трубе к адресату. Однако от внедрения этой почты людей, бегающих с бумагами по коридорам, меньше не становилось. Совчиновники носились как оголтелые с папками и тубусами. Или важно шествовали с портфелями в сопровождении групп льстецов и референтов. Многие тащили по своим каморкам чайники и свертки с чем-то съедобным. Густо пахло табачным дымом. Этажи, пролеты, стеклянные двери. Галдеж. Жизнь кипела.

— Товарищ, где АХР? — спрашивали меня, а название такое, будто кашляешь и задыхаешься.

Я только пожимал плечами.

— Подскажите, пожалуйста, где контора «Взрывсельпрома»? — это следующий заблудший в лабиринте.

Господи, и в Сельпроме есть взрывники. Коллеги, так сказать.

— Не знаю, — отвечал я.

И вскоре уже сам спрашивал:

— Простите, где кабинет товарища Апраскина?

Мне в ответ тоже пожимали плечами.

Я с головой окунулся в это бурлящее болото. Стойко выстаивал в очередях. Сдавал одни бумажки и получал другие взамен. Потом отстаивал очереди для того,