Забытая Чечня: страницы из военных блокнотов - Юрий Щекочихин

Это написано почти десять лет тому назад. Я сам тогда думал, что это фантастика. Но реальность оказалась намного хуже.

Еще об одной встрече 2002 года. Вновь, как и годом раньше, известный правозащитник Андрей Миронов пригласил на встречу с представителями Масхадова, такую же неофициальную, как и тогда.

Но на этот раз — в Лихтенштейн.

Российскую сторону представляли четверо: два бывших спикера двух наших парламентов — Руслан Хасбулатов и Иван Рыбкин — и два депутата Госдумы — Асламбек Аслаханов и я. Один из тех, кто представлял чеченскую сторону, а точнее, Аслана Масхадова, был человек, российской общественности хорошо знакомый: Ахмед Закаев. В свое время он был (да и остается, по его мнению) вице-премьером Чечни и полномочным представителем Масхадова. Ахмеда мы множество раз видели в теленовостях: и когда, еще в прошлой, первой войне он был одним из активных участников переговоров с Борисом Ельциным, и совсем недавно, когда неожиданно для всех он провел трехчасовые переговоры в аэропорту Шереметьево-2 с Виктором Казанцевым.

Хочется, чтобы вы услышали точку зрения Ахмеда Закаева: ведь слово убивает только лишь в романтических произведениях прошлого… Услышали так, как услышал я там, в Лихтенштейне, на высоте полторы тысячи километров, в горах…

— Чечня проиграла войну… Но и Россия войну проиграла, — говорит Ахмед Закаев. — Все войну проиграли…

Мы просто гуляем по этому крошечному городку, забытому миром, — даже его название мне ни о чем не Говорит. Да ладно, пусть мир и не помнит. Зато здесь не знают слов «заложник» и «зачистка», не могут — даже в страшном сне — представить, как рвутся артиллерийские снаряды, не боятся тени вертолетов над головой (господи, какие здесь вертолеты — паропланы да дельтапланы!) и слово «тракторист» здесь — лишь обыкновенное название обыкновенной профессии, а не уголовная кличка подонка-террориста.

Ну, попали мы в яму… Выберемся? Или продолжим падать все ниже и ниже?..

Мы просто говорим, пользуясь перерывом в нашей встрече, откуда только что выгнали незваного представителя Бориса Березовского.

И говорим не только о войне.

Ахмед вспоминает своих друзей из Воронежа, с которыми вместе учился на актерском, и, как давний сон, перечисляет роли, которые он играл в театре. Идем, будто по московскому бульвару, будто по дороге в Ленком или в «Современник»…

Но все равно, все равно — о войне. Куда от нее денешься?

— Ваши говорят: «Какие переговоры? С кем переговариваться?» Да пока еще осталось с кем… С теми, кто вырос тогда, когда не было никакой войны и всего прочего, кто закончил российские вузы, кто книги читал, кто музыку слушал, кто хотя бы знает какие-то имена. А что дальше? Дальше-то что? Дальше-то с кем? Да они и тебя убьют за то, что ты русский… Просто — русский, — и, после паузы: — Да и меня заодно… Те, кто вырос за годы этих двух войн, ничего, кроме войны, не видел. Да и до войны, при Дудаеве, много ли видели, когда как плугом вспахали весь культурный слой?.. С кем-то когда-нибудь все равно придется говорить. Но как и о чем?

До самого рассвета мне не давали покоя эти слова Ахмеда Закаева.

На следующий день понял: подробнее, подробнее об этом. Точнее, точнее…

Этот наш разговор происходил уже накануне отъезда из Лихтенштейна.

— Ахмед, может быть, именно это новое чеченское поколение, которое выросло под бомбежками и вообще не прошло элементарную школу, и есть сегодня самый главный вопрос для нас всех, кто еще готов обсуждать, что делать. Обсуждать, а не только бряцать оружием и пугать друг друга? Ведь, наверное, парень, которому было десять лет тогда, уже сегодня, семнадцатилетний, не сядет со мной, например, за стол переговоров? Да и ни с кем не сядет, боюсь…

— Для нас, для чеченцев, — это самый злободневный вопрос. Да, за десять последних лет у нас выросло поколение войны. В его сознании четко отложилась одна серьезная вещь: русские несут смерть, русские — враги…

— Да уже и в России чеченец воспринимается как преступник и террорист…

— Когда я говорю, что мы представляем сейчас последнее поколение, прежде всего я имею в виду, что Аслан Масхадов, законно избранный президент, еще может обеспечить мир. С ним еще можно говорить, можно договариваться по тем проблемам, которые нам иногда кажутся абсолютно тупиковыми. Об этом говорил неоднократно сам Масхадов: между Россией и Чечней не существует неразрешимых проблем. И я тоже полностью с ним согласен. Но мне кажется, что мы сами их порождаем… Согласись, что в любой войне победить очень трудно…

— В этой — невозможно…

— Да, войну мы проиграли, и Россия, и Чечня. Но сейчас мы стоим перед колоссальной опасностью — потерять мир. Навсегда.

— Но вы знаете официальную российскую точку зрения: войны нет, война закончилась. Есть только остатки бандформирований, с которыми ясно, что нужно делать… Я понимаю, что все это новый виток официальной пропаганды, которая воздействует не только на умы людей, просто людей, без чинов и званий, но и на президента Путина. Что же происходит на самом деле?

— Вы сами уже ответили на этот вопрос… Может быть, война закончилась для Путина, для Квашнина, для других высокопоставленных военных чиновников, которые на этой войне ничего не теряют, наоборот, только приобретают. Когда идет война — любая война — военные на первом плане. Это и звания, и должности, и ордена, и известность… Но Россия — огромная страна, и я вас уверяю, что ежедневно туда, в Россию, приходят похоронки. Для женщин, матерей, сестер тех солдат и офицеров, кто гибнет ежедневно! — повторяю, ежедневно! — эта война не закончилась и никогда не закончится. Не вернешь сына, брата, отца…

— То есть, вы считаете, что цифры потерь — а цифры очень большие, только убитых под три тысячи, как сообщает Генштаб, — не достоверны?

— Мы не занимаемся подсчетом потерь с российской стороны, но есть те же Комитеты солдатских матерей: они называют цифры неизмеримо большие… Это о том, что «война закончилась». И у меня тут же вопрос: если сегодня в полном объеме применяется артиллерия, авиация и каждый день идут боестолкновения…

— Каждый день? Убеждены?

— Каждый день!

— То есть российская о бщественность просто не знает о них?

— Не знает и не узнает! Ведь сегодня Чечня закрыта и для правозащитников, и для представителей международных организаций, и даже для журналистов… В Чечне сегодня полный хаос и правовой беспредел… Ну а что касается разрозненных групп боевиков, против которых проводятся лишь «спецмероприятия», то хочу напомнить: в россииско-чеченских отношениях это не ново. В 96-м году Завгаев упорно доказывал россиянам, что война закончилась и в Чечне добивают последние двадцать — тридцать человек, которые «бегают по горам», а в тот самый день бойцы сопротивления штурмовали правительственные здания. Он-то сидел в Москве, и эта война для него давно закончилась, хотя, впрочем, для него она и не начиналась… Сегодня — ситуация точно такая же.

— Такая и не такая…

— «Не такая» только в одном. В 96-м году невозможно было скрыть все это. Тогда журналисты честно выполняли свой профессиональный долг…

— А сегодня, считаете, не выполняют?

— Да, к большому сожалению, должен констатировать: нет, не выполняют! И доля вины журналистов за то, что происходит в Чечне, на мой взгляд, есть. Думаю, когда пройдет время и будет дана точная правовая оценка этим событиям, многим журналистам станет очень стыдно. Настолько заметен откат назад, возвращение к тоталитарному режиму, что только самый наивный человек может это не чувствовать и не видеть. Мы же с вами жили при «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!» Все эти лозунги, все эти съезды, решения этих съездов — мы же с этим росли! И сегодня картина повторяется, но если тогда вывешивались везде двадцать (или сколько там было) портретов членов Политбюро, то сегодня один портрет — Путина! Да, я знаю многих людей, в том числе и журналистов, которые искренне переживают из-за событий в Чечне, но они одиноки, потому что официальная Москва, официальная элита, кто молча, кто громко, поддерживают то, что делает Путин в Чечне. И не только в Чечне! Мне кажется, сегодня беда россиян в том, что они не хотят знать правду. Был опыт царской империи, советской империи, потом — претензии на новое, демократическое государство. Но гражданское общество так и не было сформировано. В советской империи под бурные аплодисменты трудящихся расстреливали интеллигенцию. Сейчас, мне кажется, могут повториться эти же аплодисменты — «бурные и продолжительные».

— И знаете, что меня удивляет в сегодняшней официальной пропаганде? Когда смотришь официальную хронику из Чечни, создается ощущение, что, с одной стороны, воюет цивилизованная российская армия, а с другой — какие-то отморозки, спустившиеся с гор. Хотя я знаю и многие мои товарищи, кто работал или работают в Чечне, знают, что среди чеченского сопротивления, среди боевиков (называйте как хотите) много людей образованных, много интеллигенции… Не одни же «трактористы» представляют чеченский народ!