Проклятие Гиацинтов - Елена Арсеньева

Но из-за чего? Ведь, когда они расстались полчаса назад, Ларисса была безмятежна и весела. Что могло случиться с ней потом? Или она просто искусно скрывала свои чувства, свое раздражение и даже ненависть? Но к кому? Чье появление на примерке привело ее в такое состояние? Не Алёны ли Дмитриевой? А почему? По фигуре Ларисса вполне сгодилась бы на роль женщины в алой блузке, которую ищет Алёна. Что, если она была в тот день у машины? Что, если заметила Алёну? Что, если узнала в ней не только писательницу Дмитриеву, но и невольную свидетельницу происшествия около «Газели» — убийства… Но каким боком тут замешана Ларисса? Не она ли прикончила беднягу Коржакова?

— Как по-вашему, в чем тут дело, из-за чего Лариса с глузду зъихала? — спросила в эту минуту Галина, выдав свое малороссийское происхождение и оторвав нашу героиню от размышлений.

— Не представляю, — пожала та плечами, но сейчас она, конечно, не стала бы класть руку на Библию, а тем паче — поостереглась бы разбрасываться страшными русскими народными клятвами… развались моя утроба… бр-р, не дай бог!

— Мне кажется, — Галина таинственно округлила глаза, — Ларисса Ладу приревновала.

— Что?!

Вот так номер…

— Ну да, приревновала к какой-то женщине, которая пришла на примерку. — Галина глянула лукаво: — Ведь вы у нее получили пригласительный? Уж не вы ли стали яблоком раздора между двумя этими лесбюшками?

— Я… да вы что… да вы как… — забормотала Алёна, совершенно сбитая с толку и скандализированная до нервных судорог.

— Шучу, шучу, — рассыпчато хохотнула Галина. — Я о писательнице Дмитриевой кое-что слышала! — Она с шутливой укоризной погрозила пухленьким, отлично отманикюренным ноготком. — Вы, конечно, дама веселая, чем и восхищаете всех, но уж в порочащих вас связях с женщинами замечены точно не были. На вас, впрочем, клеймо стоит, за версту видно: натуралка. На мне, надеюсь, тоже! А вот Ларисса Сахарова… я ее давным-давно знаю, наши отцы когда-то вместе в облисполкоме работали, только Павел Петрович Сахаров был зампредседателя, а мой — завотделом. У Лариссы приключений в жизни было — выше крыши, сплошные скандалы, и заминать их удавалось только благодаря должности ее отца.

— Могу себе представить, — покачала головой Алёна, — в те времена однополая любовь вообще была чудовищным нонсенсом.

— Да нет, — снова рассыпала хохоток Галина, — однополая ее теперь только стала привлекать, а раньше Ларисса… тогда ее просто Ларкой звали, Лариской, причем с одним «с», без всяких этих древне-греко-римских глупостей! — вполне обычной бабой была. Вечно у нее с мужиками скандалы приключались, с кем-то она сходилась, с кем-то разводилась, ее даже из университета со второго курса выгнали. Правда, отец замял скандал, пристроил ее куда-то доучиться, в химико-технологический, если не ошибаюсь, куда никто не шел, но все у нее было не как у людей, пока она за этого Николая Шестакова, перспективную деревенщину, не вышла. Кстати, он, сколько я помню, тоже из Правобережной родом или откуда-то из тех мест, был инструктором райкома, потом его в горисполком взяли, потом в облисполком… Вырос, короче, как и все, из народа. И все же, по-московски выражаясь, — лимита, из области, многие удивлялись, как это Сахаров Ларку за Николая Шестакова отдал, тем паче за вдовца с двумя детьми, а ее больше никто не брал, потому и выдал, оторву такую. Слишком много вокруг нее мужей и любовников крутилось, слишком много о них болтали, вот и решил отец на чужой роток накинуть платок. Ну что ж, Шестаков оказался мужиком верным, вроде бы они хорошо с Ларисой жили или роль такую играли, не знаю, но скандалы точно кончились. И, наверное, Ларка в самом деле была ему благодарна, потому что, когда Шестаков погиб вместе с младшим сыном, она долго траур носила, а с Микки своего, ну, со старшего парня шестаковского, до сих пор пылинки сдувает, вот и невесту ему нашла, какую-то дурочку деревенскую, чтобы была тише воды и ниже травы, чтоб девица и с хорошей репутацией… Слушайте, а ведь я знаю! — вдруг прервала она саму себя и даже по лбу звонко ладошкой шлепнула. — Как же я сразу не поняла?! Ведь Ларисса Ладку к Евгении приревновала! Ну точно, я вам говорю. К этой, которая «Красным шерлом» заведует.

— Раскрашенная такая? — хмыкнула Алёна. — Не могу поверить. Ларисса в сто раз интереснее, а эту небось год отмывать надо, да еще и неизвестно, что наружу покажется.

— Точно, точно! — залилась смехом Галина. — Евгения так красится всегда, словно у нее не физиономия, а палитра, ну, знаете, как у художников. Вообще-то для меня новость, что она тоже… эта… я, честно говоря, думала, у нее роман с одним парнем. Кстати, Евгением его зовут, они тезки, он модный скандальный художник, я его в «Красном шерле» не раз видела, правда, рядом их не наблюдала, может, он просто так туда ходит, камушки посмотреть…

В это мгновение прозвенел мобильный Алёны, извещая о приходе нового сообщения, и она мигом забыла и о Галине, и о Лариссе, и о скандальном происшествии, и вообще обо всем на свете, потому что мигом догадалась, от кого это послание. Ужасно захотелось прочесть его немедленно, и в то же время страшновато было.

— А вот и ваш «Спар», — сказала Галина, явно огорченная тем, что интересный разговор закончился. — Приехали. Спасибо за компанию, до завтра.

— Спасибо вам… а почему до завтра? — непонимающе взглянула Алёна.

— Ну как же? — изумилась Галина. — Завтра же шоу-перешоу, на котором мы должны наши фигуры демонстрировать… в смысле, платья на фигурах. Забыли? Или раздумали приходить? Тогда надо Людмиле позвонить, но у нее точно разрыв сердца будет, где сейчас другую модель искать?

— Нет, что вы, — забормотала Алёна, выбираясь из машины. — Я, конечно, приду… я не забыла, приду, все это страшно интересно… до завтра!

На самом деле ей ничего не было интересно, кроме пришедшего сообщения.

Ну вот, теперь она одна, можно его прочитать.

А зачем? Алёна ведь доподлинно знает не только от кого оно, но и о чем. Можно представить, что там написал получивший отставку оскорбленный молчел… Зачем ловить негатив? Его и так в жизни предостаточно. И у Алёны Дмитриевой, Елены Ярушкиной то есть, имеется масса дел, которые нужно решать, а не загружаться всякой мелочью вроде расставаний с любовником. Да имя им — легион, их столько было и будет еще, этих любовников и разлук…

«Не о любовниках надо думать, а о своих проблемах, которых выше крыши. К тебе ментура руки тянет, — укоризненно подумала Алёна жуткой фразой, вычитанной в каком-то детективе (ну да, хоть чукча не читатель — чукча писатель, с нашей чукчей все же случалось такое, она читала и других авторов, кроме себя… например, Дика Френсиса обожала и Себастьяна Жапризо, но эта фраза, конечно, не принадлежала ни тому, ни другому!), — а ты — любофф, любофф… Вот не стану читать Дракончегову эсэмэску, нарочно не стану! Буду волю воспитывать. На чем это я остановилась… расследование мое… да, оно зашло в тупик. На шоу-перешоу я схожу, конечно, назвался, так сказать, груздем… в самом деле, вдруг что-то там высмотрю интересное? Но все равно нужно искать Смешарина или хотя бы подходы к нему. В милиции не скажут, это ясно. Отец наш дон Рэба, в смысле, Лев Иваныч Муравьев, невесть когда вернется, опять же, его спросить неловко, у султана не просят мешочек риса, Лев Иваныч мне еще пригодится, если меня все же повлекут под белы рученьки в КПЗ, или куда там обычно влекут? У кого же спрашивать о Смешарине? Батюшки… а об Инке-то я и забыла!»