Сабля и крест - Олег Говда

— Гм, — немного смутился оборотень и перешел в наступление. — Довольно обо мне. И чего вы женщины всегда такие хитрющие? Хоть живые, хоть… не совсем. Лишь бы голову заморочить, а сколько тебе лет — так и не сказала!

'Пятнадцать могло исполниться…'

Опричник отчетливо услышал, как зазвенели слезы.

— Что ж, я согласен, девонька… — проговорил торопливо и, как можно бодрее. — Хватайся за полу жупана, и пойдем. Мне еще Тихона искать. А солнце уже вон как высоко. Еще немного, земля подсохнет, трава поднимется — пропадут следы. Лови тогда ветер в поле.

'Не надо его искать, сам обратно придет'.

— Вот как! — воскликнул Василий, и тот час почувствовал, как по его затылку провели прохладной ладошкой. — Сила Божья! — не сдержал изумления, и невидимая ладошка опять погладила его. — Гм… Должен признать, что такое успокоение очень даже приятно. Ты только не переусердствуй, ладно?.. Почем знаешь, что Тихон сам сюда вернется? Духам будущее открыто?

'Не так, чтоб очень, но кое-что мы видим. Но про убивца гайдука я и без заглядывания в будущее могу угадать. Он как на коня вскочил, так прямо перед собой и погнал, верно?'.

— Следы на север ведут, — согласился Орлов. — И что из этого?

'Там дальше сплошные топи. Версты через четыре в них упрется и начнет туда-сюда по берегу шататься. А потом и обратно вернется'.

— А если брод найдет?

'Не найдет. Туда даже дед мой не совался. К нам только с востока и запада лошадьми подъехать можно. С юга — вплавь или на лодке. А с северной стороны — нет дороги. Хочет, не хочет, а если жизнь дорога — вернется гайдук'.

— Ну, не сидеть же мне камнем, — хмыкнул Василий. — Давай, хоть навстречу ему выйдем?

Призрак промолчала, давая опричнику возможность самому принять решение.

Оборотень немного потоптался, переминаясь с ноги на ногу, словно застоявшийся конь, а потом сказал такое, чего вероятно и сам от себя не ожидал.

— Алена, а ты всегда так, ммм… выглядишь? Или можешь, ммм… как-то… ну, это…

'Принять человеческий облик?'

— Точно.

'Могу. Но на это мне больше жизненной силы зачерпнуть понадобится'.

— Бери, — махнул рукой Орлов, садясь на землю. — Если никого догонять не надо, то, может, не сомлею? А то мне как-то неловко общаться то ли с облаком, то ли с туманом. Поневоле станешь о здравии собственного рассудка задумываться, хоть и повидал на своем веку всякого разного, а все никак не привыкну. Оборотни, чародеи, нежить всякая, куда не шло, а души неупокоенные — это нечто иное. Не правильное, что ли. Согласна?

'Да'.

— Ну и ладно, договорились. Давай, попробуем.

Призрак ничего не ответил, а Василий почувствовал, как он все-таки устал за прошедший день и бессонную ночь. Бой со стаей воронов, путешествие под грозой, когда и раны еще, как следует, не затянулись, убийство, копание могилы сказались даже на его железном здоровье. И если бы не опасения упустить убийцу Семена Вихрастого, он охотно сейчас подремал бы, хоть до полудня.

Мгновением позже Орлов с трудом продрал глаза и присвистнул от удивления. Перед ним стояла прехорошенькая девчонка. С тех бутонов, что вот-вот распустят лепестки. Ставная, русоволосая, чуть курносая, с задорно надутыми губками. И только не подпоясанная, белоснежная сорочка, свободно спадая вниз и закрывая ступни, напомнила запорожцу, что перед ним привидение.

— За подобную красоту и целой жизни не жалко, — сказал Орлов, вздыхая. — Не то, что щепотки… Проклятые людоловы, какой цветок сгубили!

Все-таки не зря беспокоился Василий и сопротивлялся сну. В иных условиях мог и пропустить Тихона. Назад убийца возвращался медленно, потихоньку, дремля в седле. Не найдя брода в топях, он пустил поводья, доверив лошадям самим выбирать дорогу. А те, измученные безумной скачкой и грозой, уныло брели с опущенными головами, совершенно равнодушные от усталости ко всему на свете. Поэтому, когда к их мордам метнулось белое облачко, они не шарахнулись от испуга, не взвились на дыбы, а просто остановились.

— Не трогай его! — подхватился Орлов. — Это не женское дело!

Аленка и не возражала. Бесшумно уплыла за спину опричника, предоставляя живым самим разбираться в своих правах.

Тихон был так уверен в собственной безопасности, что вовсе не берегся. Он даже не понял спросонья — что это за человек ухватил и держит его коня за недоуздок.

— Ты кто такой, голодранец? — произнес удивленно, еще не разобрав спросонья, во что одет незнакомец, но заметив, что одежка явно с чужого плеча. — И чего тебе от меня надо?

— Возможно, я твоя потерявшаяся совесть… — ответил Орлов. — Слезай, Тихон, приехал.

— Совесть? — узнавая цвета жупана, встревоженно переспросил гайдук, дергая узду. Но Василий крепко держал лошадь. — Эй! Не знаю, кто ты такой, да и знать не хочу, но лучше уйди с дороги по-доброму.

— Меня ты не знаешь, верю, — кивнул Орлов. — А Семена Вихрастого — тоже забыл?

— Семена? Какого еще Семена? — пробормотал тот, испуганно тараща глаза на призрак, присутствие которого только что заметил, и заметно побледнел.

— Не помнишь, значит… — хмыкнул Василий. — Ну, и черт с тобой. Покойник тебя простил, а я не ангел-мститель. И хоть наказать негодяя — дело богоугодное, отдай мне те деньги, что Черешнянский сотник на выкуп дочери доверил, и убирайся хоть прямиком в ад, к черту лысому. Не стану мараться…

— Деньги! — взвизгнул харцыз, хватаясь за эфес сабли. — Деньги?! Так получи!..

Орлов быстро отпустил уздечку, схватил гайдука за ногу и сильно толкнул вверх. Не ожидая такого подвоха, Тихон потерял равновесие, не удержался в седле и грохнулся на землю с другого боку лошади.

— Господь мне свидетель, — очень серьезно произнес оборотень, приступая ближе к гайдуку. — Мне не нужна твоя никчемная жизнь. Но я обещал покойному освободить дочь сотника, а для этого необходимы деньги. Давай сюда кошель, лошадь Семена я тоже заберу, и разойдемся миром.

Но Тихон даже не думал так легко распрощаться с добычей, ради которой убил товарища. Гайдук упруго вскочил и вынул оружие. Саблю и кинжал. Видимо, не слишком опытному парню казалось, что чем больше железа в руках, тем легче достать врага. Или видел при господском дворе, как фехтует знать. Но тяжелая казацкая сабля — не деликатная шпага. Ее полет дагой не остановить. Да и испанская позитура — внешне лихая и привлекательна для женского глаза — для настоящего, смертного боя не годится. Не дуэль…

Всего лишь трижды звякнула сталь, а левый рукав гайдука уже потемнел ниже локтя, а на примятую траву с безвольно разжатого кулака вслед за кинжалом упали тяжелые, черные капли.