Гранатовый сок - Дмитрий и Наталья Соколовы

сегодня с утра мне каким-то образом удалось предусмотреть такое развитие событий. Я взглянул на Михаила с ангельской невинностью:

– Сухарики с чесноком, – моя рука вытащила на свет шелестящую упаковку. – Вот. Думал перекусить в обед.

– Что же тебе, наша столовая не понравилась? – пробасил тот и вдруг расхохотался, сбрасывая с себя напряжение. – Гриня, ну! Обижаешь!

– Да вовсе н-н-нет, – выдавил из себя я. – Столовая у вас отличная, просто… идти далеко и…

– Да не выдумывай! – не дослушав, он меня перебил. – Мы нашего дорогого гостя без полноценного обеда не оставим!

Но пакетик отбирать не стал, только хмыкнул и добавил многозначительно:

– А вообще, ты угадал. Мы тут тоже все любим чесночком побаловаться… Ну, проходи-проходи, не стой в дверях!

После такого фееричного начала рабочего дня едва ли я смогу сосредоточиться на важных делах – подумал я. Так оно и вышло. Около часа промучив злосчастную базу данных, я сдался и решил лучше заняться Валеркиной «жопой». «Жопа.doc» по-прежнему висел в документах, его никто не заметил и не удалил. А может быть, просто не посчитал нужным?

Ко мне пришла идея прогнать зашифрованный файл по всем известным паролям из тех, которые стояли у нас в офисе. Конечно, задача значительно упростилась бы, если бы на компьютер, который предоставил мне СКОК, можно было бы скинуть программу по перебору паролей. Но, увы, придётся действовать вручную. Накануне я распечатал список рабочих паролей всех наших сотрудников и теперь методично вводил их один за другим, вычёркивая варианты, которые не подходили.

Сотрудников в нашей «очень крупной компании» было много, паролей тоже. Сначала я перебрал все универсальные пароли, потом пароли руководства, потом айти-отдела, в конце концов, отчаявшись, перешёл к бухгалтерии. Честно говоря, я был уверен, что одна из первых комбинаций сработает – если Валерка хотел бы оставить «весточку» одному из своих приближённых, то воспользовался бы известным для них паролем. Но, нет. Файл по-прежнему не поддавался.

За пять минут до обеда я всё же признал очередное фиаско и, ради прикола, вбил в окно свой личный пароль. Не глядя на экран, нажал «enter», и вдруг – вуаля – документ, вместо того, чтобы снова ругнуться на меня, открылся.

Там оказалось совсем немного текста:

«Гриша, если всё вышло так, как было запланировано, то на этот проект назначили тебя. Впрочем, это не столь важно.

Кто бы ты ни был, если ты читаешь это – беги отсюда!

Они не оставят тебя в живых».

В общем, на обед я всё-таки не пошёл. Расхотелось.

* * *

«Мне исполнилось шестнадцать, а на следующий день началась война. Войне было всё равно, сколько мне лет. Война не жалеет никого: ни молодых, ни старых. Всем нашлось место в этом аду…

Уезжая на фронт, папа поцеловал нас и сказал, чтобы мы берегли себя. Мама, провожая его, расплакалась. А я нет. Я держалась. Неожиданно для самой себя за эту неделю я повзрослела на целую жизнь.

Мы ещё тогда не знали, что больше папу не увидим. В конце лета пришла похоронка – папа погиб под Смоленском. Вот такое странное, леденящее душу совпадение – под Смоленском он родился и там же, спустя всего каких-то сорок лет погиб…

Осенью учебный год в мединституте не начался. Станция, сквер у института и сами аудитории – всё опустело. Ни одного студента. Наткнувшись у входа в здание на директрису, я не узнала в ней той самой грозной Зинаиды Михайловны. На меня смотрела похудевшая, ссохшаяся женщина за пятьдесят с грустными глазами и растерянным лицом. Я, тем не менее, обратилась к ней по имени отчеству, спросив, что случилось. В ответ она махнула рукой:

– Лишнее это. Никакая я теперь не Зинаида Михайловна. Зови меня тётей Зиной.

Она села прямо на ступени перед институтом и жестом пригласила меня сесть рядом. Чуть помолчав, поинтересовалась, как меня зовут и кого я ищу. Потом со вздохом объяснила, что всех студентов мобилизуют, учиться больше будет некому. Институт, скорее всего, закроют. Потом она расплакалась. От её слёз я будто оцепенела, просто сидела, затаив дыхание – такая же потерянная и встревоженная.

– Ты приходи, приходи сюда, как раньше, – сказала она мне на прощанье. – Жди его, где и прежде. Если любит, он придёт. Придёт с тобой попрощаться.

Так и случилось. Мы встретились с Антоном в нашем месте, на станции. Нещадно пекло солнце, на перроне было безлюдно, а от тех редких людей, что попадались мне, веяло каким-то холодным, оцепеняющим страхом.

Антон долгое время стоял в тишине, пряча глаза. Потом вдруг обнял меня и крепко-крепко прижал к себе. В следующий миг будто лопнула какая-то невидимая струна внутри него, и он взорвался словами:

– Света, прости меня. Прости, что не приезжал, что оставил тебя одну. Я ничего не понимал, словно новорожденный младенец, ничего не знал о жизни. Мне казалось, что впереди целая вечность. Я не ценил время. Дни, которые были даны мне. Казалось, что все эти чувства, вся эта любовь – ерунда. Успеется. Подождёт. Что есть нечто более важное – учёба, книги, отличные оценки. Теперь я понимаю, как всё это глупо. Там, куда я уезжаю, всё это не пригодится…